«Collegium Vocale Gent» открыл Фестиваль старинной музыки
«EarlyMusic» — единственный в стране крупный фестиваль старинной музыки — был основан усилиями петербургских энтузиастов аутентичного исполнительства 13 лет назад. За прошедшие годы его удалось превратить в устойчивый, ценимый знатоками культурный бренд; однако с 2007 года он переживал не лучшие времена. После ухода Марка Де Мони, гендиректора фестиваля, обладающего незаменимыми качествами организатора и «добывателя денег», фестивалю пришлось на время сбавить обороты.
Но в этом году фестиваль, кажется, обрел второе дыхание, что не может не радовать. Его афиша украсилась двумя несомненными «тяжеловесами» в мире европейского аутентичного исполнительства. На открытии в Капелле выступил фламандец Филипп Херревеге со своим «Collegium Vocale Gent» — в негласной табели о рангах среди великих аутентистов он занимает почетное место признанного авторитета. Завершится же фестиваль концертом дико популярного на Западе контратенора Филиппа Ярусского, эдакого Антиноя с пухлыми губами Купидона и манерами легкомысленного ангела.
Приезд Херревеге оказался возможным при самом деятельном участии генконсула Бельгии г-жи Мари-Жоан Роккас и бельгийского бизнесмена Луи Вербеке. Патронировал соглашение о сотрудничестве лично Михаил Пиотровский, глава Попечительского совета фестиваля.
После положенных на открытии речей и приветствий на дирижерский подиум взошел герой вечера: острый взгляд из-под круглых очков, взлохмаченный венчик седых волос светится вокруг головы наподобие нимба.
Надо сказать, Херревеге оказался в городе на Неве не впервые. Семь лет назад, в год трехсотлетия Петербурга, он уже побывал здесь и дал два концерта в Смольном соборе в рамках фестиваля «Звезды белых ночей». Один — все с тем же основанным им ансамблем «Collegium Vocale Gent», с годами разросшимся до размеров полноценного хора и барочного оркестра (в программе значилась все та же Месса Баха). Другой — с «Оркестром Елисейских Полей», с которым поистине гениально сыграл Третью и Пятую симфонии Бетховена, продемонстрировав точнейшее чувство раннеклассического стиля и воочию раскрыв перед изумленными петербуржцами особенности исторически верного музицирования.
Увы, потрясающая чистота интонации бельгийских вокалистов тогда вряд ли могла быть оценена по достоинству: в Смольном соборе акустика очень плохая, звук расплывается, нота наслаивается на ноту, и разобрать что-либо отчетливо на слух не представляется возможным. То ли дело — исполнять Баха в Капелле. Старинный зал, прекрасная акустика, идеально подходящая именно к хоровой и ранней музыке.
Было ясно, что концерт Херревеге вызовет в городе невообразимый ажиотаж: слава богу, за тринадцать лет существования фестиваль обрел обширную аудиторию, составленную из фанатов аутентичного исполнительства, верных друзей и соратников. Но того, что творилось перед началом концерта, представить было невозможно. Плотная толпа забила вестибюль, лестницу, подходы к залу, едва не снеся перила. Однако ни неразбериха с местами, ни давка в гардеробе не смогли испортить празднично-приподнятого настроения.
Кстати, шесть лет назад в Москве, на Пасхальном фестивале, тот же Херревеге «подарил» московской публике «Страсти по Матфею» Баха. Это был именно подарок — для души и сердца: половина зала выходила после концерта с повлажневшими глазами, так трогательно, тепло, искренне и человечно преподнес артист эту поистине великую музыку.
Нынешний Херревеге — строже, умозрительней и проще; он уже не так эмоционально открыт залу и миру, как раньше. Его исполнение по-прежнему перфектно, но это совершенство кристалла, блещущего льдистыми гранями мастерства. Да, Херревеге — великий мастер; никто, как он, не умеет чувствовать, понимать, осязать кончиками пальцев барочную музыку во всей ее красоте и выразительности. Барочная риторика, барочные музыкальные жесты внятны ему так же, как обыденная речь.
Однако в его изысканно корректном, интеллектуальном прочтении Мессы Баха почти совсем не осталось того «животного тепла», о котором с тоской вспоминал Адриан Леверкюн, герой романа Томаса Манна «Доктор Фаустус». Тем не менее интерпретация хрестоматийного баховского опуса восхищала точностью звукового абриса, изощренностью деталей, общим совершенством и стройностью конструкции.
Идеальная, изысканнейшая фразировка; ни одной сомнительной ноты, хор поет так чисто, что ушам не веришь — как такое вообще возможно? Звуковедение — с очаровательно легкими обрывами-придыханиями. Дуэты поются так свободно, естественно и выразительно, что дыхание спирает от восторга, и сердце пропускает одно биение. Все солисты — участники ансамбля, никаких приглашенных звезд. Великолепно звонкое, светлое сопрано — Доротея Милдс, легкий барочный тенор — Томас Хоббс, замечательный контратенор — Дамиен Гуилтон, чудесный в своей неподдельной органике бас — Петер Коуи. И хотя скрипки играли, пожалуй, слишком пискляво, а контрабас излишне выпирал, стоило отнести это к возможному смещению баланса: я сидела сбоку, с правого края.
Однородный и непрерывный энергетический ток, без ослабления и усиления — в Kyrie, первой части Мессы, выдержанной в средней динамике mezzo forte. Сияющая Gloria, вторая часть, украшенная светлыми тембрами солирующих баховских труб и искорками флейт-траверсо, прошла совсем не так ярко и воодушевленно, как хотелось бы. А ведь именно здесь во всем блеске предстает Слава и сила Господа: эта музыка буквально пронизана светящейся радостью и торжеством. Первая по-настоящему крупная и высокая кульминация приходится на середину части: света и радости добрали в разделе Sum Sancto Spiritu — для того, чтобы острее оттенить мрачные пучины Et incarnatus — скорбного центра Мессы, полного горестных нисходящих интонаций.
Хор постоянно перегруппировывался, переходя с места на место. Женская и мужская группы то смешивались, то разделялись, то расходились по краям, чтобы усилить антифонный эффект, то вновь сходились к центру, дабы придать звучанию слитность и массивность. Это было высокое искусство, в котором целое складывалось из тучи мелких и мельчайших деталей: штрихов, понижений интонации, фразировки, до микрона отточенных юбиляций. Истина «Бог — в деталях» открылась во всем своем глубоком значении: все было учтено, предусмотрено, выучено, проконтролировано. Мессу Баха фламандские музыканты исполняли, наверное, в тысячный раз. В Питер они заехали лишь на день, завершая турне по странам Европы: последним пунктом в маршруте перед Петербургом значилась Варшава.
