«Торжественная месса» Бетховена впервые прозвучала в Нижнем Новгороде
Произошло это на концерте закрытия ХIII Международного фестиваля имени А. Д. Сахарова «Русское искусство и мир», который проходил в нижегородской филармонии с 3 по 19 июня. Мессу исполнили Государственная хоровая капелла имени А. А. Юрлова, Академический симфонический оркестр нижегородской филармонии, а также штатные и приглашенные солисты Большого театра России — Яна Иванилова, Евгения Сегенюк, Максим Пастер, Алексей Тихомиров. Руководил исполнением Народный артист России дирижер Александр Скульский.
Для музыкальной жизни города исполнение мессы стало выдающимся событием. Ему предшествовала большая предварительная как организационная, так и творческая работа. Собрать в одном концерте лучший хор и первоклассных солистов оказалось делом непростым, кроме того, требовалось немалое время для индивидуальных и совместных репетиций. Да и вообще звезды так должны были встать на небе, чтобы всему огромному коллективу исполнителей, а также огромному залу слушателей удалось одновременно настроиться на волну возвышенных переживаний, благодаря которым можно приблизиться к пониманию грандиозных идей, содержащихся в произведении немецкого гения. Ведь эти переживания должны быть подобны тем, которые объединяют верующих во время соборного участия в коллективной молитве, а не тем, в которых преимущественно пребывает современный человек — индивидуалист с эгоистической психикой, материалистическими потребностями и приземленным мировосприятием.
Исполнить «Торжественную мессу» со своим оркестром было давней мечтой маэстро Скульского, и вот она осуществилась. Причем одновременно с этим крупным событием в его музыкальной биографии произошло другое не менее важное событие, связанное с общественным признанием дирижера, — получение им звания «Почетного гражданина Нижнего Новгорода». Осталось порадоваться за город, где музыкантов еще почитают как лучших людей и где исполняют столь великие музыкальные произведения. Ну и записать интервью с виновником торжества.
— Увидев в программе фестиваля «Торжественную мессу», я очень порадовалась за вас, Александр Михайлович, поскольку знаю, что исполнить это произведение было вашей давней мечтой. Расскажите, каким был ваш путь к этому событию.
— Этот путь начался еще в консерваторские годы, ведь по первому музыкальному образованию я хормейстер. По учебной программе консерватории мы должны были пройти тот репертуар, с которым в своей профессиональной деятельности обычно сталкивается руководитель хора. Это и различные хоровые произведения a capella, и оперы, и кантатно-ораториальные сочинения. И уже тогда, в студенческие годы, мне как будущему хормейстеру хотелось освоить ре-мажорную мессу. У Бетховена две мессы, и первую — до-мажорную — я впоследствии часто исполнял с оркестром и различными хоровыми коллективами и квартетами солистов, это тоже замечательное произведение, но с другим художественным масштабом.
Во времена моей юности духовные, связанные с церковной традицией произведения в учебную программу не включались. Ноты таких произведений достать было практически невозможно. Сейчас эта проблема решается элементарно, а тогда она была трудноразрешимой. Но во времена «оттепели», в начале 60-х годов, важным событием для нас стала появившаяся возможность получать ноты из Германии — издательств «Edition Peters» и «Breitkopf & Härtel». И я, конечно, сразу купил партитуру Мессы Ре мажор. Тогда и началось моё знакомство с ней. И вот та самая партитура издательства Петерса, которая появилась у меня в студенческие годы, вчера лежала на моем пульте, когда я впервые дирижировал этим произведением.
Студенту, конечно, Месса не может открыться сразу. И вроде бы всё правильно я делал на уроках Маргариты Александровны Саморуковой, но чувствовал, что понимание произведения мне пока не дается. Нужен был определенный музыкантский уровень, должны были появиться различные исполнительские представления, дирижерский и человеческий опыт, да много чего еще — словом, для исполнения этого произведения нужна целая жизнь во всей ее полноте. Замечу, что и взрослому музыканту она может не открыться ни со второго, ни с третьего раза. Я слышал много исполнений, которые считаю недостаточно успешными.
— Продолжалась ли ваша работа над Мессой под руководством Николая Семеновича Рабиновича, у которого вы учились в Ленинградской консерватории?
