Две «Богемы» Пуччини в одном сезоне кинотрансляций
Рапсодия именно богемная, а не богемская, если кто-то думает, что закралась ошибка и что в виду имеется нечто связанное с Богемией (исторической областью Центральной Европы, ныне западной частью современной Чехии). Нет в заголовке и тени намека на «Богемную рапсодию» («Bohemian Rhapsody»), знаменитую композицию британской группы «Queen», тоже, кстати, богемную, а не богемскую, как иногда пытаются у нас переводить. Как следует из подзаголовка, речь на сей раз пойдет о двух постановках популярнейшей оперы Джакомо Пуччини «Богема», случайно оказавшихся в одном эфире одного театрального киносезона. Обе продукции – постановки новые, премьеры нынешнего сезона 2017/2018, и приобщиться к обеим на киноэкранах России оказалось возможным благодаря отечественному кинодистрибьютору Opera HD.
Первую премьеру, приурочив ее к открытию сезона, 11 сентября выпустил лондонский Королевский оперный театр «Ковент-Гарден». Прямая трансляция прошла 3 октября, но увидеть спектакль автору этих строк довелось лишь на одном из повторных показов в декабре. Вторая премьера состоялась в Парижской национальной опере (в Опере Бастилии) 1 декабря, и 12 декабря, вслед за «Богемой» из театра «Ковент-Гарден», с ней удалось познакомиться как раз на прямой трансляции. Музыкально-эстетический след лондонская «Богема» оставила в душе весьма позитивный, а парижская ничего, кроме чувства досады и протеста, связанного с очередной профанацией оперы как театрального жанра, принести не смогла, несмотря на то, что музыкальные силы в Париже лондонским ничуть не уступали.
Когда-то среди меломанов был в ходу довольно банальный анекдот: приходишь в театр на «Богему», открываешь программу, а партия Богемы в ней и не указана, вот ведь незадача! Еще недавно при советской власти богемой довольно пренебрежительно называли «творческую интеллигенцию», а сегодня, в новейший период «неразвитого российского капитализма», перевод этого термина как будто уже и не требуется: если ты не олигарх, значит, в широком смысле слова, богема... Но если мы откроем французский словарь, то этимологией понятия будем несколько удивлены, ведь bohémien значит «цыганский», а bohème – буквально «цыганщина», хотя такого вульгарного смысла это слово в себе, конечно же, не несет, обозначая именно образ существования, уклад жизни.
Уклад жизни героев романа Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы» («Scènes de la vie de bohème»), ставшего основой либретто Луиджи Иллики и Джузеппе Джакозы, на которое Пуччини написал свою знаменитую оперу, неразрывно связан с Парижем середины XIX века. Сей труд, вышедший отдельным изданием в 1849 году, критериям жанра романа всё же отвечал лишь условно, но имел весьма шумный успех. И он стал одной из тех историко-географических констант, изменение визуальных акцентов которой в оперных постановках, в соответствии с «псевдоактуальными» запросами режиссеров нашего времени, допустимо лишь тактичное и вдумчивое, но никак – безрассудное и волюнтаристское. Первым путем и пошли в Лондоне – путем современной мобильности, даже, если хотите, сценографической упрощенности, при которой аромат Парижа XIX века, пусть язык оперы – итальянский, а музыка пронизана страстями веризма, всё равно ощущается поразительно сочно и ярко!
