Корсаковская программа в белорусском Большом
Жизнь Большого театра оперы и балета Белоруссии в годы, последовавшие за глобальной реконструкцией величественного здания на Троицкой горе, изменилась существенным образом и изменилась к лучшему: за эти несколько сезонов что оперный, что балетный репертуар пополнился многочисленными новыми названиями. Наряду с ходовыми произведениями классики, названиями, в той или иной степени присутствующими в афише любого академического музыкального театра,
в белорусском репертуаре есть две интересные темы.
Одна из них условно может быть названа славянской, объединяющая белорусские и русские оперы и балеты, многие из которых так или иначе связаны либо с историей, либо с этнографией родственных восточнославянских народов. Вторая — это восточная тема, точнее сказать, взгляд славян на Восток, что более всего представлено в балетном репертуаре театра и отчасти в опере.
Не так давно в афише белорусского Большого появилась программа, объединяющая в один вечер обе эти темы, и что удивительно — музыка обоих представленных произведений принадлежит одному композитору — Н. А. Римскому-Корсакову.
Корсаковский лейтмотив всегда присутствовал в минской афише:
долгие годы здесь шла монументальная «Царская невеста» в роскошных исторических декорациях, ставились и другие оперы композитора. После реконструкции корсаковская линия стала звучать ещё ярче: в начале 2011-го появилась модернизированная «Снегурочка» в постановке Сусанны Цирюк, осенью того же года — «Шехеразада» в хореографии Андриса Лиепы, восстановившего исторический спектакль дягилевской труппы, в 2012-м — «Кащей Бессмертный» в аутентичной интерпретации Галины Галковской.
Последние два спектакля с недавних пор идут в один вечер — камерный формат (с точки зрения хронометража) и балета, и оперы этому очень способствуют, а контрастность тем и средств выразительности, использованных в них, придаёт программе дополнительный динамизм и интригу. Это более чем удачное решение — показать в одном представлении столь разные грани творчества величайшего русского композитора. И это хороший ход в преддверии большого корсаковского юбилея — 170-летия со дня рождения, которое грядёт в марте 2014 года.
Осенняя сказочка Римского-Корсакова — довольно-таки редкий гость на оперной сцене,
основная причина чего — в заковыристости, даже изощренности партитуры, изобилующей изысканными гармониями, которые и по прошествии ста лет после мировой премьеры слушаются свежо и нетривиально. Кроме того, сам сюжет произведения дает слишком много поводов для аллюзий и ассоциаций, не всегда политически удобных. Поэтому что в царской России, что в СССР, что на постсоветском пространстве «Кащея» особо не жаловали, а на Западе его, как и большинство опер Римского-Корсакова, попросту не знают.
В Минске же «Кащей», можно сказать, опера репертуарная, она шла здесь и в период реконструкции (на временных сценах, где выступал театр), а после открытия от названия не только не отказались, но сделали новую версию.
Режиссёр Галина Галковская не скрывает своих намерений.
«В то время, когда мировая практика оперных постановок практически устраняется от национальной идентификации, — пишет автор спектакля в буклете к нему, — мы стараемся, по возможности, максимально подчеркнуть исконную русскость, национальный колорит… Эта глубоко славянская по духу тема чрезвычайно близка мне».
В итоге получился спектакль, который бы я назвал не просто иллюстративным, а аутентичным, поскольку, несмотря на применение новых технологий, новых театральных методов и средств, он получился исключительно близким к исконным идеям авторов произведения, к музыкальным идеям партитуры.
Получилась настоящая сказка — загадочная и красивая, бесконечно манящая.
Удивительны по своей гармоничности и вкусу декорации и костюмы Любови Сидельниковой, сочетающие различные сценографические техники, огромную роль играет компьютерная видеографика (художник Елена Ахременко), позволяющая в секунды менять облик сцены, устраивать настоящие превращения, например, унылого царства Кащея в обворожительные чертоги Кащеевны, и тут же, в мгновение ока рассеивать эти чарующие наваждения порывами буйного ветра свободы в лице Бури-богатыря.
Основное достоинство постановки — точная передача визуально-драматическими средствами характера и настроения музыки, что говорит, безусловно, о понимании и большом мастерстве режиссёра именно как творящего в музыкальном театре. Здесь нет места так модному ныне параллелизму (партитуры и её интерпретации), да и пресловутыми «покровскими» перпендикулярами тоже не пахнет. Раскрытие идей оперы в их первозданности — вот благородная задача, которую поставили перед собой авторы спектакля и с блеском её воплотили.
В музыкальном плане «Кащей» также, безусловно, получился.
