Главным фестивалем в Люцерне считается летний, пик которого приходится на начало бархатного сезон, то есть на первую неделю сентября. Хотя деление люцернских фестов на главный и дочерние очень условное. Случается, например, что Пасхальный фестиваль по интенсивности и эксклюзивности программы выигрывает у консервативного летнего, как было, например, в 2010 году, когда в Люцерн позвали Молодежный оркестр Венесуэлы имени Симона Боливара, и три вечера с этим оркестром выступали разные дирижеры — Густаво Дудамель, Клаудио Аббадо и Диего Матеуш. Устроители (бессменный интендант и художественный руководитель всех фестов в Люцерне — Михаэль Хефлигер) не пожалели трех дней, чтобы зрители смогли детально разобраться, из какой материи «сшит» венесуэльский феномен, и как узки его пределы.
Дудамель приехал в последний момент, не захватил с собой нот «Альпийской симфонии» Штрауса, сыграл ее наизусть как детскую считалочку, не избежал досадных ошибок и из-за «перелетной» усталости не стал играть биса.
Это бы «прокатило» в любой другой ситуации, но за день до того к молодежному оркестру прикоснулась волшебная палочка Божественного Клавдия (Аббадо) и музыканты обомлели от другого подхода, когда не приходится рассчитывать на память, развитую бесконечной зубрежкой (методика Хосе Антонио Абреу), но надо еще включать мозги и воображение. К тому же Аббадо с ними провел дополнительную репетицию и был, как говорят очевидцы, невероятно строг. Надежду на то, что для коллектива не все потеряно, вселил другой венесуэлец — Диего Матеуш. Он не форсирует свою карьеру в Америке как Дудамель (сегодняшний шеф Лос-анджелесского филармонического оркестра), но продолжает штудии в Европе. Он взял трудные опусы, которые венесуэльцы не знают наизусть, и можно было видеть, как им пока трудно идти дорогой интерпретаций. Кстати, Люцернский фестиваль продолжает инспектировать деятельность Дудамеля — на Пасхальный 2013 года дирижер-вундеркинд привезет свой Лос-анджелесский оркестр: то-то еще будет.
Я подробно остановилась на этой истории основательного приглашения одного коллектива на фестиваль, потому что в Люцерне такая практика вошла в традицию и стала отличительной чертой форума. За это его и любим. Резидентного композитора раньше и в Зальцбурге назначали, а вот артист-этуаль — это местная специфика.
В этом году в эпицентре летнего феста был Андрис Нелсонс с подопечными ему Бирмингемским симфоническим оркестром и хором.
Нелсонс заступил на пост руководителя оркестра в 2008 (с 1998 по 2008 шефом был финн Сакари Орамо, нынешний главный дирижер Стокгольмского королевского филармонического оркестра), через 10 лет после того как оттуда ушел сэр Саймон Рэттл, который за 18 лет сумел возвести заурядный английский оркестр в ранг топового. Кроме того, Бирмингем является единственным английским городом, где присутствует (с 1991) оснащенный по последнему слову концертный зал. Критики даже называют его иногда лучшим в мире. Это утверждение можно оспаривать, но после посещения лондонских залов с их убитым звуком, охотно проголосую за Бирмингем.
Спецификой БСО (City of Birmingham Symphony Orchestra) когда-то была английская музыка, не зря же первым вывел оркестр «в свет» в 1920 году британский композитор Эдвард Элгар. Рэттл, будучи англичанином и неплохим знатоком английской музыки XX века, поддерживал национальную идею на уровне, но главные силы оркестра бросил на освоение великих опусов великих немцев и австрийцев, в чем очень преуспел (результаты трудов зафиксированы на десятках CD).
Рижанин Нелсонс пришел в Бирмингем совсем из другого мира. Ни в каких Оксфордах и Кембриджах он не учился, как некоторые английские маэстро, зато в 25 лет он уже возглавлял Латвийскую национальную оперу как дирижер, а до того служил трубачом в этом театральном оркестре. Большое влияние на Нелсонса оказал Марис Янсонс, который хоть и живет в Санкт-Петербурге, а работает в Амстердаме и Мюнхене, помогает молодым латышским музыкантам преуспеть в Европе. И любовь к русской музыке Нелсонсу также привил Янсонс. Поэтому Чайковского при Нелсонсе бирмингемцы начали записывать в первую очередь.
