Об уникальном таланте Тамары Ильиничны Синявской напоминать не требуется. Природа одарила ее щедро: редчайшей красоты бездонно-глубокое меццо-сопрано, неповторимый трепетный тембр которого узнаваем буквально с первого звука. А к этому — музыкальность, артистизм, художественный темперамент; внешние данные — на зависть. Что касается духовных богатств, то их впору разделить на многих. К тому же — безотказно подкупающие черты характера: добросердечность, мягкость, приветливость, как говорится, душа нараспашку. Убеждена, что читатель, взглянув на ее фотографию, сделанную на этой неделе, тепло и ласково улыбнется «героине дня».
Очень рано придя в детский хоровой коллектив (пионерский ансамбль, прославившийся под именем Локтева), она определила профессию на всю жизнь. Выступала с ансамблем в ответственных программах не только в своей стране, но и за рубежом. В стажерскую группу Большого театра поступила совсем девчушкой. Хорошо помню, как быстро распространилась в ту пору в театральных и околотеатральных кругах шутка о том, что отныне в стажеры Большого принимают прямо из детсада.
Год в стажерах, а дальше — стремительный путь примадонны «лучшей оперной сцены мира». Тамара Синявская — подлинный мастер оперной сцены. И не только превосходным вокалом определяется выдающийся успех певицы, но в не меньшей степени глубиной вживания в каждый образ, создаваемый ею в спектаклях. Стоит только вспомнить — все они особые, неповторимые. Тамара Синявская не изображает характеры, не играет героев, а проживает их судьбы. Любаша в «Царской невесте», Марфа в «Хованщине», старая цыганка Азучена в «Трубадуре», Кармен — новые штрихи появляются в их портретах, и прорисованы они исполнительницей с абсолютно точной жизненной достоверностью. Да, собственно говоря, «новые», «свои», «неповторимые» можно сказать почти обо всем, что накоплено в репертуаре певицы.
Будучи уже солисткой Большого театра, признанная народная артистка увлеклась песенным жанром. Обращение Синявской к «непрестижной» музыке некоторые усиленно пытались трактовать как измену блистательно чистому оперному искусству. «Я люблю песни, очень люблю хорошие песни, — говорит она. — Их у нас много, первоклассных. И пусть это не покажется крамолой: хорошую песню, исполненную хорошим эстрадным артистом, обладающим настоящим голосом и вокальной культурой, я предпочту средненькой арии в интерпретации средненького оперного певца». Камерный репертуар, романсы, песни Синявская поет и по сей день, выступая вместе со своим «первым критиком и первым судьей», так Тамара называет мужа — Муслима Магомаева. Не столь часто, как хотелось бы и как того заслуживает их уникальный дуэт. А с оперной сценой она рассталась с той поры, как в Большом была произведена массовая «пенсионная» ампутация. Ни одним словом она не попрекнула «хирургов», не посетовала на судьбу. В этом ее характер — скромность, благородство, гордость, честь...
Суровое нынче время. Как часто, мы, журналисты, критики, вынуждены признаваться самим себе, что без должного внимания относимся к происходящим художественным событиям, к жизни замечательных, талантливых людей, к тому, что они создали, сотворили в прежние годы, чем заняты сейчас. Чего-то не знаем, что-то не успеваем отметить, довести до сведения слушателей, читателей, зрителей. Об этом я с досадой подумала в очередной раз, когда в прошедшее воскресенье потянулась к телефонной трубке, чтобы поздравить с юбилеем Тамару Синявскую.
Мариам Игнатьева
