В Германии многие не любят балет, но все знают театр Пины Бауш, расположенный в центре промышленной Вестфалии — Вуппертале, неказистом городе без достопримечательностей. Пина Бауш — это высокая, очень худая женщина в черных брюках, в длинных безразмерных свитерах с вытянутыми рукавами, с умным спокойным лицом стоического философа, всегда без косметики, с жестко затянутыми назад волосами. Ее лицо не менялось последние тридцать лет. Природа словно перестала обращать внимание на эту талантливую нигилистку. У Пины были свои счеты и взаимоотношения с красотой. Отметая ее гламурную составляющую, Бауш всю жизнь позиционировала агрессивное превосходство «некрасоты». В ее труппе никогда не работали смазливые красотки и глянцевые принцы. Иногда казалось, что она набирала не артистов с дипломами, а прохожих с улицы. Но хотя у нее были и такие эксперименты: однажды Пина собрала пожилых жителей Вупперталя для ремейка своего старого спектакля «Контактхоф», переименовав его в «Контактхоф для мужчин и женщин старше 65», — в Танцтеатре Бауш работают только первоклассные артисты. И даже за видимой статикой спектаклей стоят двенадцатичасовые репетиции. За простым всегда стоит очень сложное.
Пина Бауш с детства была во всех отношениях девочкой-отличницей. Родилась в маленьком городке Золингене, близ Вупперталя в 1940 году, в пять лет начала танцевать, окончила школу и без проблем поступила в знаменитую Фолькванг-шуле в Эссене. Затем, по рекомендации своего педагога, знаменитого Курта Йосса, ведущего теоретика contemporary dance в Германии, поехала стажироваться в Нью-Йорк у самих Хосе Лимона и Энтони Тюдора. Пока училась, Пина получила всевозможные поощрительные премии за оригинальность постановок, а в Америке Бауш не только ставила что-то в студии, но и сама танцевала в Метрополитен Опера. Йосс позвал ее назад в Германию, и как верная ученица она вернулась и поступила танцовщицей в эссенский «Фолькванг-балет». Она ярко выделялась и была замечена — в 33 года ее пригласили возглавить балет Вуппертальской Оперы. Бауш согласилась возглавить, но не балет, а новый театр в театре. Среди ее условий были: отмена заявленных в афише на будущий сезон классических балетов «Щелкунчик» и «Спящая красавица», ангажемент танцовщиков из «Фолькванг-балета» и переименование театра в «Танцтеатр». Так началась эра Пины Бауш в Германии.
Танец выбрал ее, как когда-то литература выбрала Вирджинию Вулф (по странной случайности обе дамы очень похожи на фотографиях). Английская писательница, феминистка по воле необходимости, писала свои книги, чтобы обличить рутинных салонных писателей конца XIX века. Так получилось, что на волне отрицания она создала свой стиль в литературе. Что-то подобное произошло и с Бауш. Верная идеям немецкой экспрессионистки Мэри Вигман, Бауш продолжала развивать ее стиль. И как режиссер танцспектаклей Бауш оказалась талантливее всех своих учителей, потому что ей удалось выработать свой язык не в закрытой студии для посвященных, а на живых театральных подмостках, с реальным зрителем. Вигман шла по линии отрицания форм классического балета, путем последовательного высвобождения жеста, какого-то постоянного оправдания себя. А Пина просто создавала спектакли, очень театральные, естественно, с использованием принципов не балета, а именно танцтеатра. Когда в 1975 году она поставила свою «Весну священную» на музыку Стравинского, Европа затряслась от возмущения не меньше, чем Париж, когда увидел «Весну священную» Нижинского. Некоторые даже называли то, что она сделала, извращением. В том спектакле обезумевшие женщины, полуодетые, с обнаженной грудью, в экстазе носились по сцене на куче торфа. Но Пина сумела так организовать пространство, что никто был не в состоянии встать с места и уйти с ненавистного балета. Вот это умение хореографа балансировать на грани истерики, нервного срыва и даже после него и не прискучить при этом зрителю — важное преимущество ее танцтеатра. И так как она не сделала театр подмостками для постоянного выражения только авторского «я», как это было в случае ее предшественниц, но сделала артистов, которые внешне выглядят обычными людьми, равноправными создателями, театр Пины Бауш стал неотъемлемой частью немецкой культуры.
Опусы Бауш — остросоциальны, как у любого немецкого режиссера. И в этом смысле она — наследница социального театра Бертольда Брехта (кстати, она не раз обращалась к его пьесам). Но социология Бауш особенно интересна тем, что она зашла в дверь ее театра прямо с улицы, то есть сфера интересов хореографа захватывает не универсальные понятия, а конкретные, частные истории. Заплаканное лицо девочки на улицы, драка детей во дворе, беззащитная доступность чернокожей официантки в немецком кафе и т.д. — эти темы и их подоплеки исследовала хореограф. В один из своих приездов в Москву Пина Бауш увидела в музее православные иконы и все предназначенное для официальных мероприятий время провела возле ликов святых. Наверное, она хотела напитаться русской культурой, чтобы потом сделать спектакль о России, как уже сделала о Гонконге, Португалии и Испании. Но не случилось.
Что останется после ее смерти, которая наступила внезапно (Бауш была трудоголиком и просто не заметила подкравшуюся болезнь), пока неясно. Будут ли живы спектакли, поставленные хореографом для Парижской Оперы? Что будет делать обезглавленная вуппертальская труппа? Есть ли у нее наследники? Вокруг закулисной работы Пины Бауш никогда не витали легенды. Когда ее спрашивали журналисты об устройстве театра, Бауш с удовольствием рассказывала, что работа была распределена между коллективом танцовщиков-постановщиков, каждый отвечал за свой участок, но первоначальная идея все-таки рождалась в ее голове и за финальную реализацию отвечала только она. Жаль, что Пина не снимется больше в кино. Известно, что осенью ее хотел начать снимать Вим Вендерс. С другой стороны, образ Пины Бауш запечатлел великий Феллини в фильме «И корабль плывет».
Среди кого числилась Пина Бауш — среди режиссеров или среди хореографов? Сейчас уже не так важно дать определение специальности. Но ниша, которую занимал ее танцтеатр, останется незаполненной, так как, подобно Морису Бежару или Джону Ноймайеру, Бауш не была в традиционном смысле учителем жизни для молодого поколения, она сама творила театр, а другие были зрителями.
