Борис Эйфман поставил новую версию балета «Реквием»
Борис Эйфман поставил новую версию балета «Реквием» к 70-летию освобождения Ленинграда от фашистской блокады.
С первым «Реквиемом» на музыку Моцарта, который мятежный хореограф ставил в 1991 году, вышла интересная история. Спектакль тогда долго и обстоятельно репетировали, как это обычно и происходит в Театре балета Бориса Эйфмана, ни о чем не подозревали, а премьера была намечена на 19 августа. Грянул путч, премьеру пришлось переносить. Мы помним, что в тот момент актуален был совсем другой балет – про лебедей… Его «гоняли» по телевизору – с Майей Плисецкой в роли Одетты.
Но 22 августа 1991 года «Реквием» Эйфмана состоялся — с замечательными декорациями очень модного тогда авангардного художника Семена Пастуха (знакомого москвичам по оформлению балета А. Ратманского «Болт», поставленного в Большом театре в 2005 году по мотивам репрессированного балета Шостаковича). Премьера имела оглушительный успех, несмотря на неожиданные обстоятельства ее выпуска.
Эйфмана всегда выручает его чутье тонкого художника — он идет в ногу со временем, но если время буксует искусство, то он двигается вперед, обращаясь к вневременным ценностям.
Это великая дипломатии, свойство лучших умов.
В 1998 году Эйфман поставил «Мой Иерусалим» на фольклорную и этническую музыку, который стал гармоничной парой к «Реквиему». Именно в такой спайке нам довелось увидеть спектакли в Москве в конце 90-х. «Иерусалим» вырос из «Реквиема», из четвертой строчки заупокойной мессы «Et tibi reddetur votum in Jerusalem» (И тебе возносятся молитвы в Иерусалиме).
Оба эти спектакля — гимн жизни. Рассказ о том, что были боль, скорбь, отчаяние и смерть, но жизненная энергия победила мрак.
Эйфман как никто другой умеет самые сильные чувства и состояния человека воплотить в танце, сделать их выпуклыми и театральными.
Последнее ему удается благодаря сотрудничеству с лучшими художниками своего времени. Семен Пастух, Вячеслав Окунев, Зиновий Марголин, Никита Явейн (автор архитектурных проектов комплекса зданий для Академии танца Бориса Эйфмана). Блестящая плеяда питерских мастеров, идущих рука об руку с хореографом.
Еще одной особенностью театра Эйфмана является использование в спектаклях фонограммы. Это необходимо, учитывая гастрольную ориентированность компании – оркестр с собой не навозишься. Не просто нерентабельно – невозможно. С такой же установкой работают знаменитые голландские танцевальные труппы – NDT (Нидерландский театр танца – 1, 2 и 3), хотя у них, в отличие от Театра Эйфмана, который существует все свои 37 лет в виртуальном «бездомном» режиме, есть отличная репетиционная база в Гааге, совмещенная с одной из лучших театральных площадок в Европе. Упор на гастроли, на поездки диктует свои правила игры.
И второе, почему фонограмма лучше и для Бориса Эйфмана, и для Иржи Килиана, и сегодняшнего шефа NDT Поля Лайтфута – это возможность выбора той музыкальной трактовки произведения дирижером, которая соответствует замыслу хореографа и наиболее гармонична по темпам.
Поэтому понятно, что Эйфман волновался, когда его танцовщики вышли на сцену Александринского театра 27 января, в день полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, и с одного-двух генеральных прогонов станцевали ставший двухсерийным новый «Реквием». Первыми зрителями премьеры стали блокадники, деятели культуры РФ, президент Путин, министр Мединский, первые лица администрации города. Хореограф рассказал потом на встрече с критиками, почему он согласился на рискованный эксперимент с живым оркестром.
Идею «дописать» «Реквием» Эйфману подал Владимир Спиваков.
Он же нашел финансирование для дорогостоящего проекта. Приехал сам, привез свой оркестр «Виртуозы Москвы», «Мастеров хорового пения» под руководством Льва Канторовича и солистов – Анну Аглатову, Юлию Мазурову, Петра Мигунова и Алексея Неклюдова.
Новая часть «Реквиема» идет в первом отделении на музыку Камерной симфонии Шостаковича (она же – расширенный Струнный квартет № 8) – по «Реквиему» Ахматовой. Эйфман слушал разные исполнения, но пришел к выводу, что версия Спивакова самая подходящая, чтобы отрепетировать балет под фонограмму, на премьеру выйти с оркестром, а потом снова вернуться к привычному режиму проката спектакля.
Балет не дословно сюжетный и не про скрытые контексты,
которые мы вычитываем между строк поэмы Ахматовой и из партитуры Дмитрия Дмитриевича, а все-таки реальные пластические зарисовки блокадного Ленинграда, с экспликациями личной биографии великой поэтессы. На сцене узнаваемые герои поэмы – Мать (отличная работа звезды труппы Эйфмана Нины Змиевец), Сын (Эльдар Янгиров), Жена (Анастасия Ситникова и Любовь Андреева), Муж (Игорь Субботин), коллективный персонаж – Семья (Дмитрий Фишер, Игорь Поляков, Полина Горбунова).
Санки, саваны, тюремные ворота, снег, лед, «худые» платки, решетки, зэковские робы, встроенные в геометрически верные и строгие конструкции З. Марголина.
В финале на сцену выбегают дети — ученики Академии танца,
речь о которой пойдет в нашем следующем репортаже из Петербурга. Они сигают в шустрых па де ша, летят над землей, усыпанном прахом их прадедов. Одна девочка с грустью прижимает к себе черную робу. Но радость жизни берет верх.
Второй – моцартовский – акт начинается с маленькой переклички с печальными и страшными образами поэмы Ахматовой, но постепенно выруливает на универсальные темы, заложенные великим уроженцем Зальцбурга в его культовое произведение.
Самое сильное впечатление от второго акта — это игры с темпами, участвовать в которых так боялся Борис Яковлевич.
«Виртуозы» и на CD и вживую играют быстрые места «Реквиема» так быстро, что дух захватывает. Но труппа, состоящая только из потрясающих виртуозов, в которой все артисты суть кордебалет, в хорошем смысле слова, и суть – премьеры, не в звездном смысле, а в плане качества и отношения к профессии, оказалась в состоянии играть по любым правилам. Увеличить амплитуду жете – пожалуйста, сделать это в компании с двадцатью другими, стоящими возле тебя танцовщиками – не проблема.
Это и есть секрет хореографа Эйфмана — добиться, чтобы запущенный им механизм работал в любых обстоятельствах.
Видна и очень порадовала качественная работа Зиновия Марголина, который сумел воплотить в спектакле свои оформительские идеи и включить в новый балет дизайнерские находки Семена Пастуха, совершенно революционные для эпохи начала 90-х.
Во втором акте к звездному составу солистов добавился Олег Габышев, станцевавший здесь роль Мужчины (правильнее было назвать его персонажа – Человек, но sapienti sat – это одно и то же). Его участие с спектакле всегда гарантирует происходящему высокий эмоциональный градус.
Фото Евгения Матвеева и Юлии Кудряшовой
