«Батшева данс компани» в Москве
На Чеховском фестивале выступила главная танцевальная труппа Израиля
Израиль — страна, почти незначимая на карте классического танца, но израильские этнический и современный танец вполне самобытны и конкурентоспособны. Лучшая израильская труппа современного танца «Батшева данс компани», сокращенно «Батшева» (в другой транскрипции, ближе к ивриту, «Бат-Шева»), была представлена на Чеховском фестивале.
«Батшева» — старейшая в Израиле (основана в 1964 году) танцевальная компания, с 1974 года это государственный театр танца, его история тесно переплетена с историей государства Израиль.
Первыми танцевальными миссионерами, еще в конце 40-х, в новорожденном государстве Израиль стали ученицы знаменитого американского хореографа Марты Грэхем (кто не знает мать-основательницу танца модерн?), а в середине 60-х баронесса Ротшильд по имени Бат-Шева (это имя так и осталось у компании) основала танцевальную труппу в Израиле с собственным бюджетом, помещением и репертуаром, поставив свою подругу Грэхем ее художественным руководителем. Грэхем проработала в труппе всего два года и вернулась в Америку, но танцевальная компания продолжала интенсивно работать, не теряя лидерства в Израиле.
Однако преодолеть местечковый уровень «Батшева» смогла только, когда ее возглавил Охад Наарин
(Нахарин), уже известный к тому времени танцовщик и хореограф, проработавший в самых известных танцевальных труппах Северной Америки и Европы.
Он учился танцевать, как водилось у израильтян, в Америке, у той же Марты Грэхем, работал в ее труппе, потом в Европе у Бежара и в Нидерландском театре танца. По завершении танцевальной карьеры вернулся в Америку, создав собственную танцевальную компанию, продолжая ставить как приглашенный хореограф в известных балетных домах Европы. А с 1990 года, уже 24-й год Наарин — неизменный руководитель «Батшевы», разработал собственную систему танца под несколько курьезным на русское ухо названием «гага».
При Наарине уже «Батшева» стала своего рода инкубатором для израильских артистов и хореографов,
теперь Америка для тех, кто хочет в Израиле профессионально заняться современным танцем, стала необязательной, есть своя, национальная, танцевальная школа.
Израильская труппа привезла два спектакля, на которых москвичам предстояло убедиться, что труппа и хореограф обладают «лица необщим выраженьем» в море современного танца и самим посмотреть, что такое «гага». Избранные не только посмотрели, но и поучаствовали.
Первый спектакль — «Deca Dance» — визитная карточка «Батшевы»,
своего рода отчет о совместном творчестве Наарина и его труппы на протяжении двух десятилетий, микс отрывков из лучших (по выбору хореографа) произведений, созданных с этим коллективом. Структура «Deca Dance» подвижная: какие-то отрывки исчезают из спектакля, другие — появляются; последние изменения в него внесены при подготовке спектакля для Чехов-феста.
Под открытие занавеса сыграли «Хава нагилу», определив национальную принадлежность труппы (хотя труппа, не смотря на израильскую прописку, все-таки многонациональна по своему составу) и задав оптимистический настрой («Хава нагила!» в переводе «Давайте радоваться!»).
Танцевальное попурри из произведений Наарина получилось разнообразным:
музыка — от самой откровенной попсы до, между прочим, культового «Болеро» Равеля и Вивальди.
Танцевальный диапазон не менее мнолик: мало структуризованные сольные и групповые импровизации (предтеча второго гастрольного спектакля — «Sadeh 21»), медитативная композиция в стиле «Паваны мавра» (мужчины с обнаженными торсами и в широченных юбках-брюках, плетут завораживающую танцевальную вязь), техно-адаптация знаменитого «Болеро» в электронном переложении, без знаменитого крещендо, однополые и разнополые дуэты и трио, танцы-соревнования, когда артисты «выделывают» танцевальные коленца на ускоряющийся счет.
«Deca Dance» собран из восьми спектаклей вокруг двух танцевальных кульминаций.
С первой — знаменитой сцены из «Анфазы» — начался спектакль. В свое время именно эта сцена вызвала требования ортодоксальных депутатов Кнессета запретить спектакль.
Шестнадцать складных стульев, расставленных полукругом, 16 танцовщиков — вне зависимости от пола одетых в узнаваемую униформу еврейских ортодоксов (белые рубашки, черные костюмы), под ритмизированный пасхальный распев «Один Бог на земле и на небе» то синхронно, то в унисон совершают своего рода экстатический ритуал.
