Пятьдесят лет назад в Большом зале Московской консерватории впервые прозвучала музыка Родиона Щедрина, студента четвертого курса. С тех пор его музыка с большим успехом звучит во многих странах. Только за последние месяцы композитор присутствовал на ее исполнении во Франции, Англии, Германии и Австрии. В конце ноября состоялся его авторский вечер в Московском международном доме музыки. А еще раньше, на фестивале «Созвучия» в Сен-Назере (Франция), посвященном творчеству Щедрина, нашему корреспонденту удалось взять у композитора эксклюзивное интервью, которое мы и предлагаем вниманию читателей.
— Ваши произведения знают во всем мире. Что является вашим кредо?
— Считаю, что музыка всегда должна оставаться музыкой, простая она или сложная, простейшая или сложнейшая. Никакой роли не играет, из каких продуктов сварено это блюдо, важно только его качество. Я исповедую то, что люди изначально вложили в понятие музыки, то есть она должна тронуть, навеять тысячи ассоциаций и всевозможных чувств, чтобы у тебя побежала гусиная кожа и возник восторг перед открытием вечности и вечных истин. Музыка должна будоражить душу.
— Но ведь музыка абстрактна...
— Я так не считаю. Для меня музыка — самое великое, что создали люди. Не мобильный телефон, не компьютер, а симфонический оркестр, когда он играет симфонии Чайковского, Моцарта, Брамса, Шумана или Шостаковича, является чудом человеческого духа. Техника приходит и уходит, меняются интересы и вкусы, появляется новое поколение, которое начисто забывает кумиров предыдущих, как будто они никогда не рождались, а Моцарта не забывают и никогда не забудут, пока земля существует. А когда это вечное искусство превращают в развлечение в каком-то гетто для высокообразованных, я его отрицаю. У нас слишком короткая жизнь, чтобы играть в бирюльки.
— Что является источником вашего вдохновения?
— Все диктуется Господом Богом и небом. Если ты этого не слышишь, то грош цена твоей музыке. Если она не идет к тебе с небес и ты просто себя принуждаешь к нотописанию, это не будет жить.
— Уже состоялось много фестивалей, посвященных вашему творчеству. Чем был значим фестиваль в Сен-Назере?
— Во-первых, количеством: здесь предстали 22 моих сочинения. Такого не было никогда. Это был настоящий культ: моя музыка звучала многократно каждый день, мне все время приходилось выходить на сцену и кланяться. Во-вторых, эти сочинения играли музыканты высочайшего класса, звезды мировой исполнительской культуры.
— Как удалось собрать такой роскошный букет солистов?
— Это заслуга Филиппа Граффена, музыкального руководителя фестиваля. Это необычайно талантливый скрипач, к тому же очень милый, деликатный и застенчивый человек с утонченным французским вкусом. Он уже играл «Concerto сantabile» в Вильнюсе на моем авторском вечере, где дирижировал Слава Ростропович. Это было в 2001 году, с тех пор у нас завязались дружеские отношения. На закрытии моего фестиваля в Москве Филипп вновь исполнил этот концерт как раз в день моего рождения (16 декабря), в тот же, что и у Бетховена. Уже 14 лет Граффен возглавляет фестиваль в Сен-Назере, и в этом году он его посвятил творчеству Щедрина. Для любого композитора, живого и мертвого, это большой подарок.
— Как составлялась программа фестиваля?
— К этому я не имел никакого отношения. Программу в Сен-Назере целиком составлял Граффен, причем самым правильным методом. Он связался с моим предыдущим издательством «Ханс Сикорски» в Гамбурге и издательством «Шотт», с которым у меня эксклюзивный контракт с 1993 года. Это крупнейшее издательство, которому принадлежит Девятая симфония Бетховена, весь Вагнер, Шуман, Шёнберг, Хиндемит. Сейчас у издательства только 21 композитор, и оно имеет эксклюзивные права на каждую ими написанную ноту. У «Шотта» я — единственный композитор из России уже 11 лет. Итак, Граффен связался с этими издательствами, и они ему выслали партитуры моих сочинений последних лет, которые его привлекали более всего. Зная состав солистов фестиваля, Граффен выбрал 22 произведения с учетом интересов каждого музыканта. Например, для выдающегося виолончелиста Гарри Гофмана (победитель Парижского конкурса имени Ростроповича) была выбрана «Parabola concertante», а для потрясающего пианиста Паскаля Девуайона (лауреат Московского конкурса имени Чайковского) — пьеса «Таня-Катя». Такой подход в составлении программы — оптимально-идеальный для любого живущего и даже неживущего композитора.
