17 октября в Концертном зале Гнесинской академии состоялось очередное выступление уже известного москвичам фортепианного дуэта: Сергей Кузнецов и Пётр Лаул, второй раз выступившие в Москве совместно, исполняли ансамблевые произведения. В программе — Брамс, Шуберт-Прокофьев и Прокофьев-Плетнёв, на бис — Шуберт и Шостакович.
Программу концерта открыла соната Иоганнеса Брамса, f-moll, op.34b для двух фортепиано.
Как известно, эта музыка в процессе создания претерпевала существенные метаморфозы, и до нас дошли два варианта её воплощения: в виде двухрояльной сонаты и в виде фортепианного Квинтета.
Брамсовская вариантность воплощения одного и того же музыкального материала не уникальна: из наиболее ярких примеров подобного можно назвать 1-й и 2-й Мефисто-вальсы Листа в вариантах для одного рояля или для оркестра, 2-ю и 3-ю сюиты для 2-х роялей или оркестра Аренского, хореографическую поэму «Вальс» Равеля для 2-х роялей или оркестра и так далее.
Подчеркну, что речь идёт не о транскрипциях, а именно о художественно равноправных авторских воплощениях одного и того же музыкального замысла, как бы «ожидавшего» своего выражения. Разве не показательно в этом плане, что 1-я и 4-я сюиты Аренского для 2-х роялей не имеют оркестровых версий, а его 1-я оркестровая сюита не имеет фортепианного аналога, как и 3-й Мефисто-вальс Листа имеет лишь фортепианный вариант, тогда как в ранее названных случаях авторы не могли остановиться на каком-то одном воплощении, ибо сам материал слишком многогранен!
Исполняя сонату Брамса, Кузнецов и Лаул, каждый из которых в своё время играл также и фортепианный квинтет Брамса, вполне очевидным образом не ограничивались ударной звучностью рояля и шли по пути щедрого использования педали и мягкого туше с целью имитации сглаженной атаки и богатых тембров смычковых струнных, в чём весьма преуспели, полностью убедив в правомерности своего творческого решения:
соната предстала масштабной, оркестральной, разнообразной по звуку.
Тем не менее, имеется и другой путь — вариант более строгого исполнения этой вещи в духе брамсовских же сонат для фортепиано solo и даже с оглядкой на поздние сонаты Бетховена. Не скрою, что в сонате Брамса мне лично симпатичнее фортепианная аскеза и более резкая звуковая атака, хотя Квинтет я люблю не меньше, но как раз за сочетание мягкости струнных и ударности рояля. Однако не могу в очередной раз не отметить, что музыка тем и хороша и уникальна среди остальных искусств, что при воплощении в звуке записанного нотами сочинения позволяет в полном смысле этого слова «творить» — и это не банальная констатация, а реальный, действенный фактор концертной жизни, благодаря которому она обречена на бессмертие. Именно такого рода творчество демонстрировали в концерте наши замечательные пианисты.
Как видим, вечер начался одним из авторских вариантов гениальной музыкальной идеи, но гораздо больше, чем сами авторы, с их материалом любил оперировать целый легион транскрипторов, создававших многочисленные переложения. По этому пути шли не только исполнители-виртуозы, но и многие великие композиторы, которых прельщала возможность поиграть с чужим материалом.
Среди них можно назвать очень многих, начиная со времён великого Баха, продолжая эпохой Листа — волшебника транскрипции, затем Равеля, Рахманинова, Прокофьева и заканчивая нашей современностью.
Да, Сергей Сергеевич Прокофьев тоже был отнюдь не чужд забавам с материалом своих предшественников и даже любил немного похулиганить,
что отразилось в его переложении вальсов Шуберта, весьма вольно им скомпонованных и ещё вольнее фактурно и гармонически расцвеченных. При исполнении в концерте прокофьевской компоновки из Шуберта в игре обоих пианистов проглядывали черты стилистики Прокофьева! Это было очень остроумно, ведь можно было и не подчёркивать в этой вещи слишком типичное для Прокофьева, но недаром же он взялся за эту обработку: он хорошо понимал, что может сделать нечто оригинальное, и наши пианисты эту оригинальность раскрыли, прекрасно предварив этой прокофьевской вещью транскрипцию Плетнёва, переложившего в свою очередь самого Прокофьева!
Почти с самого начала творческой деятельности долгие десятилетия
идя по пути создания фортепианных транскрипций, Михаил Плетнёв реализует таким способом свои композиторские амбиции
и добивается на этом поприще выдающихся результатов. В разное время на свет появились блистательные сюиты из балетов «Щелкунчик» и «Спящая красавица» П. И. Чайковского для фортепиано solo, а чуть позже — сюита из балета «Золушка» С. С. Прокофьева для 2-х фортепиано, кстати, сыгранная и записанная в студии самим Плетнёвым в дуэте с Мартой Аргерих.
Интересно отметить, что Лаул и Кузнецов, изучавшие эту фонограмму, не подпали под её влияние и сыграли сюиту по-своему! Всегда было ясно, что музыкантам, имеющим собственные исполнительские идеи, не может помешать чужое исполнение, и они найдут что сказать своей интерпретацией даже при ознакомлении с чужими исполнительскими шедеврами.
Концертанты увидели плетнёвскую сюиту под другим ракурсом, нежели сам автор переложения, и
именно сюита Прокофьева-Плетнёва стала художественной вершиной всего вечера.
Пианисты преподнесли даже не «оркестр», а какое-то другое качество, воплотив не только красоту, но и оперев её на жёсткий расчёт, продемонстрировав и великолепное ансамблевое взаимодействие, и феерическую звуковую фантазию.
В силу этих причин и с учётом магии живого музыкального действа на меня это исполнение произвело большее впечатление, чем даже запись Плетнёва и Аргерих. Всё же в студии лауреаты Грэмми играли более-менее академично, а в концерте в Гнесинке всё исполнялось молодыми пианистами с огоньком, очень артистично, с подъёмом и вдохновением, виртуозно, так что дух захватывало. Нотные страницы, азартно переворачиваемые по окончании очередного номера самими исполнителями несмотря на наличие помощниц, очень громко при этом трещали, и я ожидал, что пианисты их вот-вот оторвут в горячке игры!
На бис прозвучал сначала Военный марш Франца Шуберта, Es-dur в 4 руки на одном рояле, а затем двухрояльная Тарантелла Шостаковича, объявленные исполнителями, дабы публика не гадала, что именно они играют. Конечно, даже такие бисы не могли перекрыть могучее впечатление от сюиты из «Золушки», тем не менее публика не желала отпускать пианистов и продолжала аплодировать, и если бы в зале не зажгли свет, то аплодисменты продолжались бы.
Сравнивая данный концерт с прошлогодним выступлением фортепианного дуэта, нельзя отдать пальму первенства ни одному из них: программы разные, впечатления разные, стили разные, но зато одно было общим — высокий художественный уровень и блестящее профессиональное мастерство.