Циклически повторяющаяся музыка зомбирует, пятнадцать человек двигаются как единый организм, а шестнадцатый, последний — слабое звено:
он исполняет ту же экспрессивную комбинацию па, что и остальные, но по завершении каждого цикла вылетает со стула в изнеможении и с трудом возвращается на стул, чтобы опять примкнуть к сообществу, потом снова упасть, собрать силы и опять подняться.
Всеобщий экстаз сопровождается раздеванием:
сначала в центр сцены летят пиджаки, потом — ботинки, потом — рубашки и брюки, танцовщики остаются только в нижнем белье, продолжая коллективное радение, лишь последний не принимает участие во всеобщем разоблачении.
Вторая кульминация поставлена в середину спектакля. По форме это довольно банальный интерактив со зрителями: те же танцовщики, мужчины и женщины в обезличенной ортодоксальной униформе и черных шляпах сходят со сцены в зал в поисках пары среди зрителей, цепко выбирают будущих партнеров и ведут их на сцену. На сцене танцовщики Батшевы то образуют со зрителями пары, то солируют на фоне симметрично расставленных зрителей (в Москве это были только женщины, но так бывает не всегда), яркими пятнами высвечивающимися на фоне одетых в черное танцовщиков.
Интерактив — известный прием развлечения туристов, стопроцентно рассчитанный на зрительский успех, но у Наарина это сделано так, что
ни один танцующий зритель не выглядит на сцене чужеродным элементом,
наоборот, дилетантский танец гармонично вплетен в жесткий каркас танца профессионального и при этом не теряет своего обаяния.
Наглядный пример школы «гага» — школа Наарина отрыта для любого человека, который готов почувствовать радость танца и тянуться к нему всем существом. Москвички, которых вывели на сцену из зала в «Дека Данс», не подвели — у артистов Батшевы оказался наметанный глаз.
Второй спектакль «Батшевы» — «Sadeh 21» (точный перевод с иврита — «Поле 21») — недавний, 2011 года, более показателен для метода Наарина.
Большая часть спектакля идет под музыку для медитации, начисто лишенную ритма, танцовщики сами задают ритм своим движениям, очень похожим на этюды, вольные импровизации. Музыка сменяется произвольным счетом: на счет 2-2-3 образуется 2 пары и трио, на счет 2-1-3-1 — одна пара, трио и два одиночных артиста, ну, и так далее.
Следующее «поле» еще радикальней: движения выполняются под невразумительную человеческую речь.
Фон — музыкальный, шумовой, речевой или дыхание танцовщиков — для Наарина не существенен. Балетмейстера интересует само движение как феномен, способность выразить в пластике внутреннее состояние человека, а не его музыкальная обусловленность, как в традиционном танце. И вовсе не обязательно называть это танцем, это граница танца, танец — все-таки связанная система движений, а язык «Sadeh 21» скорей дискретен: это цепь движений, поз, очень разных, порой любопытных, пограничных, знакомых и свежих, но непрерывностью она не обладает.
Человечество, продолжая поиски новых форм, в «Поле 21» (ХХI век?) подходит к границе «поля», которое на протяжении нескольких столетий называлось танцем, а в ХХ веке начало размываться.
Спектакль кажется очень цельным, но монотонным. Но дар Наарина не исчерпывается умением ставить танцы — он отличный режиссер. Монотонность спектакля неожиданно прерывается сценой занимательных танцевальных контрастов: «бескостная» гимнастка перетекает из одной растянутой позы в другую, девушки в кислотных одежках, с мелкой и механистичной дискотечной пластикой и мужчины в женских коктейльных платьях, со свободной и широкой амплитудой движений.
Это — яркая сцена, пробудившая заскучавший на танцевальных медитациях зал, но финал сделан еще более поразительно.
Весь спектакль идет в плоской, светлой, ярко освещенной выгородке, за ней и над ней — черное пространство. В финальном «Поле 21» из черноты, прямо над выгородкой, появляется человек — тот самый, что не владел человеческой речью. Стоит, потом также неожиданно, как и появляется, проваливается в темноту. За ним появляется другой, третий, потом почти вся труппа материализуется над сценой, стоит и падает, то по одиночке, то целыми компаниями.
Черное пространство рождает и поглощает людей, на поклоны никто не выходит — театральный сюр, Магритт.
Модерн с Ближнего Востока запомнится самобытностью, самозабвенностью, заразительностью, экспрессией — той самой радостью танца, к которой призывала «Хава нагила».
«Sadeh 21» был показан только в Москве, а «Deca Dance» в рамках регионального тура Чеховского фестиваля доедет аж до Сибири — через Воронеж, Петербург, Екатеринбург — в Новосибирск.
Автор фото — Gadi Dagon
