С разрывом в неделю московские меломаны могли дважды слушать одного из самых интересных пианистов молодого поколения Вадима Холоденко.
4 апреля 2015 г. в ансамбле с Борисом Андриановым в концертном зале Российской академии музыки им. Гнесиных он исполнил все пять сонат для виолончели и фортепиано Людвига ван Бетховена. Это был филармонический концерт в рамках абонемента «Искусство ансамбля».
Цикл бетховенских сонат — один из труднейших в виолончельной музыке,
сложнее разве что Шесть сонат для виолончели соло И. С. Баха. В бетховенских сонатах фортепианные партии не уступают струнным в виртуозности и общей музыкальности и выходят далеко за рамки аккомпанемента.
В первую очередь это справедливо по отношению к двум первым сонатам — фа мажор и соль минор (op. 5). Они написаны в 1796 году, когда Бетховен блистал как пианист-виртуоз и фортепианные партии сочинял под свои безграничные возможности. Холоденко чутко уловил их характер, и его партия в двух первых сонатах получилась прозрачной и лёгкой. Безусловно, элементы бетховенской стилистики слышны уже и в этих сочинениях, но влияние Гайдна здесь гораздо заметнее.
Соната № 3 ля мажор, ор. 69 (1808) представляет Бетховена как уже вполне самостоятельного и сформировавшегося автора. Здесь он сочинил уже более проработанную виолончельную партию, которая кажется самой трудной из всех пяти сонат. Поэтому её часто включают в программу международных конкурсов как обязательное сочинение. Но и фортепианная партия по характеру тоже изменилась — стала плотнее по звучанию.
Сонаты № 4 до мажор, ор. 102 №1 и № 5 ре мажор, ор. 102 № 2 написаны Бетховеном в 1815 году и приближаются по стилю к позднему Бетховену. Не случайно они написаны почти одновременно с 28-й фортепианной сонатой, фуга в которой перекликается с фугато в Пятой виолончельной.
Безусловно, Пятая соната наиболее совершенная, но и наиболее трудная в цикле.
Представляется, что в таком колоссальном концерте не стоит исполнять её в самом конце, когда физические силы исполнителей и слушателей — на исходе; лучше играть её в конце первого отделения. В этом случае не грех и отойти от строгой хронологии.
В целом исполнение всех пяти виолончельных сонат Бетховена было очень достойным. Некоторые претензии есть к Борису Андрианову. Иногда у него эмоции выходили из под контроля, и на форте виолончель звучала резковато. Но таких моментов было немного.
А вот фортепианная партия у Вадима Холоденко была практически безупречна. Давно мы не слышали настолько тактичного аккомпанемента в инструментальных дуэтах. Ни разу в ансамбле он не заглушил виолончель. Более того, в сольных фрагментах он не вышел за рамки общей динамики, что позволяют себе почти все пианисты. Это не значит, что он вообще не играл форте, где нужно — играл. Вся прелесть в том, как он его играл.
Автор этих строк давно не слышал выступлений Вадима Холоденко, в том числе и трансляций с конкурса им. Вана Клиберна, на котором он в 2013 году получил первую премию.
Два последних концерта музыканта в Москве показали, что его пианизм заметно изменился в лучшую сторону.
Раньше хоть и редко, но возникали претензии к его форте, которое порой казалось излишне жёстким. Сегодня оно стало мягче, собраннее и аккуратнее. Это относится и к сольной программе, и к ансамблю с виолончелью.
11 апреля Холоденко сыграл в Большом зале консерватории сольный концерт, который посвятил памяти своего профессора — недавно скончавшейся Веры Васильевны Горностаевой. Программа была весьма изысканна — в ней практически не было шлягеров.
Общий настрой программы обозначился уже в открывших её трёх Сказках Метнера (Ор. 9 № 2 до мажор; Ор. 14 № 2 «Шествие рыцарей; Ор. 20 № 2 «Кампанелла»). Вообще его Сказки в разных комбинациях входят в постоянный репертуар Холоденко.
Фортепианная музыка Метнера весьма непроста для восприятия, она очень многопланова.
Её можно назвать «герметичной» — она как бы обращена внутрь себя самой и располагает к созерцанию. Эти её качества Холоденко передаёт очень тонко и точно. Хотя эти пьесы могут быть весьма разными по характеру.
Хорошо, что музыка Метнера всё чаще звучит в концертах. Его творчество — это совершенно особый пласт русской музыкальной культуры, лежащий особняком. У него нет предшественников и нет последователей. Музыка композитора самодостаточна, да ещё и виртуозна в придачу.
Очень познавательным стало знакомство с фортепианной сонатой ми-бемоль минор Милия Балакирева.
Для подавляющего числа даже искушённых слушателей Балакирев ассоциируется с «Исламеем» и с несколькими вокальными сочинениями. И вот, благодаря Холоденко, мы познакомились с весьма неординарным произведением. Соната немногим уступает «Исламею» в виртуозности, но интонационно она близка к славянской музыкальной культуре в понимании её «Могучей кучкой». Да и исполнена соната Балакирева была великолепно. Пианист обратился к последней редакции сонаты, 1905 года, в которой славянизмы не так очевидны.
Кульминацией концерта стало исполнение Семи фантазий ор. 116 Иоганнеса Брамса.
Холоденко сыграл их цельно, доверительно и как-то очень личностно.
Основная часть программы завершилась Листом. Экстатически прозвучал «Призыв» («Invocation») из «Поэтических и религиозных гармоний». А Венгерская рапсодия № 19 своими танцевальными ритмами несколько расслабила зал, находившийся в состоянии напряжённого внимания после ор. 116 Брамса и «Призыва» Листа. Рапсодия была сыграна с виртуозным блеском и отменным вкусом.
На бис пианист блистательно исполнил пьесу «Граунд» Генри Пёрселла в транскрипции Антона Батагова.
Автор фото — Ирина Шымчак / «Музыкальный клондайк»
