«Нам всем очень не хватает ощущения чистоты и подлинности»
Году вердиевского юбилея в России и во всём мире посвящено множество событий. Одно из таких — фестиваль «Два века с Верди» — недавно проходило в Самаре: рамках была показана новая работа местного театра — «Аида» в постановке Юрия Александрова и Александра Анисимова. Сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей интервью с исполнительницей титульной партии в этой опере, приглашенной солисткой Самарского театра оперы и балета Ириной Крикуновой.
— Я впервые Вас услышал десять лет назад — это была «Мадам Баттерфляй» Ростовского театра на «Золотой маске». Потом была «Леди Макбет Мценского уезда», а потом вдруг такой неожиданный поворот — Джильда в «Риголетто». Что же Вам всё-таки ближе в вокальном плане?
— Я, конечно, свободно и с радостью работаю в драматическом репертуаре, но с Джильдой мне было на редкость легко и удобно. Я знаю, что есть такое мнение — об узкой специализации певцов, что одни должны петь только Моцарта, другие — только Верди, третьи — только Вагнера… Однако мне кажется, что какой-то универсальный вокальный прием существует, и если им владеешь, то можешь очень многое. Можно подобрать взаимосвязь между характером партии и твоим голосом и сделать разные роли убедительно.
Существуют и другие стереотипы: певица, которая поет Аиду, не может быть Джильдой или Виолеттой. Мне кажется, что это не верно. К Джильде отношение весьма предвзятое. Я думаю, это партия для нормального сопрано с хорошей техникой. Что касается Виолетты — большая часть партии требует более глубокой драматической вокальной подачи. Если в этих партиях не использовать экстремально высоких нот, которых нет в партитуре Верди, а являются вставными (данью традиции), то все технические сложности не будут препятствием для выполнения главной задачи — создания образа яркой драматической и трагической силы.
— Где Вы получили школу, тот самый универсальный метод, который позволяет петь всё или почти всё?
— Профессор Ростовской консерватории Александра Петровна Беляева была потрясающим педагогом. До меня она лет двадцать занималась только мужскими голосами, я у нее была первая сопрано. Самое главное, что она мне дала — это постановка дыхания, владение которым и дает техническую свободу певцу.
— Самарская «Аида», насколько мне известно, публике нравится очень. От критиков же можно услышать мнение, что слишком традиционный спектакль. Как Вы себя в нём ощущаете?
— Мне нравится. Я себя ощущаю комфортно. Решение постановщиков спектакля А. Анисимова, Ю. Александрова и В. Окунева не идет в противоречие с музыкой Верди, их концепция дала мне свободу, при этом она не примитивна, а полна глубоких мыслей и интересных находок.
Многие режиссеры сегодня не хотят воплощать идеи композиторов. Они хотят только самовыражаться. Мне кажется, для своих принципиально новых идей надо найти более подходящие музыку и либретто, или создать свои — тогда не будет к ним никаких претензий.
— Вам приходилось петь в таких постановках?
— К сожалению. Из таких постановок я уходила. Берегу свое душевное равновесие.
— Это наверно далеко не первая Ваша Аида. Прежние спектакли Вас удовлетворяли?
— Да, мне везло: хорошие, талантливые постановки и концертные исполнения этой оперы.
— А где Вы пели Аиду?
— В Перми, в Минске, в Южной Корее.
— Фестиваль посвящен Верди. Это любимый композитор?
— Да, один из любимых. Сейчас в моем репертуаре Джильда, Виолетта, Дездемона, Аида и партия сопрано в Реквиеме. Mечтаю о Леди Макбет и Елизавете («Дон Карлос»).
— А Дездемону Вы где пели?
— В Перми. Был просто великолепный спектакль!
— А что еще из музыки Вы предпочитаете?
— Пуччини, Вагнера. Я много пою Вагнера в концертах, его музыка хорошо ложится на мой голос. В этом году в Самарской филармонии, в Воронеже и Минске пела Смерть Изольды, финал «Гибели богов» (сцена самосожжения Брунгильды).
Очень люблю музыку Рихарда Штаруса, пела «Саломею» в концертном исполнении, сейчас готовлю его «Четыре последние песни» для Европейского тура с Белорусским симфоническим оркестром под руководством Александра Анисимова.
