К 150-летию оперы Жоржа Бизе
Спектакль Лины Вертмюллер (1992), реконструкция которого идёт сегодня на сцене Баварской оперы, создан в эстетике костюмированной театрализации прошлого века, но радость встречи с чем-то цветным и нарядным длится примерно минут десять. Дальше шаблонная организация мизансцен, когда все, как по команде, вышли, выстроились, спели и ушли, начинает отвлекать от сюжета и музыки.
Впрочем, ещё больше мешает странная световая палитра спектакля. Осветитель Франко Марри то устроит посреди полудня форменный закат, то кромешную ночь, то вдруг снова солнце брызнет. И всё это за какие-то минут пять. Но и эти перепады освещения можно пережить. Проблема оперных ходульных постановок в том, что они идут от текста, а не от музыки.
Думающие люди часто ругают современные прочтения оперных партитур XIX века за то, что в них первоисточник существует параллельно фантазиям постановщика. Но и в таких псевдоклассических, костюмированных спектаклях, каким является «Кармен» Лины Вертмюллер, сцепление между музыкой и мизансценами тоже местами сильно барахлит.
Танцовщики работают чётко, но без огонька. И это при том, что оркестр Баварской оперы под управлением Александра Блоха представляет музыку Ж. Бизе как яркое, пламенеющее полотно, в котором содержится огромное количество эмоциональных подсказок того, что и как должно происходить на сцене во время звучания той или иной музыкальной фразы. Почему режиссёры этих подсказок не слышат или, если слышат, не доверяют им, понять сложно. Но, слава богу, внутреннюю драматургию музыки слышат исполнители.
Роза Феола в партии Микаэлы показала экстраординарно яркий, веристский вокал и оригинальное прочтение образа сельской девушки, бьющейся за своё право быть с мужчиной, которому она не нужна.
Партию мужчины, которому, в свою очередь, нужна та, которой он сам не нужен, — главного героя Хозе — блестяще исполнил Пётр Бечала. Певец обладает космическим уровнем вокальной техники, идеально работает с легато, изумляя головокружительно элегантными, тающими и мерцающими пиано. Каждый раз это невероятно умное и талантливое соавторство с композитором и либреттистом в создании эмоционально убедительного образа. Сочетание актёрского чутья и высочайшего вокального профессионализма в работах П. Бечалы гипнотизирует и восхищает. Это едва ли не лучший исполнитель партии Хозе, которого можно сегодня услышать на мировых сценах.
Это же умение создавать мини-спектакль вокальными средствами продемонстрировала и исполнительница титульной партии Клементина Марген. Несмотря на увлечение певицы рискованной фразировкой и «мхатовскими» украшениями вокальной линии, роскошный тембр и блестящая техника выводят эту Кармен к оглушительной кульминации финальной сцены.
Дело в том, что мы привыкли видеть Кармен либо тёткой-бандершей (если на сцене возрастная корпулентная певица), либо нимфеткой на закате сексуальной карьеры (если на сцене певица модельной внешности). Оба образа хорошо вписываются в наши культурные трафареты, но не объясняют харизматической неотразимости героини. Как ей удаётся охмурять таможенников, пограничников и солдат, раз за разом совершая одни и те же уголовно наказуемые манипуляции? Она на наших глазах чуть не убивает коллегу по табачной фабрике, её настроения меняются быстрее ветра, её слова о влюблённости не принимают всерьёз её подельники-бандиты…
Но в чём же секрет её бронебойного обаяния? Не в том ли, что Кармен в принципе всегда искренне влюбляется в любого человека, от которого веет риском, неуправляемостью и свободой? Своим жертвам Кармен дарит не только иллюзию любовного томления (как в стрип-клубе, где «руки прочь от танцовщицы!»), но ощущение того, что ты для неё единственный.
К этой мысли нас подводит универсальность обаяния этой героини и слова её номеров и дуэтов. Что в ней находит деревенский увалень Хозе можно понять: чего он там в своём колхозе, кроме мамы и Микаэлы, видел-то? Но вот что в Кармен находит тореадор Эскамильо (неплохая работа Жерома Бутилье), которому как поп-звезде доступны любые радости, любые прелести? В сценических воплощениях этого образа этот вопрос часто остаётся без ответа. Не находим мы его и в спектакле Лины Вертмюллер. Впрочем, режиссёр предлагает нам гораздо лучший мех, как говорится. А именно финальное прозрение загадочной героини.
Как мы помним, в финальной сцене Хозе пытается уговорить Кармен к нему вернуться, а после неудачи уговоров убивает её. Аффектация на почве ревности, как говорится, с кем не бывает. Но драгоценность этой сцены в постановке Л. Вертмюллер в том, что Хозе здесь пытается убить Кармен дважды. Первый раз, уже замахнувшись для удара, он опускает нож, и мы вместе с Кармен понимаем, что он не может убить ту, которую действительно любит.
В принципе-то как бывший солдат и нынешний бандит он убить может кого угодно (и его опасный поединок с Эскамильо — тому подтверждение). Но вот переступить через свою привязанность и отнять жизнь у любимой женщины ему не по силам. Пусть даже эта женщина для него просто любимая игрушка, или даже сублимация образа мамы, от которой Хозе, как мы знаем, всегда сильно зависел, — Кармен такой бессильный мужчина не интересен. По либретто она сама несколько раз словно подталкивает его к правильному решению («Свободной рождена, свободной и умру!» или «Убей меня или дай мне пройти!»), и Хозе в итоге это решение принимает.
Интересно то, что в баварском спектакле Хозе закалывает Кармен на фоне усыпанного цветами гигантского надгробия, в которое превращается приподнятый планшет сцены в оформлении Энрико Джоба. Пространство сцены освобождается от всего лишнего, кроме этой кладбищенской символики, в которой свобода как главное условие любовного влечения становится и главной причиной неизбежности его угасания: ведь сердцу не прикажешь.
Хозе убивает Кармен в момент освобождения от её чар, и Кармен, умирая, наконец, понимает, что перед ней человек, преодолевший в себе ту зависимость, которая сильнее самой смерти. Она видит перед собой человека, преодолевшего в себе самую непобедимую, самую непреодолимую силу, без которой невозможно продолжение жизни, — человека, победившего в себе любовь. Кармен понимает, что перед ней мужчина, которого она искала всю жизнь, и в предсмертном движении она тянется к Хозе с прощальным поцелуем, но умирает. Более мощного прочтения этой сцены я не видел.
В остальном спектакль Лины Вертмюллер более чем средний, но его финальная сцена ставит эту постановку в ряд самых интересных прочтений в сценической истории этой великой партитуры Ж. Бизе.
Автор фото — W. Hoesl
В важном деле нужно обращаться к профессионалам со специальным оборудованием и большим опытом работы. Герметичная проходка гофрированных труб, рассчитанная на многолетнюю эксплуатацию, — дело непростое и со множеством нюансов.