— Об исполнении именно этой мессы мы с ним не говорили, но мы с ним из года в год и очень помногу говорили вообще об исполнении музыки Бетховена, этой вершине композиторской мысли. Сейчас у меня в репертуаре все девять симфоний, и, конечно, постижение мной произведений Бетховена началось с учебы у него, с детального, всестороннего разбора музыки на занятиях. Кроме симфоний, мой учитель часто обсуждал со мной оперу «Фиделио», ведь он был одним из немногих в Советском союзе, кто продирижировал ею. Было это в Малом оперном театре, ныне Михайловском. Кстати, Николай Семенович и тогда называл его Михайловским.
При работе с партитурами Николай Семенович всегда обращал мое внимание на ретуши, которые вносили в бетховенские тексты другие великие композиторы — Малер и Вагнер или не такие великие музыканты постбетховенских времен. По ним можно проследить, как складывалась та или иная исполнительская традиция, как от века к веку менялись интерпретации и истолкования музыки Бетховена.
— В партитуру «Торжественной мессы» тоже вносились изменения?
— Нет, вот в Мессу никто не вписал ни одной ноты.
— Судя по тому, что существует обширное аутентичное направление, тексты Бетховена, вероятно, издаются сегодня как в первозданном виде, так и со всеми последующими пометками, о которых вы говорите?
— Действительно, они издаются по-разному. Особенностью изданий бетховенских произведений является существование в печатном тексте различных последующих редактур, принадлежащих не композитору, а самим издательствам. Иногда они носят характер безобидный и касаются, на первый взгляд, технической стороны дела. В одном месте редактору кажется, что Бетховен пропустил какую-нибудь ноту, и он ее вписывает. В другом — что у Бетховена какая-то нота звучит нечисто, и он начинает вычищать у Бетховена это место. Кроме того, есть такое неустранимое понятие, как опечатка. С годами эти исправления и эти опечатки накапливались, и уже чрезвычайно трудно было найти подлинный текст Бетховена.
— Такие вольности с текстами обычно приписываются советским издательствам. Или вы говорите и о западных тоже?
— Такое происходило повсюду в мире. Кроме того, в качестве самостоятельных изданий существовали ноты с ретушами Малера и Вагнера. До нас они не доходили, но Николай Семенович знал о них. Он не уставал говорить об этом, показывал, обсуждал эти ретуши, объяснял, следовать ли им в наше время. Ну а потом появилось мощное и очень интересное движение за издание текстов, которые гарантируют точное соответствие печатного издания автографу композитора, а также публикация рукописей (факсимиле). И мы стали знакомиться с такими нотами.
— Когда вы впервые услышали Мессу? Что это была за запись? Доводилось ли вам услышать произведение живьем?
— Я слышал много различных записей Мессы, первые услышал в студенческие годы, все они, конечно, были западными, русских записей этого сочинения до сих пор не существует. Живьем «Торжественная месса» и сегодня исполняется редко. Даже при жизни Бетховена целиком она так и не прозвучала. Кстати, впервые она была исполнена в России, причем не в филармоническом зале, а во дворце князя Голицына, что является интереснейшим фактом. На концерте присутствовал российский император. Написав мессу, Бетховен бедствовал, и, чтобы собрать для композитора хоть какие-то деньги, была объявлена подписка. Обеспеченные люди в России тоже вносили деньги по этой подписке.
В последние годы я являюсь держателем онлайн-абонемента Берлинской филармонии, и слушал Мессу в интернете. Во всемирной сети сегодня несложно найти немало достойных современных исполнений этого произведения. Можно ли сказать, что это — живое исполнение? Для меня — да, ведь как профессионал я, конечно, услышу все необходимые дирижеру нюансы и в онлайне. Раз или два в сезон Месса Ре мажор звучит в наши дни в Москве или Петербурге. Но это всё-таки отдельные случаи, которые не стали систематическим явлением, каким стало, к примеру, исполнение всех сонат, фортепианных концертов или всех симфоний Бетховена. Месса Ре мажор не вошла в это число. Понятно, что для исполнителей она представляет собой очень трудную задачу.
— Да и для слушателей это чрезвычайно сложное произведение.
— Но наш слушатель проявил себя с самой лучшей стороны. Полтора часа без антракта — и ни единого хлопка, ни единого шепота, никакого шума, не говоря уж про звонки телефонов. На протяжении всего исполнения я ощущал внимательную тишину в зале. И это подметили все участники после окончания — и квартет солистов, и руководитель хора.
— Зная, что вы поклонник немецкой дирижерской школы, предполагаю, что вам наиболее интересны исполнения Клемперера или Караяна, не так ли?