— Вы пели Катерину Шостаковича? Многие до сих пор считают эту партию неподъёмной.
— Как мне кажется, это, опять же — предубеждение, что обязательно должен быть неимоверно мощный голос. Конечно, партитура Шостаковича ставит серьезные тесситурные и динамические задачи перед исполнительницей роли Катерины, и здесь очень важен контакт с постановщиками, особенно с дирижером, умение распределить силы и энергию: это одна из самых больших партий сопрано, около четырех часов на сцене!
— Делая эту роль, Вы отталкивались от каких-то интерпретаций прошлого?
— Нет, скорее я шла от своего внутреннего понимания и ощущения этой роли. Я делала эту партию с Александром Анисимовым, который мне очень помог в раскрытии глубин образа. Это была моя первая постановка в Ростовском музыкальном театре, с успехом показанная в Москве. Потом были Рига, Вильнюс и Сицилия...
— У вас много совместных работ с маэстро Анисимовым?
— Да, и надеюсь, наше сотрудничество будет продолжаться. Мне повезло, что я имею возможность делать свои роли с таким выдающимся мастером.
— В Самаре Вы сейчас приглашенная солистка. А есть постоянный порт приписки?
— Я только что закончила свои отношения с Пермским театром оперы и балета, в котором проработала семь сезонов. Сейчас нахожусь в свободном плавании.
— Это как-то связано с теми изменениями, что произошли в Перми?
— Да, поменялись люди, поменялась команда, изменился стиль жизни театра. Сняты с афиши спектакли моего репертуара — «Аида», «Отелло», «Мазепа», «Пиковая дама», «Князь Игорь», «Фиделио». Наверное, отпала необходимость в такой небесплатной певице, как я.
— Пару слов о партии Леоноры в «Фиделио» — редкой гостье на российских сценах.
— Это потрясающая музыка, это — настоящий глоток чистого воздуха. Это как раз то, чего сейчас нам всем очень не хватает — ощущения какой-то чистоты, подлинности. Партия Леоноры — совершенно уникальна. В ней столько интересных задач, и в музыкальном материале, и в самой роли. Я всякий раз пою ее с наслаждением. Я пела ее в Перми, спектакль был поставлен в экстремальных условиях — в Перми-36, на территории лагеря ГУЛАГа, потом эта работа из тюремного пространства была перенесена на основную сцену Пермского театра.
— Большой у Вас репертуар?
— Я достаточно поздно начала петь — в 32 года дебютировала на профессиональной сцене. Мой оперный репертуар — около двадцати партий, и, конечно, мне хочется его дополнять как можно чаще. Я с удовольствием пою камерную музыку, на что тоже уходит много времени и сил.
— Что Вы предпочитаете в камерном репертуаре?
— У меня есть программа полностью из романсов Чайковского, Рахманинова, циклов Шумана, Шостаковича, Прокофьева и др. С большим удовольствием спела цикл латышского композитора Артура Маскатса «Stanzes di Venezia» — замечательная музыка. Кроме того, у меня в репертуаре ораториальная музыка Баха, Моцарта, Бетховена, Верди, Россини, Бриттена, Цемлинского и др.
— Вы в Самаре не в штате театра, тем не менее, поете регулярно.
— Да, я здесь сделала уже несколько ролей в спектаклях : «Мадам Баттерфляй», «Травиата», «Царская невеста», «Князь Игорь», «Аида». Кроме того, я поступила на режиссуру в Белорусскую академию музыки, и в ближайшей премьере театра — «Сказка о царе Салтане» — мне доверили быть ассистентом режиссера.
— Вам нравится в Самаре?
— Да, очень. Здесь прекрасная труппа, хорошие, профессиональные солисты, нормальные отношения в коллективе, есть взаимодействие с партнерами, отличный оркестр, новый в техническом отношении театр, возможности сцены безграничные, потрясающая акустика.
Здесь, в Самарской опере, с удовольствием занимаюсь с певцами как вокальный педагог, передаю свой певческий и актерский опыт.
Беседовал Александр Матусевич
Автор фото — Антон Завьялов