В Люцерне Нелсонс с БСО должны были показать прежде всего диапазон своих возможностей — в программе значились Ленинградская симфония Шостаковича, Девятая симфония Бетховена, Вторая симфония Малера и опус композитора в резиденции Софии Губайдулиной — ее Первый скрипичный концерт «Offertorium».
В какой-то степени выбор произведений продиктовало мотто фестиваля — «Вера». В отличие от модных тематических форумов в Зальцбурге, который раньше на время фестивалей попадал в зависимость от какой-нибудь хрестоматийной энигматической фразы, мозолящей глаза с сотни баннеров, в Люцерне ценится лаконичность. Простые и глубокие темы — природа, любовь, ночь, вера.
Спектр объектов веры предполагался широкий: от кока-колы до библейского воскрешения. Для Нелсонса тема оказалась очень актуальной. Он из тех дирижеров, которые искренне верят композитору, а вместе с ним в те идеалы, которые культивируются в партитуре. И никаких оглядок на знаменитые исполнения, и страха перед ними. Первый фантастический успех пришел к Нелсонсу в Байройте на премьере «Лоэнгрина» в 2010 году. Дирижеру удалось вернуть Вагнеру его живое революционное лицо — где-то утопически наивное, где-то по-немецки грубоватое, бюргерское, и по-немецки же прозрачно-романтичное. Нелсонс сыграл музыку партизана, который во время веймарской премьеры отсиживался в швейцарском подполье и еще понятия не имел, что его имя забронзовеет в веках.
Читая рецензии критиков, параллельно выяснилось, что такого незамутненного Вагнера в Байройте давно не слышали. Нечто подобное он сделал в Ленинградской симфонии Шостаковича в Люцерне.
У него получилось не идеально вышколенное исполнение опуса, когда все нотки звенят и переливаются, а наоборот, такое сильное переживание, когда слышно, как музыка дышит.
Нелсонс доверяет инстинкту, идет не от исторического контекста (его ведь не обязаны знать слушатели), а просто от нот. Долгие вторая и третья части — самые завораживающие у Нелсонса. Уход от главной темы, отвлекающий врага маневр, умиротворение с путешествием на пленер, навостренное ухо и тихое возвращение в маршевый темп. Такой способ погружения в материал, наверное, опасен для здоровья: когда после репетиции сжигаются черновики, и Америка открывается заново. Слушать Нелсонса трудно, потом что он, погружаясь глубоко в материал, вовлекает слушателя за собой. Тихо созерцать на его концертах не получится — особенно если он играет культовые опусы вроде Девятой Бетховена и Второй Малера.
Другое дело — современная музыка. Губайдулина у Нелсонса звучит очень легко. Может так случилось из-за присутствия коллеги с родины — латышской скрипачки Байбы Скриде, музицирующей на скрипке Страдивари «ex Baron von Feilitzsch», которую ей передал на постоянное пользование Гидон Кремер, первый исполнитель «Offertotium»’а. Вообще-то опус Губайдуллиной, написанный ею в СССР для живущего на Западе Кремера, в концерте задумывался как прелюдия к Шостаковичу, но древняя скрипка увела мелодию назад к Баху, вечному идолу композитора.
Я слышала Байбу (скрипачке 31 год) вживую впервые — это был ее дебют на Люцернском фестивале. Впечатление о ней осталось хорошее — она в меньшей степени виртуозка, совсем не sophisticated lady, но зато в ней много естественности.
Видно, что успех ее концертов зависит в большей степени от эмоционального настроя, от подъема, от доброжелательности коллег.
В течение сезона Скриде будет еще несколько раз выступать с БСО и Нелсонсом. А у последнего между тем растет число поклонников, которые приезжают на фестивали ради него. Нравятся концерты Нелсонса, потому что они похожи на общедоступный университет. Он работает с окнами нараспашку — видно, как он достает почти физическим усилием звуки из групп инструментов, ведет их, скрещивает с другими, потом отводит назад и снова достает. И главное — полное отсутствие пафоса и позерства. Даже если некоторые пассажи у Бетховена выглядят в такой «осязательной» системе высказывания несколько тяжеловесными, а трагические моменты у Малера провоцируют не светлую печаль, а реальную физическую боль, эти слушательские переживания ценны своей реалистичностью. На концертах Нелсонса чувствуешь себя как в драматическом театре, и дело вовсе не в том, что дирижер являет собой театр одного актера, что с другими часто и случается.
Люцерн — Москва
Авторы фото — George Anderhub, Peter Fischli, Priska Ketterer / Люцернский фестиваль