— Все записи по-своему интересны, и я с одинаковым уважением отношусь как к аутентичным исполнениям, так и к записям таких дирижеров, как Клемперер, Караян, Тосканини. Если у дирижеров-аутентистов Мессу исполняет камерный оркестр и хор, в котором не более 40 человек, то у Караяна количество участников исполнения едва ли не втрое больше. И, конечно, масштабные исполнения Мессы совершаются в соответствующих залах, тогда как аутентичное может прозвучать и в небольшом помещении, например, в том же старинном дворце, если будет поставлена задача приблизиться к временам самого Бетховена.
— Что добавляет наша эпоха к аутентичному исполнению?
— Я никакого открытия тут не сделаю. Поскольку мы исполняем это произведение в большом зале, с другими свойствами, то предполагается иная мощность звучания. Ведь если бы мы приступили к Мессе с намерением повторить прижизненное исполнение и находились бы при этом в небольшом зале, то тогда приехавшие к нам солисты оказались бы перед необходимостью использовать лишь небольшую часть своих мощных голосов. Кроме того, пришлось бы понизить строй всех инструментов, так как ре мажор Бетховена и наш ре мажор — это два разных ре мажора. Различие составляет приблизительно полтона. Но наши сегодняшние инструменты не поддаются перестройке на полтона. Пришлось бы специально изготавливать инструменты, используемые в то время.
Вот, кстати, в прошедшем сезоне мы исполняли «Реквием» Моцарта. В этом произведении композитор использовал бассет-горны, это старинная разновидность кларнета. У нас в городе бассет-горнов нет, да и повсюду в исполнении «Реквиема» обычно используются кларнеты. Но мне очень хотелось сыграть «Реквием» так, как предполагал Моцарт. Признаюсь, в этом я испытал влияние аутентичного направления. Пришлось обратиться к друзьям в Москве. Оказалось, что у них есть бассет-горны, точно скопированные с инструментов времен Моцарта, но звучащие на полтона ниже. Но для того, чтобы использовать их, нам пришлось бы перестраивать весь оркестр, что, как я уже говорил, невозможно — строй труб, фаготов, тромбонов изменить нельзя. И тогда мы разыскали в Москве два бассет-горна, которые были изготовлены по образцу инструментов времен Моцарта, но настроенные так, как это делается сейчас. Эти инструменты прозвучали в Нижнем Новгороде впервые, и это было очень интересно и слушателям, и самим музыкантам. Такие концерты обогащают нашу музыкальную жизнь.
— Необходимо ли дирижеру для исполнения Мессы сначала попробовать себя в других известных европейских произведениях этого жанра — мессах, реквиемах, ораториях?
— Мне представляется важным исполнить не столько ораториальные произведения, сколько иметь большой багаж из произведений самого Бетховена. Что касается меня, то в моем репертуаре есть все его симфонии, увертюры, концерты — фортепианные и скрипичный, Тройной, месса До мажор. То есть Бетховен почти в полном объеме, за исключением, пожалуй, оперы «Фиделио». Также я многократно дирижировал такими произведениями, как Месса си-минор Баха, две другие его мессы, кантаты. Мной были исполнены мессы Шуберта, «Реквием» и две мессы Моцарта, «Реквием» Верди, «Времена года» и «Месса времен войны» Гайдна, «Весна», «Три русские песни», «Колокола» Рахманинова, кантаты и хоры с оркестром Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова, оперы. Вспоминаются 13-я симфония Шостаковича, его же «Песнь о лесах», кантаты Прокофьева, хоровые произведения Свиридова.
— Всем известно, как нелегко региональным филармониям пригласить к себе в гости какой-нибудь столичный оркестр или хор. Из-за этого в городах России подобные произведения можно услышать чрезвычайно редко. Наверное, и в Нижнем Новгороде было нелегко организовать исполнение Мессы. Расскажите, как это получилось?
— Время от времени мы заводили разговор об этом с директором филармонии Ольгой Томиной: вот, мол, надо, наконец, исполнить Мессу. Должен заметить, что большинство моих идей она воспринимает доброжелательно и во всем идет мне навстречу. Как только появляется финансовая возможность, идеи реализуются. И вот примерно за год до нынешнего фестиваля, когда мы обсуждали его программу, Ольга Николаевна сказала, что собирается сделать все возможное, чтобы моя мечта исполнить «Торжественную мессу» осуществилась. Это ведь прекрасно, когда директор ставит перед собой такие задачи.
