В Большом театре возобновили «Легенду о любви» Григоровича
Театр назвал возвращение в свою афишу культового спектакля 60-х годов прошлого века капитальным возобновлением. Более того, старый советский балет, имеющий по-настоящему счастливую сценическую судьбу (он шел в Большом, Кировском, Новосибирском, Екатеринбургском, Краснодарском, Азербайджанском, Стамбульском, Чехословацком и других театрах, и танцевали его звезды уровня Майи Плисецкой, Нины Тимофеевой, Мариса Лиепы, Ирины Колпаковой, Ольги Моисеевой, Людмилы Семеняки), почему-то вернулся под грифом «премьера».
Есть и еще одно немаловажное недоумение по поводу формы подачи в 2014 году «Легенды»:
она стала единственной так называемой «премьерой» этого сезона, которую сыграли на Исторической сцене Большого. Две другие — настоящие премьеры — пройдут на менее комфортной и более демократичной Новой сцене. Стоит отметить, что одна из этих намеченных на вторую половину сезона премьер — мировая, в которой реально новым будет всё — название, музыка, либретто и хореография. Даже если ей (речь про «Героя нашего времени» Ильи Демуцкого, Юрия Посохова и Кирилла Серебренникова), как, в общем-то, всему, создающемуся во всех сферах искусства в наше «кислотное» время, не уготована столь долгая сценическая судьба, как «Легенде о любви»,
такого класса новинка точно имеет право «прозвучать» хотя бы в дни премьеры на главной сцене страны, особенно в год юбилея М. Ю. Лермонтова.
Получается, что опус турецкого поэта прошлого века Назыма Хикмета, пусть хоть трижды отмеченного государственными наградами, нам важнее гениального романа классика русской литературы?
В этой связи и под влиянием «обиды» за молодых коллег Григоровича (Юрию Посохову, будущему хореографу «Героя» несколько больше лет, чем Юрию Николаевичу, когда он в 1961 году ставил свою пилотную «Легенду» в Ленинграде, и он знаменит настолько, насколько действующий хореограф может быть в принципе знаменит в наши дни), хочется высказать небольшие претензии к музыке А. Меликова, которую сочли более достойной, чтобы звучать на основной сцене, отправив мировую премьеру в ссылку в здание с очень плохой акустикой.
Удивительно, что никто из действующих журналистов, написавших о нынешнем возобновлении «Легенды» много нелестных слов,
не сказал о впечатлении, которое неизбежно производит сегодня эта вторичная музыка.
Допустим, в 1961 и в 1965 гг., когда прошли премьеры в Ленинграде и Москве, было неуместно делать замечания композитору из братского Азербайджана (в буклете к спектаклю в сотый раз цитируется панегирик Шостаковича молодому Меликову, и в сотый раз изолированно, без оценки симфонического творчества). Мы знаем, что оно у него есть, но хотелось бы детального разбора, если музыка, действительно, того стоит. Как молодому специалисту из союзной республики Меликову дали картбланш, он со своей задачей справился, и неплохо. Он прекрасно вписался в добросердечный союз хореографа, художника (Симон Вирсаладзе), либреттиста (Назым Хикмет) и дирижера (Ниязи) — идеальной «компании» для создания не просто балета, а полнокровного «Gesamtkunstwerk», совсем как в дягилевской антрепризе.
Сонные шестидесятые годы были буквально «взорваны» балетом «Легенда о любви».
И он «читался» именно как «Gesamtkunstwerk», то есть творение мастеров из разных «цехов», объединенных в процессе создания опуса общей идеей. Начиная с 1961 г. «Легенда» бросала challenge всякий вечер, когда ее танцевали: революционная для 60-х откровенность и даже эротичность поддержек в дуэтах, «квакерские» без демонстрации сантиметра кожи, и, одновременно, словно обнажающие тело трико кричащих о подлинных чувствах героев цветов, придуманные Сулико Вирсаладзе, интересное ноу-хау Меликова — вставки-рефрены в конце актов, когда на сцене полностью гаснет свет, оркестр звучит камерным составом, и луч высвечивает треугольник главных героев любовного триллера.
Революция in progress длилась без малого четверть века. Спектакль не сходил с репертуара Большого, пока Григорович единовластно правил там. Никому и в голову не приходило трогать «Легенду», так как она, в отличие от других, плохопосещаемых балетов хореографа «Золотой век» и «Иван Грозный», была само совершенство, и всегда давала полные сборы.
Однако балет незаметно «утек» из афиши вместе с уходом Григоровича.
Утечка оказалась плачевной. На момент возобновления в 2002 году выяснилось, что декорации «Легенды» утеряны, или истлели, или украдены. Отсюда и идея возобновления, гигантские затраты на новые декорации и костюмы, затратный призыв в театр сторонней постановочной команды.
Нулевые прошли в Большом под знаком коренного обновления: наросло новое поколение артистов, хореографов, были открыты двери в мир для любой стилистики, состоялся золотой период правления Алексея Ратманского, успешный ребрендинг Большого балета в мультилингвальную, то есть говорящую на языке классики и модерна труппу, и официальное ее признание в этом статусе на Западе.
Поэтому возобновление «Легенды» в 2002 году прошло, по сути, незамеченным, хотя танцевали лучшие силы того времени
— Надежда Грачева, Николай Цискаридзе, Анна Антоничева, Дмитрий Белоголовцев, Марианна Рыжкина и Мария Аллаш.
