«Русалка» Дворжака в сезоне трансляций из «Met»
Если концептуальные эксперименты современного музыкального театра вам порядком надоели, если от надуманной актуализации режиссерской оперы у вас просто сводит скулы, если вы хотите погрузиться в настоящую оперную сказку, то прямая трансляция из театра «Метрополитен-опера» «Русалки» Дворжака (первая трансляция этого года) была именно для вас. Безусловно, и для меня – тоже. Однако впервые за всю историю прямых трансляций из «Met» на Россию (нынешний сезон – уже третий) к этому виртуальному музыкально-театральному волшебству я прикоснулся лишь на повторном показе – совсем недавно, месяц спустя после прямого эфира. И хотя ощущение «там, но сейчас», несомненно, особое и ни с чем не сравнимое, для многих зрителей повторные показы являются чрезвычайно важными. Посетить их арт-объединение «CoolConnections» предлагает публике уже давно: именно они и дают возможность услышать оперу в удобное время и не ломать голову, как ночью после спектакля добираться домой.
Постановка «Русалки» Дворжака, осуществленная выдающимся австрийским актером и режиссером Отто Шенком, свет рампы «Метрополитен-опера» увидела в 1993 году. Одна из жемчужин реалистичного, непременно зрелищного и всегда эстетически красивого музыкального театра этого художника и на этот раз дает повод задуматься об истоках и чистоте оперного жанра, отношение к которым сегодня весьма пренебрежительное. Спектакль Шенка, созданный им в сотворчестве со сценографом Гюнтером Шнайдером-Симсеном, художником по костюмам Сильвией Страхаммер, художником по свету Джилом Уэкслером и хореографом Кармен де Лавалладе, возвращает к условности этого жанра не с позиций его фактического отрицания, а конструктивного созидания. В современной режиссерской опере отрицание исконных и привнесение абсолютно надуманных новых сюжетных смыслов правят бал уже давно, поэтому
обсуждаемая «Русалка» — это тот островок чистоты оперы, который наполняет сердце оптимизмом при мысли о ее будущем.
Либретто «Русалки», созданное Ярославом Квапилом по мотивам фольклорных волшебных сказок Карела Яромира Эрбена и Божены Немцовой, волшебно и сказочно от первой до последней буквы. Точно так же музыка Дворжака, проникнутая славянской задушевностью, напевностью, элегичностью, величавым спокойствием и, в тоже время, драматически концентрированным развитием, волшебна и сказочна от первой до последней ноты. В отношении подхода к музыкальному языку и его драматургии что-то есть в ней даже неуловимо вагнеровское, но славянская душа этой партитуры Дворжака затмевает всё, абсолютно невзирая на исторически обусловленную латинизацию и чешского языка, и чешской национальной культуры. Пражская премьера «Русалки» состоялась в 1901 году, однако премьера обсуждаемой постановки 1993 года стала и премьерой театра «Метрополитен-опера».
То, что первая постановка на этой сцене и по сей день сохраняется в репертуаре, – факт, безусловно, отрадный. Но самое главное, что, благодаря трансляции этой оперы на весь мир, насладиться чарующими красотами ее постановки смогла огромная армия меломанов.
В этом чудесном спектакле абсолютно ничего не придумано — всё лишь на редкость добросовестно и качественно скроено.
Живописный лес есть настоящий лес – глаз не оторвать! Лесное озеро, где живет Водяной и водная нимфа Русалка, влюбившаяся в сказочного Принца, и есть дивной красоты озеро. Баба Яга (Ежибаба) – самая настоящая и весьма колоритная, знакомая нам с детства Баба-Яга. Принц, зачарованный Русалкой, но в итоге погубивший и ее, и себя, – самый настоящий сказочный принц, а замок Принца в помпезно-классическом стиле и монументальный каскад с фонтаном перед ним служат весьма благодатным экстерьером второго (центрального) акта оперы. Есть в сюжете и комическое ответвление – игровые эпизоды Поваренка и Егеря. Есть и прелестное трио лесных нимф, приходящих на озеро потешаться над Водяным. Словом, в этой волшебной сказке есть всё, и нет ничего, кроме самóй волшебной сказки.