Сложнейшая партитура была превосходно озвучена оркестром театра под водительством маэстро Ивана Костяхина: было ощутимо, что дирижёру близка эта музыка, что он ее понимает, знает как ее подать и что в ней сказать. Уровень оркестровой игры приятно удивил — не потому, что были сомнения в классе минских музыкантов, а потому, что сам материал — ну уж очень нетривиальный, требующий тщательной, вдумчивой, кропотливой работы и осмысления. У минчан всё это получилось превосходно.
Не подкачал и хор (хормейстер Сергей Агранович), роль которого была усилена — не только предписанные композитором «закулисные голоса», но и часть партии Бури-богатыря дублировалась хором, так сказать, для усиления эффекта могущества и буйства вольного ветра.
Замечательно справился с партией титульного героя Эдуард Мартынюк
— его не вполне премьерский тенор, который в романтических центральных ролях иногда теряется, здесь был весьма уместен и впечатляющ: певцу удался образ злобного бессердечного колдуна. Красивым звуком пленяла Татьяна Гаврилова (Царевна), создав образ нежной страдающей красавицы. Наталье Аникиной (Кащеевна) удались сцены колдовства и обольщения, её томный голос в них прозвучал убедительно, а вот стали, брутальности, напора в хитовой арии «Меч мой заветный» несколько недоставало.
Порадовал исключительными красотой и ровностью звучания, пластичностью звуковедения Илья Сильчуков — Иван-королевич, настоящий романтический герой. Единственно, кто не вполне убедил из ансамбля солистов — это Дмитрий Капилов (Буря-богатырь), звучавший глуховато и не всегда внятно.
Симфоническую сюиту «Шехеразада» Римский-Корсаков никогда не предназначал для театра, не мыслил её как балет.
Более того, всячески осуждал всевозможные попытки «балетизации», хореографического прочтения его музыки (например: «… моя музыка не нуждается в искусстве госпожи Дункан»), да и в целом оставался к жанру балета весьма равнодушным — исключение составляет лишь ранняя опера-балет «Млада».
Уже после смерти композитора у его наследников (вдовы Надежды Пургольд, детей и многочисленных учеников) был конфликт с тем же Дягилевым по поводу «балетизации» «Золотого петушка», а знаменитый балет Фокина — Бакста на музыку «Шехеразады» мог появиться только спустя два года после смерти Римского-Корсакова.
В известной степени то, что сделал Фокин, сродни нынешним экспериментам радикальной режиссуры в опере:
на музыкальный материал, имеющий собственную драматургию, был нанизан придуманный им сюжет, в общем-то, почти не связанный с музыкальными идеями автора партитуры. Да, безусловно, восточный колорит сохранён, но только он — в остальном рассказана совсем другая история, иная, нежели та, которую предполагал Римский-Корсаков.
Такт и талант позволили Фокину органично сочетать одно с другим, и для непосвященного зрителя вроде бы никаких противоречий-проблем не возникает. Но если ты хорошо знаком с драматургией корсаковской «Шехеразады», то невозможно не ощутить некоторую искусственность, притянутость за уши придуманного Фокиным сюжета.
Тем не менее, балет в таком виде живёт уже более ста лет,
стал своего рода классикой балетного искусства и с успехом исполняется на многих мировых сценах. Большой театр Белоруссии присоединился к сонму этих избранных, причем реконструкцию шедевра русского декаданса осуществил Андрис Лиепа, давно и искренне увлечённый дягилевским творчеством.
Эта увлеченность постановщика и театра видна во всём — в богатстве декора, в роскоши хореографии, в зажигательности танца, в чрезмерной живописности костюмов. Несмотря на высказанное только что критическое соображение о сути фокинского либретто, невозможно не отметить, что спектакль обладает собственной внутренней логикой, цельностью и гармонией.
Особую гармонию он приобретает на белорусской сцене:
лирический танец Марины Вежновец (Зобеида) более нежен и трепетен, изящен и эфемерен, чем это принято повсеместно, страстный порыв впечатляет в каждом движении блистательного Игоря Оношко (Золотой раб). Прекрасную оправу главным героям дают фактурный Олег Турко (Шахриар) и выразительный Дмитрий Шемет (Шахезман), пародийно-гротескный Виталий Цынкевич (Главный евнух), лёгкие и гибкие одалиски Александра Чижик, Людмила Хитрова и Надежда Филиппова.
Хрестоматийная сюита под водительством Андрея Иванова не прозвучала столь же впечатляюще, как «Кащей», хотя очевидной яркости в этой музыке куда больше: не всегда были аккуратны некоторые инструментальные соло, некоторые — чересчур аккуратны, но не выразительны, не индивидуальны.
Танец на сцене был на несколько порядков выше оркестрового сопровождения, что несколько жаль: хотелось бы большей гармонии всех компонентов этого удивительного по степени слияния разных видов искусства спектакля.
Фотографии с официального сайта театра
