Рассказ о вечере вокальной камерной музыки принято начинать с солистов. На этот раз будет иначе. Концерт 18 июня в Камерном зале Московского дома Музыки стал завершением абонемента этого сезона «Звёзды мировой оперы. Тенора и баритоны», автором и ведущим которого является пианист-концертмейстер, профессор Высшей школы музыки в Берлине Семён Борисович Скигин.
Замечательный музыкант из породы подвижников, которым вечно не хватает нового.
В его творческом багаже огромная дискография с лучшими мастерами отечественной и европейской оперной сцены, очередь из желающих совместно работать звёзд вокала, бесконечные приглашения на мастер-классы по всему миру. Но Скигин находит время и для работы с начинающими певцами, причём его программы одновременно несут образовательный заряд для публики.
Так было и в только что завершившемся грандиозном цикле из пяти концертов «Все романсы Чайковского», проходившем в течение года в Бетховенском зале Большого театра силами Молодёжной программы. Так случилось и на этот раз.
Два родных и знакомых имени в программе: Глинка и Чайковский.
Казалось бы, что тут нового можно узнать и открыть? Но ещё один талант Семёна Борисовича — дар рассказчика. Доверительный, чуть старомодный неспешный тон коренного петербуржца, всегда какие-то факты и детали о композиторах, произведениях, мотивах их создания, которые ускользали или были неизвестны даже из уроков по истории музыки. Щепотка личного, всегда в меру.
Но именно рассказ очевидца Скигина о двух могилах М. И. Глинки стал открытием.
Ведь всем известно, что великий наш классик похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге. А умер-то Михаил Иванович в Берлине в 1857-м году. И потому с 1951 года одна из улиц рядом с «Комише-опер» носит имя Глинки, на православном кладбище сохранилось красивое мраморное надгробие, а мемориальную доску с разбомблённого исторического дома, где провёл последние дни композитор, восстановили на построенном в 2000-м году близ того места здании.
Далее нас ждал небольшой рассказ собственно о «Прощании с Петербургом». О том, как Глинке пришла в голову тема «Болеро», ставшего 3-м номером. Да и циклом эти 12 романсов на стихи Нестора Кукольника можно назвать условно. Вот небольшая цитата: «Как извещал Кукольник в своем «Художественном журнале», «каждый романс можно покупать отдельно, общей цены не полагается...» И впоследствии «Прощание с Петербургом» редко исполнялось в виде цельного произведения, а отдельные романсы пользовались различной известностью».
Полностью слышать «Прощание с Петербургом» в концерте не доводилось. На YouTube нашла лишь отдельные наиболее популярные номера. В чём причина? Чуть забегая вперёд скажу: все 12 номеров, звучащие подряд, истинное наслаждение, настолько они контрастны, и с детства знакомые мелодии перемежаются с практически новыми для слуха, но понятными и прекрасными.
Но вот исполнить этот опус в концерте под силу далеко не каждому певцу.
Принято считать, что Глинка, обладавший неплохими данными и бравший уроки вокала в Италии, мало того, даже преподававший и составивший собственную «Школу пения», писал многие романсы, рассчитывая на своё исполнение. А голос у Михаила Ивановича был весьма специфический, то ли баритональный тенор с признаками колоратуры, то ли …тут современники противоречивы в оценках, а фонограф, к сожалению, изобрели значительно позже.
Ориентируясь часто и в операх, что заметнее, и в романсах на традиции бельканто, Глинка не обладал умением итальянских композиторов писать для голоса удобно, физиологично. От того кажущийся таким «лёгким жанром» для слуха, камерный Глинка в отдельных произведениях для вокалиста сложнее многих более поздних «тяжёлых» авторов.
Удача для всех, что Скигин услышал молодого баритона Игоря Головатенко и предложил именно ему исполнить «Прощание с Петербургом» в концерте. Возможно чуть преувеличу, как бывший собрат по струнному цеху, но кажется, крепкая закваска в прошлом виолончелиста и дирижёра-симфониста (инструменталисты приучены играть всё, что написано, не жалуясь на трудности и неудобства), помогли Игорю не просто справиться с Глинкой, но сделать исполнение уровня практически «фондовой» записи, как говорили раньше в Гостелерадио.
Особенно интересно было наблюдать, как собирает Головатенко свой мощный оперный голос для многочисленных mezza voce и piano,
как после труднейшей Колыбельной «Спи мой ангел, почивай» он выстреливает дикцией и драйвом в знаменитой «Попутной». Как чередуются мрачная Фантазия «Стой, мой верный бурый конь» и пленительная Баркарола «Уснули голубые». Или после брутального «Рыцарского романса» нежнейше «Между небом и землёй жаворонок вьётся», впору младенцам давать слушать для здоровья. И после проникновенное «К Молли» — «Не требуй песен от певца».