— Как вы выбирали хор для исполнения Мессы?
— Состав участников сложился далеко не сразу. Сначала Ольга Томина встретилась в Москве с директором Санкт-Петербургской хоровой капеллы. «Давно мы у вас не были», — говорит ей питерский коллега. «Приезжайте к нам на Сахаровский фестиваль», — сказала ему директор нижегородской филармонии. «С удовольствием», — говорит директор капеллы. Разъехались. Томина приехала довольная: все, говорит, договорились. Через какое-то время она звонит в Петербург, чтобы продолжить переговоры. За это время Чернушенко узнал от директора, для исполнения какого произведения их приглашают в Нижний Новгород. «Месса Ре мажор? — переспрашивает он у директора. — Нет!» Ведь для хора это очень трудное произведение, и чтобы его осилить, нужно много над ним работать. Вот если бы мы попросили исполнить те произведения, которые у капеллы есть в нынешнем репертуаре, то тогда они бы к нам приехали. После этого мы обратились к Геннадию Дмитряку. И он согласился. Потом, правда, позвонил и говорит: ну и работёнку вы нам задали.
— Капелла Юрлова — частый гость в Нижнем Новгороде. Долго ли они готовили Мессу?
— Я не могу сказать точно, но во всяком случае с того момента, как решение об их участии было принято, прошло более полугода. Пять лет назад мы заказали капелле Юрлова «Военный реквием» Бриттена, который Шостакович назвал лучшим произведением ХХ века. Отмечу, что первое исполнение капеллой Юрлова «Военного реквиема» состоялось еще при жизни Юрлова, Шостаковича и Бриттена, когда произведение только было написано. Но для нынешнего состава капеллы выступление с «Военным реквиемом» было премьерой. Они его исполнили здесь, а совсем недавно в Москве закрывали этим произведением фестиваль Ростроповича с Лондонским оркестром под управлением Владимира Юровского. И благодарили нас за то, что «Реквием» Бриттена появился у них в репертуаре. Теперь, я думаю, то же самое будет с Мессой Бетховена. Ведь это, по мнению многих музыкантов, вообще лучшее произведение за всю историю музыки. Так что они ее приготовили, спели здесь, и теперь, я уверен, она обязательно им понадобится и будет исполнена где-нибудь в Москве, такое произведение не пропадет.
— Как вы нашли солистов для этого концерта?
— Мы взяли список тех солистов, кто исполнял Мессу Ре мажор в Москве в последние годы. Просмотрели репертуар филармоний, абонементы, рецензии. Начали созваниваться с певцами, которые участвовали в исполнении Мессы с Владимиром Спиваковым, у капеллы Полянского тоже свой квартет был. Не буду называть вам суммы, за которые можно было бы заполучить этих солистов. Когда о них узнала Ольга Томина, то сказала: ну, что ж, будем тогда отменять исполнение, потому что такие гонорары осилить невозможно. Но потом Геннадий Дмитряк назвал трех человек, с которыми исполнял в разное время другие произведения. Эти музыканты согласились на приемлемых для нас условиях. Трое — Максим Пастер, Яна Иванилова и Алексей Тихомиров имели Мессу в репертуаре, а Евгения Сегенюк выучила свою партию специально.
На репетициях все сначала говорили, что за такое короткое время не смогут спеться, а потом они же все удивлялись: как же такое оказалось возможным?
— Учитывая сложные отношения композитора с религией, а также новаторский характер самой музыки, можно ли говорить о Мессе как о религиозном сочинении?
— Я не уверен, что так вообще можно ставить вопрос, мне кажется, это вообще не имеет значения. Она открывается внимательной душе, внимательной личности. Она открывается слушателям любых мировоззрений — и как произведение религиозное, и как произведение не только религиозное. Это сочинение космическое, вселенское. Месса масштабна настолько, что отменяет все вопросы по ее конкретному предназначению.
— Можно спросить иначе: открывается ли вам в этом произведении Бетховен как верующий человек?
— Конечно, да.
— В таком случае только ли страдания Христа имел в виду композитор, сочиняя его, или же на материале религиозном он пытался выразить свою боль за человека и человечество?
— Партитура «Торжественной мессы» начинается не с нот, а со слов Бетховена. Своей рукой он написал на первой странице: «От сердца к сердцу». Заметьте, не от сердца к Богу, не от Бога к сердцу, а именно от сердца к сердцу. Эти слова как раз и указывают на человека как на цель творческих усилий композитора. Значит ли это, что Бог здесь ни при чем? Так тоже нельзя сказать, ведь перед последней частью есть пометка композитора: «Мольба о внешнем и внутреннем мире».