— Как вы воспринимали свои произведения в исполнении таких звезд?
— С огромным интересом, восхищением и удивлением, потому что многие свои сочинения уже забыл. Вчера я вновь услышал свою «Пастораль» для кларнета и фортепиано. Ее превосходно играл американец Чарли Нейдишь (выпускник Московской консерватории). Я слушал совершенно сторонне и был доволен, потому что меня устроили логика, развитие, пропорции, пространственные вещи. Сейчас я уже не смогу так написать «Пастораль», даже под угрозой смерти. Я напишу ее по-другому. Вчера прозвучал и мой альтовый концерт; его замечательно играла знаменитая Набуко Имаи. Я тоже уже отошел от него, хотя весной слышал его исполнение в Финляндии. Но сейчас японка его играла по-своему.
Есть еще очень важный аспект: на этом фестивале я с солистами практически не репетировал. Это связано с тем, что сам был занят в концертной программе: вместе с Граффеном мы играли «Менухин Сонату», «Подражание Альбенису» и «Три веселые пьесы» с участием Гофмана. Из-за дефицита времени я не мог уделить внимание солистам. Они читали ноты и играли так, как было написано. Так и должно быть. В этом-то и дело — все зависит от исполнителей. Первоклассному мастеру ничего не надо говорить: в партитуре все написано.
— А вас не смущало то, что здесь произведения Щедрина звучали в соседстве с Бахом, Моцартом, Чайковским и другими гениями?
— Этот аспект очень поучительный. На фестивале выбирают одного современного композитора и не боятся играть его произведения вместе с классикой. Это абсолютно правильно. Вчера в дневном концерте 40 минут звучала «Серенада» Дворжака, потом 25 минут — мой Шестой фортепианный концерт. И публика слушала чудно. Это была легкая программа, из зала никто не ушел. Здесь не побоялись поставить современное сочинение в конце, а начать с Дворжака. Все очень разумно. Нужно воздать должное Граффену. Он составил фестивальную программу необычайно изящно, элегантно и ненавязчиво для публики. Поразительно, но я бы не смог так сделать.
Мне очень понравился мэр города, который здесь избирается уже 22 года. По окончании первого вечера, где звучали мои сочинения, он мне сказал комплимент: «Я чрезвычайно рад, маэстро, что в вашей музыке есть место не только страданиям». По-французски сказано, не правда ли? Моя музыка действительно разнохарактерна. Однако ее соседство с классикой иногда бывает опасным. У меня были испытания. Помню, как по заказу Менухина и на его же стихи я написал к его 75-летию сочинение для хора и оркестра. На лондонской премьере для современного композитора сложилось соседство рискованное: в первом отделении был двойной скрипичный концерт Баха (играл сам Менухин и Сара Чанг), потом — моя Кантата, а во втором отделении — Девятая симфония Бетховена, которой дирижировал юбиляр. В конце вечера ко мне подошел польский композитор Панов, живший тогда в Лондоне, и сказал: «Вы выдержали испытание». Композитор композитору сделал такой комплимент потому, что соседство было такое, как прыгать с самолета без парашюта, то есть разобьешься. Слава Богу, остался жив.
Мне кажется, что современная музыка не должна бояться соседствующей классики. Я отвергаю фестивали современной музыки, на которых композиторы представляют свои произведения композиторам и какой-то части критиков, которые едут с такого фестиваля на такой же следующий. Я отвергаю этот экспериментальный путь в чистой абстракции. Все-таки общение с публикой, которая не знает, что такое аркоходное движение, или инверсия, или имитация, гораздо более перспективно для жизнестойкости сочинения.
— По заказу фестиваля вы написали двойной концерт, и в Сен-Назере состоялась его мировая премьера. Как возникла идея этого сочинения?
