Культурную столицу вновь посетил оркестр и хор «musicAeterna» Пермского академического театра оперы и балета имени П. И. Чайковского во главе с неизменным художественным руководителем и дирижером Теодором Курентзисом, чьи недавние ночные концерты в Московской консерватории обсуждают до сих пор.
В этот раз местом встречи с этой «dream-team» стал Концертный зал (кстати, тоже) имени Чайковского. Коллектив из Перми, а также приглашенные солисты – сопрано Елизавета Свешникова, меццо-сопрано Наталья Ляскова, тенор Томас Кули и бас Эдвин Кросли-Мерсер – представили знаменитый «Реквием» В. А. Моцарта.
Все компоненты музыкального вечера от «musicAeterna», разумеется, присутствовали – переполненный зал, ажиотаж поклонников, светская публика и ставшее уже привычным ожидание сюрпризов, которые не заставили себя долго ждать. Выйдя на сцену с расставленными полукругом свечами, дирижер и его исполнители, облаченные в черные quasi-рясы, показали свое видение музыки великого классика.
Не секрет, что Курентзис уделяет Моцарту особое место — он не только часто берется за его партитуры, но и по-своему их трактует,
добиваясь максимально аутентичного и оригинального звучания.
В «Реквиеме» последнее проявилось уже во вступительной молитве «Requiem aeternam», где строго-торжественные партии хора и солистов удивительным образом сочетались с аккомпанементом оркестра в манере светского менуэта. В стремительном «Dies Irae» эмоциональные стенания струнных, набат литавр невольно напомнили одноименную часть «Реквиема» Верди: тот же романтический «дух» присутствовал и в степенном «Rex tremendae». «Tuba mirum» и «Recordare», напротив, вернули в эстетику классицизма.
И если в первом из них слушатель сопереживал благородным героям финала какой-нибудь оперы Глюка, то во втором классицистскую ясность, возвышенную лирику и катарсис создавались преимущественно силами оркестра.
Наиболее сложная часть моцартовского «Реквиема» — двойная фуга «Kyrie» — была исполнена по-настоящему виртуозно
(за что хочется пожать руку хормейстеру Виталию Полонскому): качественная артикуляция и четкость пропевания слогов придавали особый «нерв» этой музыке.
Нельзя не отметить и «Confutatis», где мужская «половина» хора своими драматическими возгласами противостояла женской, по-видимому, символизирующей пение ангелов, о которых так часто говорит Курентзис. Его версия знаменитой «Lacrimosa», пожалуй, оказалась наиболее убедительной: скорбные голоса, переходящие на шепот, мерное шествие в оркестре и мимика дирижера, вбирающая в себя весь трагизм… Прозвучавшие следом «Domine Jesu» и «Hostias» воспринимались уже как резюмирующее послесловие, однако, не лишенное выразительности.
На этом Моцарт закончился – наступило время для частей, дописанных после смерти композитора его учеником Зюсмайром. Также наступило время и для солистов, которые до этого несколько «тонули» в корифее под названием «musicАeterna» – из всего приглашенного квартета ярко выделялся лишь тенор Томас Кули.
Но главный сюрприз ожидал впереди, когда после завершенного вопросом «Agnus Dei» прозвучал ответ…
на русском языке. Не видя вытянувшихся лиц публики, хор задушевно спел про то, как к Моцарту пришел черный человек и заказал «Реквием» – хотя простая мелодия и постоянное смещение ударения в слове «Осанна» почему-то вызывали ассоциации с рождественской колядкой.
Такой когнитивный диссонанс – дело рук Сергея Загния, московского композитора, сочинившего эту часть для коллективного «Реквиема» в рамках фестиваля «Территория», когда несколько композиторов по предложению Курентзиса осмелились вступить своей музыкой в диалог с Моцартом.
Здесь это выглядело несколько странно, если не вызывающе – зачем, спрашивается, нужно что-то добавлять в шедевр, смысл которого известен даже непрофессионалам? Можно было бы сказать, что это ни что иное как очередной сногсшибательный ход Курентзиса, направленный на последующую горячую дискуссию, однако, если рассматривать эту стилизованную вставку как элемент диалога с Моцартом, то ее присутствие действительно будет уместно. К тому же, подобное «покусительство» на Моцарта в свое время проделал композитор Г. Хаас в пьесе «7 Klangraume» – и это была не мажорная песенка, а много разделов в техниках современной музыки.
После завершения концерта Курентзис и его подопечные решили поставить финальную точку уже в фойе второго этажа.
В полной темноте, держа в руках свечу, женский хор и солистка Элени-Лидия Стамеллу исполнили «O vis Aeternitatis» Хильдегарды Бингенской. Свидетелями этого таинства оказались лишь те, кто остался лично поблагодарить маэстро за прекрасный концерт. Остальные же, ничего не подозревая, уходили в наступающие сумерки, напевая уже запомнившийся мотив и слова:
«Осанна, осанна ин экцельсис…
К Моцарту пришел однажды некий незнакомец,
Высокий и худой черный человек.
И передал ему странное письмо,
В котором был заказ на Реквием.
Осанна, осанна ин экцельсис…
Моцарт не знал имени заказчика,
И тягостное чувство овладело им.
Моцарт почувствовал, что смерть к нему приходит,
И понял, что Реквием он пишет для себя.
Осанна, осанна ин экцельсис…
Моцарт все слабел, слабел и на седьмой день умер,
И на третий день был он погребен.
И ангелы пели и играли
Реквием Моцарта на небе завершенный.
Осанна, осанна ин экцельсис…»