— Может ли эта музыка иметь богослужебное применение? Возможно ли исполнение «Торжественной мессы» в храме во время службы?
— Мне не известны примеры именно такого использования этого произведения. Но исполнить его в храме на концерте, конечно же, можно. Думаю, что если при этом исполнении будут присутствовать верующие люди, то для них это и будет своего рода службой. Ведь композитор использовал форму католической мессы, но своей музыкой придал традиционному богослужебному тексту циклопический масштаб. Возможно, он и предполагал, что его музыку будут использовать в церкви, но для этого церковь должна стать его союзником в этом вопросе. Мы же можем вести речь о том, что, присутствуя при исполнении «Торжественной мессы», мы присутствуем на богослужении в каком-то высшем, вселенском смысле этого понятия, то есть богослужении, выходящем за рамки конфессии, конкретной традиции и стен конкретного храма. В этой музыке есть и исповедание веры, и благоговение, и благодарение. В ней есть всё.
Но ведь наша профессия всегда предполагает такой аспект, всегда исполнение музыки выходит за рамки какой-то узкой задачи — например, простого извлечения звуков из инструментов или голосовых связок. Любое исполнение Мессы — это и есть богослужение, и вчера мы при этом присутствовали. Но также любой концерт может стать таким богослужением. Однажды я своими ушами слышал, как Гилельс, перед самым выходом на сцену БЗК, где он собирался исполнять концерт Моцарта, сказал: «Я сейчас иду говорить с Богом». Это слова самого Гилельса, я свидетельствую, что слышал это лично.
— Это прекрасно, но ведь и вы вчера шли на сцену с той же целью?
— Конечно, я шел не только для того, чтобы исполнить ноту «ре» в первом такте и ее же в последнем.
— Я спрашиваю об этом еще и потому, что во время исполнения заметила на вас крест, похожий на те, которые носят католические священники. Что это за крест? Наверное, с ним связана какая-то важная история?
— Да, это так. Десять лет назад мы с нашим оркестром и хором из Саратова были на гастролях в Испании. Концертов было много, и один из них проходил в храме святого Креста в одном из городов. Как говорят, в нем хранится частичка того самого креста, на котором был распят Христос, туда приезжают паломники, происходят чудеса, исцеления и различного рода другие духовные откровения. В этом храме мы исполняли Девятую симфонию Бетховена. После концерта ко мне подошел настоятель этого храма и сказал: «Я знаю, что сегодня Он был с вами». Произнеся эти слова, он подарил мне свой крест. Конечно, я был очень тронут. Дальше на этих гастролях нам предстояло дважды исполнить «Реквием» Верди. Перед самой поездкой Ольга Томина спросила меня: «А ты не боишься?» Она спросила меня об этом потому, что среди музыкантов есть некоторый суеверный страх перед «Реквиемом», так как было несколько случаев, когда дирижеры умирали после его исполнения. Так произошло с Александром Юрловым, так произошло с Львом Сивухиным, руководителем Нижегородской капеллы мальчиков. Но, конечно, я не мог отказаться от исполнения «Реквиема» Верди. Я решил надеть этот крест и дирижировал с надеждой на его непостижимую силу. Ну а вчера я надел его не из страха, а просто потому, что мне показалось это уместным.
— Александр Михайлович, есть ли еще произведения, которые вы так же много лет мечтаете исполнить?
— В основном, мои мечты осуществляются быстро, так как все произведения, которые я еще не исполнял, я включаю в репертуар очередного сезона.
— Вы, кажется, сказали, что оперу «Фиделио» еще не исполняли. Возможно ли услышать ее, например, в концертном варианте на одном из следующих Сахаровских фестивалей?
— Это не от меня зависит. Ведь солистов в ней еще больше, чем в Мессе.
— Пока вы каждый раз доказываете, что ничего невозможного для вас и нижегородской филармонии нет.
— Будем надеяться.
— Поздравляю Вас с присвоением звания «Почетный гражданин Нижнего Новгорода».
— Спасибо. Думаю, что это признание не только моих заслуг, но и заслуг тех, с кем я работаю в оркестре и в филармонии.
Беседовала Ольга Юсова
Фото Георгия Ахадова, Нижний Новгород