— Ее высказал Граффен. Вначале я ему предложил написать концерт для скрипки с оркестром, но он ответил: «У вас уже есть скрипичный концерт. Напишите концерт для скрипки и трубы. Такого еще не существует в мире». Эта идея мне понравилась. Было интересно объединить несоединимое. Ведь это два совершенно разных по звучанию инструмента: скрипка — тихая, деликатная и певучая, а труба — громкая, настырная и зовущая. Я написал виртуозное для исполнителей сочинение и назвал его «Concerto parlando», что значит «Концерт разговорный». Работая над ним, я хотел средствами музыки создать два характера, которые спорят между собой, порой ссорятся, а иногда приходят в согласие. На премьере этот концерт превосходно исполнили знаменитый английский трубач Мартин Уррел и Филипп Граффен, которому я посвятил это произведение.
— В фестивале участвовали русские музыканты — пианистка Екатерина Мечетина и камерный оркестр «Kremlin» под управлением Миши Рахлевского. Видимо, они были приглашены по вашей рекомендации.
— Мечетина — одна из ярко восходящих звезд на мировой пианистической арене. У Кати уже несколько международных наград. Недавно она получила престижнейшую премию в Индианаполисе (США) на известном конкурсе пианистов. На последнем туре она играла мои «Озорные частушки»; может быть, они ей помогли. Ростропович дал Мечетиной свою стипендию на два года для совершенствования ее мастерства в Париже. Здесь она исполнила мой Шестой фортепианный концерт, который играла на премьере в Амстердаме. Весной она его исполнила со Спиваковым в Москве, а в марте следующего года сыграет с ним в Париже. На этом фестивале Катя исполнила много моей музыки, причем труднейшей. Она блестяще читает партитуры, быстро выучивает новые произведения и великолепно все играет. В Сен-Назере у нее был гигантский успех, ее просто возлюбили. Катя очень активно участвовала в фестивале с первого дня до последнего. Согласно его традиции в сольном концерте у нее был карт-бланш, и она прекрасно сыграла 24 прелюдии Шопена.
Для фестиваля я предложил также оркестр «Kremlin» под управлением Рахлевского, с которым уже работал. Это коллектив высокого исполнительского качества и очень мобильный. Сегодня ни один оркестр мира не сможет в столь короткие сроки исполнить так много разнообразной музыки. Эти оркестранты готовят свои программы необычайно серьезно, с большой ответственностью. На фестивале они изумительно исполнили 25 произведений, среди них 10 моих концертов. Я испытываю самые глубокие чувства уважения и к Мише Рахлевскому. В его оркестре — молодые и замечательные музыканты, недавно закончившие консерваторию. На фестивале они самоотверженно работали с утра до ночи и заслуженно имели огромный успех. Я был искренне счастлив.
— Какие теперь у вас творческие планы?
— Месяц у меня уйдет на лечение, и, к сожалению, я не смогу работать. Поэтому перенес выполнение заказа для Будапештского оркестра. У меня есть еще два заказа. Из-за глаз я себе сделал щадящий режим. Но при этом одно сочинение я уже успел написать. Оно предназначено для 1000 виолончелей и называется «Баллада Гамлета». Мировая премьера состоится в Кобе (Япония) 22 мая 2005 года. Думаю, что Слава Ростропович примет участие. Я его об этом попросил. К этому есть некоторые основания: сам император Японии — ученик Ростроповича по виолончели. «Шотт» уже готовит мою партитуру к изданию, и в мае будет напечатано более тысячи копий для каждого музыканта с факсимиле, моим посвящением этому фестивалю Ассоциации виолончелистов Японии. Они всегда играли произведения в переложении; теперь им захотелось иметь оригинальное произведение. Японцы всегда все делают загодя. Они специально приезжали не только ко мне в Литву, но и в Майнц к «Шотту», с которым заключили контракт, чтобы те им заранее напечатали, как минимум, 1000 партитур.
Сразу же после премьеры в Японии хор Берлинского радио исполнит мою русскую литургию «Запечатленный ангел»: он предстанет сценически с хореографическим действием. Это будет в Берлине 26 мая. Так что у меня много планов. Если я начну все перечислять, то собьюсь.
Беседу вел Виктор Игнатов