В режиссерских мизансценах вы не найдете ни малейшей суеты и неестественности,
но, несмотря на их подчеркнуто крупноплановую статичность, психологическое воздействие постановки на слушателя и зрителя необычайно велико (а на крупных планах цифрового киноэкрана – и подавно!). В создании логически убедительного и достоверно притягательного облика спектакля большую роль сыграл и собственный актерский опыт режиссера. Видно, что работа с актерами проделана огромная, и если на премьере 1993 года партию Русалки пела выдающаяся чешская певица Габриэла Беначкова, то с момента первого возобновления постановки в 1997 году (еще два были в 2004-м и 2009-м)
на сцене «Метрополитен-опера» безраздельно царит нежная, хрупкая и трогательная Рене Флеминг.
И вправду, она – просто прирожденная американская Русалка с очень тонким и рафинированным пониманием задач образа: возвышенно неземной сценический облик певицы и точное соответствие специфики ее «ангельского», но достаточно крепкого голоса формату этой партии очевидны.
Долора Заджик была Ежибабой еще на премьере 1993 года, но сегодня, по прошествии лет, ее глубокое меццо (почти контральто) всё еще околдовывает властным природным магнетизмом. Весьма зрелую трактовку партии Чужеземной княжны предложила и другая американка – меццо-сопрано Эмили Маги. В отличие от партии Дона Базилио в постановке «Met» («Севильский цирюльник» Россини), партия Водяного для канадского баритона Джона Рельи стала чрезвычайно огромной удачей. На сей раз, в сущности, бас-баритоновая фактура его голоса просто идеально легла в басовую колею, уверенно предъявив дивиденды эмоционально-образной выразительности.
В музыкальный и постановочный контекст постановки очень органично вписалось изумительное трио лесных нимф
(Дизелла Ларусдоттир, Рене Татум, Майя Лахиани). Чем не наш славянский ответ трио вагнеровских рейнских русалок! Ансамбли лесных нимф (первый – в самом начале оперы, второй – в третьем акте) были исполнены фантастически музыкально и слаженно. И, конечно же, просто необходимо сказать, что комическая пара персонажей также во всех отношениях предстала на редкость удачной: в травестийной партии Поваренка выступила Джулия Булиан, в партии Егеря – наш молодой соотечественник Алексей Лавров, и этот дуэт в спектакле отнюдь не стал проходным!
И всё же по особому разряду в этой постановке проходит «польский соловей» Петр Бечала,
благороднейший лирический тенор, широко известный и востребованный в мире. В партию Принца – весьма благодатную как в актерском, так и музыкальном отношениях – исполнитель привносит, кажется, целую вселенную лирического света и одухотворенной нежности. Его проникновение в образ незабываемо: фразировка отличается безупречностью стиля, интонирование – осмысленностью и рафинированной чистотой. При этом кульминация драматического накала роли, как это и должно быть, приходится на второй акт, в котором светлое лирическое чувство Принца сменяется разочарованием. Это чувство просто не выдерживает испытания, закутываясь в броню непонимания и досады: ожидание Принцем тепла со стороны Русалки предстает бесконечным, ведь в мир людей водная нимфа приходит хотя и с помощью хитроумного, но всё же не вполне умелого колдовства Ежибабы. Это закономерно и предрешает роковой финал обоих героев.
Оркестровых кульминаций в этой опере довольно много, и под взмахом весьма чутких и уже опытных рук молодого канадского дирижера Янника Незе-Сегена все они находят неповторимые эмоциональные краски.
Психологические кульминации, даже при очевидной незатейливости сюжета, выстраиваются в весьма разноплановый музыкальный ряд,
и каждая из них, совместно с общим мелодическим очарованием оркестра, в кристалл великой партитуры Дворжака добавляет еще одну грань совершенного музыкального творчества. Впервые присутствуя на повторном показе, я неожиданно для себя открыл, что это творчество по-прежнему можно постигать и с противоположного ракурса: повтор – это полный аналог прямой трансляции с антрактами, в продолжение которых публике предлагается «отведать» интервью с исполнителями и ощутить запах театральных кулис.
Авторы фото — Ken Howard, Marty Sohl