Об этом весьма изящно, но и весьма основательно позаботились режиссер Ричард Джонс, сценограф и художник по костюмам Стюарт Лэйнг, художник по свету Мими Джордан Шерин и постановщик сценического движения Сара Фахай. Маленький человек, затерявшийся в большом социуме, – вот, что красной нитью проходит через их спектакль. Маленький человек как представитель класса богемы – песчинка огромного и жестокого мироздания, стремящегося подмять под себя всё и вся, и мимолетные судьбы маленьких людей в холодном космосе бытия подобны следу комет, бороздящих галактики: судьба свершилась, жизнь пролетела – и нет уж ничего, что напоминало бы об этом…
Подобный аспект в лондонской постановке реализован как увлекательная и очень правдоподобная игра в реальность за счет создания концентрированно-емких островков театра, микрообъемных срезов реальной жизни: в основном, интимно-камерных, и лишь во втором акте, в празднично ликующем Латинском квартале, – массово-«эпических». Опера в четырех актах идет с одним антрактом, и «ручная», на глазах зрителей, смена сценографии словно бы постоянно подчеркивает, что это игра, но выстраиваемая по законам жизни. В первой части спектакля интерьер утлой мансарды в Латинском квартале, в которой живут четверо друзей (поэт Рудольф, художник Марсель, музыкант Шонар и философ Коллен), меняется на эффектное пиршество нарядных экстерьеров Латинского квартала.
Во второй части (в начале третьего акта) после шумного и многолюдного центра парижского мироздания мы переносимся в заброшенный уголок вселенной – на глухую заставу на окраине Парижа. Именно здесь драма отношений Рудольфа и появившейся в его жизни гризетки Мими достигает надрывной кульминации на фоне гротесково-комической коллизии отношений другой пары – Марселя и Мюзетты. Перемена сцены приводит в ту же мансарду, с интерьера которой опера и начиналась. Словно очерчивая круг любви и жизни, отношения Рудольфа и Мими, которые завязались здесь в начале оперы, приходят к их трагической развязке. Несмотря на тщетные попытки друзей помочь влюбленным, неизлечимо больная Мими умирает, а мы, чего всегда и добивается Пуччини своей лаконичной, но рельефно-выразительной музыкой, в который раз, словно по его невидимой команде, льем слезы – очищающие и возвышающие «слезы искусства».
Но на этот раз катарсис особо силен, и в нём «повинен» не только сам гений Пуччини. Необычайно притягательны мастерство певцов-актеров и психологически пронзительная, глубоко чувственная интерпретации знаменитого итальянского маэстро Антонио Паппано. Потрясающе красочно, с четкой расстановкой музыкально-драматических акцентов, звучит оркестр под управлением Густаво Дудамеля и в парижской постановке: этот венесуэльский дирижер (ставленник национальной государственной системы музыкального образования «El Sistema») молод, талантлив и давно уже всемирно известен. Но фактически обесценив плоды как вдохновенного творческого труда дирижера, так и певцов-солистов (хочется думать не намеренно, а от катастрофически фатального отсутствия конструктивных идей), немецкий режиссер Клаус Гут, кажется, сделал всё, чтобы на корню убить и музыку Пуччини, и эстетический замысел его либреттистов.
Постановка «Риголетто» Верди на этой же сцене, осуществленная Клаусом Гутом в сезоне 2015/2016, блеском режиссерской идеи также не отличалась, но его «Богема» – случай абсолютно не рецензируемый, чистой воды дилетантство, которого в современном режиссерском оперном театре хоть отбавляй, но которое сегодня всячески пытаются выдать за новое слово в искусстве. Призвав в команду сценографа Этьена Плюса, художника по костюмам Эву Дессекер, художника по свету Фабриса Кебура (видеодизайнер – Ариан Андиэль) и хореографа Терезу Ротемберг, а также получив спасительную «индульгенцию» от драматурга Ивонны Гебауэр, режиссер «снял» на сцене ненаучно-фантастический фильм-катастрофу об освоении межгалактического пространства с героической смертью всех участников экспедиции.
На первые два акта сцену превратили в межпланетный корабль, а на двух последних высадили героев на Луне (или где-то еще – не важно!). Перемешивая прошлое и настоящее, отщепляя от ключевых персонажей их параллельные мимические аватары, существующие в абсолютно иной (земной) реальности, нарушая элементарную логику даже в условиях ее изначального отсутствия, соединяя поэзию со скафандрами, а шампанское и парижские кафе – с лунными холмами и кратерами, режиссер смог создать одну лишь «развесистую клюкву». Попытка представить земную драму вне условий планеты Земля, попытка объять сферу трагедии маленького незащищенного человека чуждым ей языком реального, а не воображаемого космоса в связке с технологическим гротеском депрессивной, надуманно-тяжелой сценографии потерпела сокрушительное фиаско!