Труппа зорко смотрела вперед. И писать-то особо было не о чем, кроме как заявлять о неиссякаемой энергии Григоровича, ностальгии по пряному стилю Вирсаладзе и талантливых исполнителях. Упрекнуть советский шедевр было не в чем, но и хвалить уже много раз хваленое было бы странно. В итоге станцевали и забыли.
Дальше события развивались по сценарию фильма «День сурка».
В очередной раз, неизвестно при каких обстоятельствах и когда конкретно, были утрачены декорации, выполненные по эскизам Сулико. Теперь вина пала не на перестроечное безвременье и халатность всех и вся, а на «чемоданное» состояние театра во время ремонта главного здания. Отсюда и словосочетание «капитальное возобновление», примененное к «Легенде», которое мы упомянули вначале. Но вернемся к музыке.
Ажиотаж нулевых, упоение вседозволенностью (с 2000 по 2014 мы принимали у себя по нескольку раз знаковых гастролеров, которых в СССР пускали по особому пропуску, а в 90-е чуть чаще, однако в ситуации нищеты все равно редко; труппа Бежара приезжала не менее трех раз, Ноймайер и его компания стали частыми гостями в обеих столицах, балеты Саппорта, Маландена, Карлсон, Прельжокажа, Пети, Килиана, Дуато, Форсайта, Бауш показывались на фестивалях в Москве, Петербурге и даже Екатеринбурге) привели к усталости, замыленности зрительского глаза.
Возобновление лаконичного и пряного «Gesamtkunstwerk» советского балета стало уместным шагом. Особенно, когда театр располагает такими безупречными звездами, как Светлана Захарова, Денис Родькин, Мария Виноградова, Владислав Лантратов.
Понятно, что для артистов участие в «Легенде», в которой блистали их театральные педагоги, это волшебное прикосновение к легенде советского балета, освящение тенью, отброшенной уходящим, видимо, навсегда искусством (сочная драма без пантомимы, игра харизматичных персонажей, совершающих героические подвиги во имя любви, дерзкий авангард с соблюдением классических позиций и чуть-чуть озорного спорта), и
они не хотят замечать, что морально и физически переросли ту эпоху, ту хореографию.
Трудно сказать, рождались ли раньше такая изящная, изысканная и сдержанная в своих эмоциях Мехмене Бану, как Светлана Захарова, или такой тонкий и лиричный Ферхад как Лантратов, прелестная красотой Анжелины Джоли Ширин Марии Виноградовой, и столь юный и при этом фактурный как олимпионики Лени Рифеншталь Денис Родькин.
Артисты танцевали искренне с удовольствием, с чувством премьеры и личной ответственности за нее, и их энергия передавалась в зал, дуэты (феерически синхронные стрелы ног в сцене «Погони» выпускали Виноградова и Лантратов), монологи (здесь мощнее всех высказались Захарова и ее красивые музыкальные руки, кричащие о невыразимой скорби и разочаровании в жизни главной героини) и трио вызывали аплодисменты, но «Gesamtkunstwerk», увы, ни разу не сложился.
Это становилось понятно, когда зрители хлопали внутри актов артистам в благодарность за их усердие и точность поз, поддержек, высоких прыжков, и оставались равнодушны в конце актов, где в музыку заложены своеобразные кульминации, а также инертными в финальной овации.
Музыкальные смыслы вдруг перестали читаться.
Да, в партитуре продолжают заставлять умиляться фрагменты с гротескно «квакающими» медными, когда в начале второй картины танцуют друзья Ферхада, или томное обволакивание пряным восточным мотивом, возникающее в моменты разговора Мехмене Бану с самой собой, а также порабощающая внимание и слух музыка в сцене «Шествие». А всё остальное — это букет из неточных цитат Караева, Шостаковича, Хачатуряна, еще кого-то, наверное. Цитат не прямых, конечно, но не смущаясь указующих на вторичность музыкального текста «Легенды».
В контексте большой страны, где всё было как бы общим, включая музыку, скроенная таким цитатным образом партитура никого не смущала, да и сейчас не смущает, но заставляет вспомнить и возобновить баталии по поводу плохой балетной музыки. Пропустить в будущее Адана, Делиба, выборочно Минкуса с Пуни, Чайковского, Лядова, Черепнина, Прокофьева, Стравинского, Глиэра, Шнитке, а остальных завернуть? Такие разговоры возникают только в одном случае — когда музыка «буксует».
Не могу удержаться и не поставить второй незачет возобновленному спектаклю.
«Легенда о любви» живет на свете больше пятидесяти лет, у нее славная история, и она обросла легендами. Такой знатный спектакль заслуживает хорошего летописца, который бы не просто зафиксировал хронологию возобновлений и премьер спектакля в театрах мира, но определил бы место «Легенды» в мировой балетной истории, для чего потребовался бы подробный анализ контекста. Любопытно было бы узнать, какие спектакли Аштона, Крэнко, Баланчина или, может, Роббинса являются ровесниками шедевра Григоровича.
Вместо этого пухлое портфолио «Легенды», выпущенное к «премьере», поет всю ту же песнь с панегириками Шостаковича Меликову, выдержками из дневников создателей спектакля, переходящие из буклета в буклет, какие-то еще пафосные высказывания людей, которые, как Галина Уланова, балет даже не танцевали… Стыдно, товарищи составители!
Фото Дамира Юсупова и Михаила Логвинова