XVI Московский Пасхальный фестиваль успешно держит курс на крупные города нашей страны, радуя публику многообразием камерной, симфонической, хоровой, звонильной программ под уверенным руководством «капитана дальнего плавания» Валерия Гергиева.
2 мая это путешествие подошло к своей золотой середине – на сцене Большого зала Московской консерватории состоялся очередной концерт с торжественным оттенком в честь дня рождения маэстро Гергиева. Это событие, безусловно, не осталось незамеченным – именинника поздравили заместитель председателя Правительства России Ольга Голодец и ректор консерватории Александр Соколов, вручивший ему почетную награду от Союза Музыкальных деятелей. Но самый оригинальный подарок худрук Пасхального фестиваля получил от своих же музыкантов, которые сыграли вариации на тему песни «Happy birthday» в разных стилях – от классицизма до джаза и в разных видах – от знакомого всем проведения мелодии до ее полного исчезновения.
Как и на открытии, концертный симфонический оркестр Мариинского театра выступил в два этапа.
И каждый из них включил в себя приглашенного солиста, известного во всем мире. На дневном мероприятии им стал скрипач Кристоф Барати (Венгрия), исполнивший Концерт ре мажор И. Брамса – сочинение, популярное у струнников примерно как Третий концерт Рахманинова у пианистов. Трудность здесь заключается в умении оригинально «раскрасить» части, в общем, близкие друг другу по характеру и жанру, а также достойно преодолеть сложные пассажи и штрихи.
Барати отлично справился со второй задачей – к его технике и выучке (в хорошем смысле слова) было практически невозможно придраться. Однако его игре не хватило главного – собственной интерпретации, нового осмысления известного произведения. Народный колорит финала прозвучал достаточно формально, почти как виртуозный этюд, а медленной части не доставало тонкости в отдельных мотивах, фразах. За внешне яркой игрой, увы, терялось качество самого звука, ценность которого, безусловно, важна и в быстрой музыке.
Возможно, исполнитель излишне долго настраивался на сольное начало, или же его смутил полупустой зал, но брамсовский цикл в его версии не стал ярким открытием концерта. На «бис» публика услышала «Большой каприс» Г. Эрнста на тему баллады Ф. Шуберта «Лесной царь». Транскрипцию-переложение этой миниатюры Барати показал на высоком уровне, подчеркивая ритм скачки и не забывая про мелодию, спрятанную за сложнейшими ритмическими фигурами.
Другой герой этого дня — бразильский пианист Нельсон Фрейре.
Основу его репертуара составляют немецкие романтики и Бетховен – для вечера в консерватории он выбрал Концерт № 4 соль мажор. Этот цикл интересен не только привычным соревнованием солиста и оркестра, но и возникающим философским диалогом между ними: вместо традиционной виртуозности здесь на первый план выходит лирическое пасторальное начало.
Как и положено, в центре внимания оказался солист, но в бетховенском опусе его роль значительно возросла – оркестр практически «ушел в тень», даже уступив солисту право на первое высказывание. Музыкальный разговор Фрейре впечатлил своей глубиной и внимательным отношением к каждому звуку. Его игра удивительным образом сочетала в себе техническое мастерство и тонкость, где динамика редко выходила за пределы пиано, а тихие, как бы полуозвученные темы придали композиторскому тексту новый индивидуальный смысл.
Это было настоящее интеллектуальное исполнение, в котором чувствовался серьезный подход. 72-летний Фрейре выстроил в своем выступлении собственную концепцию, логически завершив ее финальным «бисом». Пианист подарил слушателям фортепианную версию темы Орфея из одноименной оперы К. В. Глюка: вспомним, что медленную часть Бетховен создал именно под впечатлением от легендарного мифа.
Большой радостью и одновременно тяжелым испытанием для публики стали две симфонии,
представленные оркестром Мариинского театра и днем, и вечером. За фигурами Малера и Брукнера давно закрепился ярлык «сложный композитор» и это вполне оправдано – их позднеромантические лирико-драматические мелодии порой воспринимаются труднее, чем какое-нибудь авангардное сочинение XXI века. Прекрасно понимая этот факт, Гергиев все же выбрал наиболее сложные по исполнению и длительные по времени симфонии — Пятую Малера и Восьмую Брукнера.
Грандиозный малеровский цикл, продолжающий линию трагических откровений композитора, позволил коллективу Гергиева продемонстрировать свое понимание авторского замысла.
Уже в прологе обращали на себя внимание контрасты маршевой и лирической тем, равно как и органичные переходы от суровых фанфар медных инструментов к сокровенно-интимному монологу скрипок. Калейдоскоп танцев второй части удивил своей разнохарактерностью и стилевой точностью – лендлер, вальс, скерцо образовали единое целое, пронизанное одним ритмом движения. Третья часть и финал создали праздничную атмосферу с торжественно-победным оттенком – и вновь нельзя не отметить полноценное, богатое красками звучание оркестра.
Но самые сильные чувства возникли от исполнения знаменитого Адажиетто,
«романса без слов», написанного лишь для струнных и арфы. Появившись из тишины, лирическая «жемчужина» малеровского цикла на какое-то время погрузила публику в философскую медитацию, воплощенную в бесконечных, словно разливающихся мелодиях.
Восьмая симфония Брукнера — завершение всего концертного марафона — продолжила эту атмосферу в том же трагедийном русле. Музыка великого австрийца отразила разные идеи и сюжеты – от возвещения смерти, неудачной влюбленности до встречи австрийского, германского и русского императоров близ Ольмюца. Гигантский масштаб форм, мощные tutti, от которых дрожали висящие в зале портреты композиторов, почти диссонантные гармонии и обилие фактурных пластов не явились для оркестра проблемой. Впрочем, как и всё остальное, прозвучавшее в этот весенний праздничный день.
