Очередной россиниевский фестиваль пройдет в Пезаро с 9 по 23 августа. Открывает его знаменитый тенор Хуан Диего Флорес. В Пезаро он не просто дорогой заморский гость, он тут практически свой, совсем как сам Россини. В 1996 году Флорес влетел по замене в «Матильду ди Шабран» — спел большую партию. Двадцатитрехлетний перуанец так удачно выступил, что на следующее утро проснулся знаменитым. С тех пор все театры, и особенно лондонский Ковент Гарден, не мыслят постановок опер Россини без Флореса. Флорес даст концерт, составленный из россиниевских арий. В этом году он не будет распыляться — споет только из «Вильгельма Телля» и «Девы озера». В феврале у певца были проблемы с горлом (он проглотил рыбную кость), из-за которых отменился ряд важных спектаклей. В настоящий момент все более-менее в норме, но оперные СМИ волнуются. Флорес заверяет журналистов в том, что абсолютно здоров и в его намерения входит исполнение всех обязательств перед фестивалями. Мы предлагаем нашим читателям ту часть беседы с певцом, которая имеет отношение к исполнению опер Россини.
— Вы знали, что такое россиниевский фестиваль, вернее, осознавали его весомость тогда, в 1996 году?
— Ничего не осознавал — мне было 23 года, понимаете. Я только что свыкся с мыслью, что не буду, как планировал с детства, рок-певцом, что должен бросить гитару, на которой играл с шести лет. Я хорошо учился, усваивал материал не только для пения, но и вспомогательные дисциплины неплохо знал. Россини родился в Пезаро, Пуччини — в Лукке, Беллини — в Катании на Сицилии, Доницетти — в Бергамо. Несложно догадаться, что в этих городах могут учредить фестивали их имени. Я впервые оказался на таком помпезном и представительном фестивале Европы и сразу на месте оценил его значение.
— И вас оценили.
— Да, так получилось. Голос не подвел меня. Я тогда еще раз убедился, что голос — это не просто дар Божий, которым ты располагаешь. На рок-певца я много учился и манере бельканто много учился, и результат дали прежде всего усилия на университетской скамье. Хотя я часто говорю, что меня ведет голос, а не я его использую по своему усмотрению.
— Хотите сказать, что репертуар бельканто — не ваш выбор?
— В какой-то мере — не мой. Голос выбрал бельканто, а значит — Беллини, Россини и Доницетти, а не Вагнера, Верди и Пуччини. Тут все просто.
— Кого из вышеперечисленных композиторов любите больше? И еще: вас не расстраивает, что веристы или героика Верди, видимо, пройдут мимо?
— Пусть героика идет мимо, зато лирический репертуар Верди мне под силу. Я уже давно пою в «Фальстафе», вот спел Герцога в «Риголетто». Веристами не очень интересуюсь. На шутки про Вагнера не поддаюсь. А из моей тройки обожаю Беллини за то, что он так серьезен, Доницетти — изобретателен в комических сценах и суров в трагических, а Россини — за милые повторы и узнаваемость мелодий. Россини популярнее своих коллег, так как написал нетленку — «Севильского цирюльника», но я бы не сказал, что люблю его за это больше других. Трудный вопрос. Бельканто — мой океан, и я в нем с удовольствием купаюсь.
— Вас не смущает, когда режиссеры предлагают авангардные интерпретации опер, в данном случае опер Россини, Доницетти и Беллини, ваших любимых?
— Меня ничего не смущает, если музыку не трогают. Но в случае с Беллини авангардистам дает отпор сам композитор: у них редко получается что-нибудь осовременить. Доницетти податлив, и я люблю, когда «Любовный напиток» или «Дочь полка» переносятся в другое время. Но «исторический» Доницетти как-то не смотрится под соусом авангарда. Другое дело — Россини, этот любил посмеяться над собой и над другими, так что раздолье для интерпретаторов большое. Я участвовал в массе постмодернистских «Золушек» и «Цирюльников». Большинство этих постановок мне было по душе. Выделю работу Моше Ляйзера в Ковент Гардене — очень симпатичная «Золушка». Но, по-моему, вы спрашиваете о другом, о возможности и смысле социализации опер Россини — Беллини. Думаю, что моим «трем китам» бельканто это не подходит. Они не поддадутся, так как создавались в расчете на сверхтехничные голосовые связки певцов того времени — имели больше отношения к технике вокала. Не были барометрами времени, что ли.
— Что значит выражение — провалиться в опере бельканто? Не взять нужные высокие ноты, сорвать фиоритуры, сфальшивить? Или эти недостатки легко возмещаются хорошей актерской игрой?
— Все наоборот. Отсутствие игры возмещается роскошной техникой. Не уверен, что во времена Россини вообще нужно было играть. А провал исполнителя бельканто однозначно связан с невзятыми нотами, сиплыми верхами и слабой техникой.
— Почему вы ездите в Пезаро каждый год? Потому что считаете, что россиниевский фестиваль подходит россиниевскому тенору?
— Красивая формулировка. С Пезаро меня связывает какая-то добрая ниточка, ведущая к началу моего успеха. Еще чувствую, что погружаюсь здесь в правильную, настоящую атмосферу Россини. Заряда хватает ровно на год. Поэтому возвращаюсь. На самом деле — просто хороший фестиваль с интересными дирижерами, спокойными постановщиками и милой атмосферой.
— Какие планы на следующий сезон? Что будет нового?
— Новыми будут только постановки, а названия те же — «Матильда ди Шабран» в Лондоне, «Риголетто» в Земперской Опере в Дрездене, более двадцати сольных концертов. Буду включать в них арии, которые еще не пел, и таким образом осваивать новое.
— А бисировать арии будете?
— Что за нелепый вопрос. Вы ведь прекрасно знаете, что количество бисов или их отсутствие прописано в контракте. В Лондоне бисы непопулярны, в Вене — наоборот, но все регламентируется контрактом. Мне все равно, хотя аплодисменты за бисы бывают просто сумасшедшие.
