А всё-таки музыкантами рождаются или становятся? На этот простодушный вопрос ответят, не задумываясь: «Рождаются!», – и скажут, что природные способности необходимо развивать многолетней и многотрудной работой.
Когда же речь заходит о дирижировании, самой сложной из музыкальных специализаций, ответ нередко заменяет расхожая мысль о «профессии второй половины жизни», которая требует различных навыков и знаний, исполнительского, да и просто житейского опыта, хотя неудачи на дирижёрском поприще, постигающие высокоталантливых или даже выдающихся солистов, заставляют снова и снова задумываться о врождённом дирижёрском таланте – капитале, что даётся молодому музыканту в самом начале его долгого пути к осознанному мастерству.
К большому сожалению, произвол за пультом весьма успешно камуфлируют под творческую свободу. Конечно, чтобы разбудить ленивую привычку, сбить инерцию, согнать с некоторых явлений самодовольный жирок, нужна «свежая кровь». Но как часто мы наблюдаем «кровопускание с летальным исходом», когда в жертву приносят и профессионализм, и хороший вкус!
Что же противопоставить этому? Убеждённость: перспективные дирижёрские таланты есть. С восемнадцатью из них, выпускниками мастер-курса Юрия Симонова, можно было познакомиться на отчётном концерте, состоявшемся в Зале имени П.И. Чайковского в июле. Встречу с этими «мушкетёрами дирижёрской профессии» я смело отношу к числу важнейших событий года и благодарю Юрия Ивановича за открытие новых имён. В статье «Вместо шпаги – дирижёрская палочка» («Музыкальная жизнь» № 7-8) мне показалось важным написать о каждом из них хотя бы несколько слов. Но слушатель, даже если он обременён ответственностью эксперта-критика и стремится всей душой к объективному высказыванию, неизбежно ищет того, что сопрягается с его собственными художественными симпатиями. Поэтому, не желая обидеть замечательных музыкантов, выступивших в тот вечер, я оставлю за собою право написать подробнее об одном — Руслане Бекмаеве.
Какими качествами обладает этот дирижёр?
Прежде всего отличным исполнительским аппаратом. Его мануальная техника не красива в отвлечённом (или показном) смысле, но выразительна в связи с результатом, к которому обращена. Разнообразие задач порождает разнообразие приёмов. Тактирование функционально, логически обосновано. Жест взыскателен. Дирижёр то очерчивает мелодическую линию «острым резцом», то лепит, подобно скульптору, аккордовое многоголосье. Фактуру и голосоведение он чувствует прекрасно.
Внешняя собранность не противоречит горячему темпераменту, который, в свою очередь, подчинён порядку. Трактовки превосходно сделаны, традиционны, цельны. И если музыкант не всегда решается на столкновение контрастов, а находит, так сказать, средний знаменатель качественных и количественных соотношений динамики, темпов или штрихов, взамен он предлагает разумное взаимодействие элементов формы, где каждый следующий элемент, как намагниченный, притягивается к предыдущему.
Главное достоинство этого исполнителя в том, что он не понукает музыкой, внимателен к её развитию, течению, поворотам. Вообще, умение соразмерить музыкальный такт с тактом дыхательным отличает дирижёров, владеющих духовыми инструментами (Руслан – кларнетист). Поэтому антракты из «Кармен», которые он исполнил на гала-концерте в Москве, стали удачей. Так естественно, без напряжения прозвучал диалог между флейтой и кларнетом в начале третьего антракта или перекличка между флейтой и скрипками в конце четвёртого, такую энергию задавал ритм – пульсирующий, живой, точный.
Я думаю, что симфоническими антрактами дело не ограничится и Руслан обязательно придёт к освоению оперного репертуара, который мобилизует силы и ставит комплексные задачи, помогает развить драматургическое мышление музыканта. Собственно, музыкальный театр, как и воспитание коллектива, традиционно создаёт больших дирижёров. И тут самое время сказать о школе.
Наставник Руслана в Государственной консерватории Узбекистана — Владимир Неймер. Он обладает, кажется, таким же чутьём на дирижёров, каким обладал Пётр Соломонович Столярский на скрипачей. Учеников Владимир Борисович примечает рано и руководит их становлением не меньше десяти лет. Если вспомнить, что учителем самого Неймера был выдающийся узбекский музыкальный деятель Мухтар Ашрафи, нетрудно проследить творческую генеалогию, дойдя до Петербургской–Ленинградской школы.
Руслану Бекмаеву чуть за двадцать. Но разве поверяют те самые «врождённый авторитет» и «внутреннюю динамику, берущую начало в сфере воли», которые Бруно Вальтер называл основой-основ дирижёрского дарования, молодостью? Вовсе нет. Пересматривая записи выступлений дирижёра с Академическим симфоническим оркестром Московской филармонии, с камерным оркестром «Туркистон», не замечаешь на лицах оркестрантов снисхождения к возрасту – только сосредоточенность и радость от совместного музицирования.
Я думаю, что дирижёрская профессия выиграет, если в неё войдут на полных правах музыканты, подобные Руслану. Но если кто-нибудь усомнится, не раздаёт ли автор статьи поспешных авансов и, может быть, всё сказанное о молодом музыканте – только «ауфтакт» к его будущим успехам, автор скажет: дирижёрам хорошо известно, что благополучное начало и продолжение совместной игры, характер музыки, темп, образное содержание напрямую зависят от овладения искусством ауфтакта. Кроме того, разве не должен критик увидеть лучшее, что есть в артисте, и что в нём может открыться, стоит проявить к нему, по слову М.М. Пришвина, «родственное внимание»? Я верю, что герой моей статьи таков, каким я его описала. Во всяком случае, искренне хочу, чтобы именно таким он был.
Екатерина Шелухина,
искусствовед, критик,
старший преподаватель факультета искусств
МГУ имени М.В. Ломоносова
