Короткая вспышка перед «Бессонницей»

Семен Величко, Валерия Муханова. Бессонница (фото – Олег Черноус)

Новая линия в репертуарной политике балета Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко началась с появления в афише классика современной хореографии Джона Ноймайера в 2007 году, завершив эпоху балета для бедных (трудно быть первой классической труппой в городе, где работает Большой театр) и опоры на собственные силы (что произошло естественным путем — после гибели главного балетмейстера Дмитрия Брянцева, возглавлявшего труппу почти двадцать лет).

Классика, разумеется, осталась основой балетного репертуара, так как театр академический и весь состав труппы имеет классическое образование, но

был совершен важный поворот к освоению современного танца.

Ставка была сделана на известнейшие имена хореографов и спектакли — балетную классику второй половины ХХ века. Разумеется, речь идет о зарубежном, точней, о западном балете; в этой нише именно Запад «впереди планеты всей».

Как известно, знаменитые западные хореографы очень неохотно идут на сотрудничество с русскими труппами, справедливо рассуждая, что у русских другой опыт и непрофильное балетное образование, а значит, они не смогут их адекватно интерпретировать. Но

неутомимому менеджменту театра, а затем и артистам, проявившим недюжинный неофитский энтузиазм в овладении новой хореографией удалось почти невозможное:

не обладая особой известностью в балетном мире (уж точно, с Большим не сравнить), заполучить права на спектакли самых знаменитых современных балетмейстеров.

Валерия Муханова, Георги Смилевски. Первая вспышка (фото – Олег Черноус)

После первой ласточки — «Чайки» Ноймайера (спектакль уже снят с репертуара, но он сделал свое дело), в театре появились балеты знаменитого испанского балетмейстера Начо Дуато, настоящий эксклюзив от Ноймайера — балет «Русалочка», а два сезона назад — парный шедевр от знаменитого чеха Иржи Килиана, многолетнего арт-директора и балетмейстера Нидерландского театра танца — «Маленькая смерть» и «Шесть танцев», в 2011 году получивший «Золотую маску». Впрочем,

после смены репертуарного курса «Золотые маски» стали присуждаться театру чуть ли не чаще, чем Большому и Мариинке.

Единственным исключением из правила (только классика современного танца!) стали балеты Йормы Эло, первый из которых — «Затачивая до остроты», появился в репертуаре театра в тот же год, что и моцартовские балеты Иржи Килиана. Но и это была проверенная и успешная постановка — спектакль был заказан Эло знаменитым театром — «Нью-Йорк Сити балле».

В нынешней премьере одноактных балетов были объединены работы учителя и ученика —

признанного мэтра танца Иржи Килиана и работающего в Америке финна по происхождению Йормы Эло, долго танцевавшего в этой труппе и одного из балетмейстеров, воспитанных в этом самом известном в Европе «балетмейстерском инкубаторе».

Оба балета не новы (2004 и 2003 года), оба появились в репертуаре того же NDT, оба бессюжетны и коротки. Школа Килиана чувствуется в балетмейстерском почерке Эло. Но одновременно чувствуется и разница в классе, уровне режиссерской мысли и изощренности хореографической фантазии.

«Короткая вспышка» Эло, выбранная театром, частично реабилитировала балетмейстера после его очевидной неудачи в Большом театре

в конце прошлого сезона. Большой с легкой руки худрука балета Сергея Филина, пригласившего Эло и в театр Станиславского, рискнул заказать балетмейстеру новый балет «Dream of Dream», премьера которого состоялась в конце прошлого сезона. В заказном спектакле для Большого балетмейстер не совладал с характером музыки Рахманинова — его антилирическая, витальная и отчасти суетливая хореография оказалась чужеродна мощной русской распевности.

Анастасия Першенкова, Георги Смилевски. Первая вспышка (фото – Вадим Лапин)

Для «Короткой вспышки» была выбрана музыка соотечественника Эло Яна Сибелиуса, музыка горячая, страстная, которая идет фирменному почерку Эло куда больше Рахманинова.

А фирменный стиль Эло — это агрессия, драйв, стремительность, максимум разнообразных движений за короткий промежуток времени.

Непростая задача — угнаться за темпами Эло — не была до конца решена театром в предыдущем балете этого хореографа на сцене МАМТа «Затачивая до остроты». Новый балет для артистов театра (их было всего шестеро, три пары) оказался не таким крепким орешком, как предыдущий — опыт работы в современном танце и персонально с хореографией Эло дает свои плоды.

Усилив бессюжетный балет страстными эмоциями скрипичного концерта Сибелиуса и эффектной световой партитурой (смещенный на одну сторону сцены свет, короткие световые вспышки) Эло устроил своего рода танцевальную лихорадку: ассиметричные перестроения танцовщиков, динамичная смена танцующих друг с другом, друг за другом, соло, двойками, тройками, шестерками, смешанными и однополыми парами.

Скучно не было, но в остатке — ощущение крепкой, но ординарной, почти не запоминающейся хореографии.

Это ощущение усилилось после знакомства со вторым премьерным балетом — «Бессонницей» Иржи Килиана, оказавшегося неожиданным после его искрометных моцартовских балетов, влюбивших в себя московскую публику.

Оксана Кардаш, Артем Сорочан. Бессонница (фото – Вадим Лапин)

Килиан по его признанию в период работы в качестве арт-директора и балетмейстера NDT ставил в среднем восемь новых балетов в сезон. А значит, его творческий багаж огромен. Балет не очень известен и не очень похож на его самые известные балеты. Он медитативен. В полном соответствии со своим названием — «Бессонница». Поставлен на звуки (это разъятый современным композитором Дирком Хаубрихом Моцарт) звона стекла, лязга металла, ритма сердца.

Хореография также прерывиста — постоянное чередование легато со стаккато: короткие льющиеся движения резко заканчиваются странными, неестественными фиксированными позами.

Сцена перегорожена белой «стеной» из обыкновенной клеенки с множественными прорезями, и этот простейший, «старинный» театральный реквизит позволяет автору сотворить обыкновенные театральные чудеса: разъять тело на ноги, руки, «отрезать» голову, удлинить ногу или руку до нереальных размеров, принять невозможную в жизни позу, то есть «сдвинуть» мир.

Танцевальный язык Килиана в «Бессоннице» и активный сценографический «инструмент» создает на сцене сдвинутый за порог реальности мир, полный призраков, страхов, предчувствий, фобий. Белая стена — граница между миром реальности и сна, бытия и небытия, сознания и подсознания, она «выбрасывает» или «засасывает» людей, выдавленные стеной танцуют соло и дуэты. В финале последнего из дуэтов (всего их четыре), в котором резкость отторжения партнеров сменяется почти гармонией, а партнерство почти близостью, стена поднимается над сценой, создавая иллюзию безграничности.

Но финал балета неутешителен — стена вновь опускается, разъединяя пару на единицы — мужчина остается «там», а женщина «здесь».

Но также, как и в начале спектакля, как магнитом, женщину притягивает к стене. Сначала в стене утопает ее тень, затем и сама героиня. Финал бессонницы... Сон? Небытие?

Артисты театра в «Бессоннице» — на высоте, но до настоящего стиля Килиана (а современные информационные технологии позволяют заглянуть в то, как это было в NDT) труппе еще придется дозреть. Этот необычный балет из Килиана — не последний в коллекции театра, в планах театра на следующий сезон еще один его опус — «Восковые крылья» и отдельная программа живого классика современного танца, в которую помимо премьеры войдут уже идущие в театре спектакли хореографа.

Авторы фото — В. Лапин и О. Черноус

реклама