Примерно 40 минут чистой музыки, аплодисменты служили кратким отдыхом артистам. Семён Борисович играл здесь удивительно мягко и стильно. В манере слышалось даже что-то от венских классиков, из которых тоже черпал наш Глинка. Завершающий номер «Прощальная песня» задумывался с хором. Но и в сольном варианте финальная фраза «многие лета» звучала по-церковному символично и гусарски раздольно.
Второе отделение концерта было посвящено Петру Ильичу Чайковскому.
И здесь Игорь Головатенко опять исполнил редко звучащее произведение, опус 65. Шесть романсов на стихи французских поэтов. Ещё раз с удовольствием послушала рассказ Скигина о романтическом чувстве молодого Чайковского к певице Дезире Арто, об их встрече через 20 лет и цикле, посвящённом ей. Этот французский опус в том же составе звучал недавно в Бетховенском зале в заключительном концерте цикла «Все романсы Чайковского». Так что невольно приходилось сравнивать оба варианта.
Тогда, в апреле, на фоне более трагичных поздних опусов Чайковского, французский язык и неброские мелодии воспринимались как момент эмоциональной разрядки, одновременно выделяясь качеством исполнительства.
Сейчас заметила другое — насколько поздний Чайковский (Ор. 65 написан в 1888 году) вокально гибче, благоприятней для голоса, чем Глинка. Может от того, что писал для некогда любимой женщины, зная конкретно её голосовые возможности и уже далеко не юной (53 года) к моменту второй встречи? Казалось, что певцу комфортно отдаваться чистому музицированию в слегка шубертовских мелодиях «Серенады» или «Разочарования», завершая всё игривой «Чаровницей».
Но было бы жаль отпустить Игоря Головатенко на такой легковесной ноте.
И в бонусном окончании вечера из оперных арий именно он, как основной участник, явился неожиданно в образах сразу двух героев «Пиковой дамы». Песня Томского: «Если б милые девицы» прозвучала ярко, но без пережима в характерность, что случается в этой вещи. И совсем на бис виолончельной кантиленой порадовал Князь Елецкий. Хотелось бы думать, что вскоре эта партия появится в репертуаре Головатенко. О том, что «Я вас люблю, люблю безмерно» труднейшая ария, особенно после более часа чистого пения, вспомнилось уже после, на заключительных овациях.
Но как настоящий кулинар понимает, что основное блюдо только выиграет от соседства с пикантной закуской и оригинальным десертом, так и маэстро Скигин не был бы собой, если б не пригласил для участия в концерте двух начинающих теноров из Молодёжной программы Большого театра.
Богдан Волков, собственно и открывал глинкинское отделение, напомнив три популярных романса: «Я помню чудное мгновенье», «Не искушай меня без нужды», «В крови горит огонь желанья». Спето было легко, музыкально, как-то свежо и безыкусно, но по-своему.
Слушаешь — и словно солнышко светит.
При том ощущение, что голос Богдана, знакомый больше по акустике Бетховенского зала, здесь зазвучал плотнее, появилась некая спинтовость.
В финальной оперной части он проникновенно и искренне исполнил знаменитое «Куда, куда» — арию Ленского. Пока она у Богдана звучит элегически отстранённо, светло, скорее концертным номером. Но такой Ленский, безусловно, может в будущем украсить любой спектакль.
А второе отделение Чайковского открывал самый юный по возрасту, но не по годам зрело выглядящий и звучащий Арсений Яковлев. Очень чувственный, уже почти драматический тенор такого тембра, что про мелочи легко забываешь и веришь и «Соловью», и «Отчего я люблю тебя», и «Закатилось солнце». И когда от этого тенора в 21 год слышишь «Прости, небесное созданье» (ариозо Германа) — оправдываешь его дерзость.
Признание действительно страстное и спето истово, артистично.
Напоследок немного о публике. Камерный зал Дома музыки очень уютный, почти домашний. Обратила внимание, что и публика здесь своя, пришедшая, в основном, не на солистов, а на абонемент Скигина, доверяя выбору Семёна Борисовича. Горячие аплодисменты и крики «браво» всем участникам, букеты каждому, собранность и внимание во время пения. И даже постскриптум объявление маэстро Скигина о планах его абонемента на следующий сезон было выслушано без спешки убежать в гардероб.
Значит, продолжение следует!
Фотографии предоставлены пресс-службой ММДМ