Как можно было убедиться на прямой трансляции, недовольной публикой постановка недвусмысленно мощно была «забукана»: и стоило платить немалые деньги за билеты, чтобы увидеть такое?! За то чтобы увидеть, конечно, нет! За то, чтобы услышать, конечно, да, хотя за недополученные театральные впечатления часть денег публике следовало бы вернуть!
Но, впрочем, о чём это я! На парижскую «Богему», безусловно, завлекали, прежде всего, именем Сони Йончевой, болгарской сопрано, за последние три-четыре сезона прочно обретшей статус весьма харизматичной и многообещающей оперной дивы, буквально наступающей сегодня на пятки мегазвездам, воссиявшим на оперном Олимпе ранее. Однако спев Мими на премьере 1 декабря, звезда неожиданно сошла с дистанции, и все оставшиеся репризы достались молодой австралийской певице Николь Кар, которую мы услышали ранее и в лондонской «Богеме».
Что и говорить, прекрасная работа как в вокальном, так и в артистическом отношении! Но если в лондонской версии за исполнительницей одинаково интересно было следить как за певицей, так и за актрисой, то драматическое наполнение роли Мими в парижском спектакле, навязанное ходульными мизансценами и произволом режиссера, раскрыть внутренний мир героини, увы, так и не позволило. Приходилось лишь слушать, невольно вспоминая при этом образы лондонского спектакля…
Рудольфом в Лондоне оказался довольно известный и опытный американец Майкл Фабиано, запомнившийся Фаустом в одноименной опере Гуно на сцене Оперы Бастилии в сезоне 2014/2015. Рудольфа в Париже спел потрясающий молодой бразилец Аталла Аян, чье имя пока еще не на слуху, но в плеяду заметных лирических теноров нашего времени уже вписано весомо.
Живая встреча с этим певцом в партии Альфреда в «Травиате» Верди на сцене Норвежской национальной оперы в сезоне 2015/2016 оставила поистине неизгладимое музыкальное впечатление: тонкую и выразительно-чувственную музыкальность исполнителя невозможно забыть и по сей день! На фоне нынешней провальной постановки «Богемы» в Париже новая встреча с ним на киноэкране становится подарком однозначно бесценным, и это главное, что дает силы, пробуждая желание пережить режиссерский обскурантизм и всё-таки не умереть вместе с героями этой ультрасовременной космической одиссеи от тоски и отчаяния.
В партиях остальных ключевых персонажей – соответственно в Лондоне и Париже – мы также получили прекрасные вокальные пары: Марсель – поляки Мариуш Квечень и Артур Ручиньский, Мюзетта – британка румынского происхождения Симона Михай и наша соотечественница Аида Гарифуллина, Шонар – француз Флориан Семпей и итальянец Алессио Ардуини, Коллен – итальянцы Лука Титтото и Роберто Тальявини.
Но как же всё-таки удачно, что перед парижской «Богемой» на киноэкране мы сначала увидели «Богему» лондонскую. Во время трансляции из Парижа, несмотря на то, что с героями оперы мы по-прежнему находились практически на одной сцене, фактически пришлось иметь дело лишь с впечатляющей аудиозаписью, которая зачем-то синхронно сопровождалась заведомо высококачественной, но абсолютно бесполезной картинкой!
Фото: Catherine Ashmore, Bernd Uhlig
На правах рекламы:
Бывают жизненные ситуации, когда хочется расслабиться и послушать незатейливые песни. В этом вам поможет сайт Аудиозона. Стас Михайлов, Вера Брежнева, Григорий Лепс и другие популярные исполнители украсят ваш досуг.
