В Екатеринбурге показали триптих балетов «Terra Nova»
Мы уже писали, что три балетные премьеры были запланированы на вторую половину сезона, когда обе оперные уже сыграны.
Начали 15 мая с «Тщетной предосторожности», которую в декорациях по мотивам Ван Гога поставил петербургский балетмейстер-реставратор Сергей Вихарев. Через две недели после старинного балета труппа уже показывала вторую премьеру, которой дали латинское название «Terra Nova» — «Новая земля». Сюда вошли премьера балета Славы Самодурова «Занавес» на музыку О. Респиги, российская премьера спектакля звёздной пары из Нидерландов Поля Лайтфута и Соль Леон «Step lightly» на музыку болгарских народных песен и репертуарный балет Джонатана Пола Уоткинса «Eventual Progress» («Необратимый прогресс») на музыку М. Наймана. 17 июля покажут последнюю премьеру — «Лебединое озеро» в редакции К. Сергеева с новыми декорациями и костюмами.
«Terra Nova» не могла бы состояться без спонсорской поддержки фонда «Евразия балет», уже несколько лет помогающего екатеринбургскому балету осуществлять самые разные хореографические проекты. На самом деле, без этих энтузиастов-балетоманов у театра могло и не быть в этом сезоне трёх балетных премьер и сентябрьской «Dance-платформы».
Открывал вечер дизайнерский «Необратимый прогресс», который вошёл в репертуар театра в 2013 в программе «На пуантах».
Артист Балета Ковент-Гардена и начинающий хореограф Дж. П. Уоткинс поставил этот спектакль специально для екатеринбургской труппы на музыку «Water Dances» Майкла Наймана, которая была переписана для другого состава оркестра.
Хореограф устраивает путешествие по лабиринтам человеческого мозга. Большую роль играет дизайн (художники — С. Дж. Доу, К. С. Дэйви): стильная световая инсталляция-трансформер, спускающаяся с колосников как холодный свет. Конструкция похожа то на созвездия, то на схему атомов.
Сюжета как такового нет, но в финале появляется человек — лирический герой,
в его голове происходили все те процессы, которые 16 артистов замысловато рисовали танцем. Вот одинокая «девушка-мысль» оттягивается в арабеске, динамично подкручивает сама себя на итальянское фуэте, но ожидание трюка оказывается ошибочным. Её тело помнит, как это делать, но в прошлом это уже не обязательно повторять. Двое незнакомцев встречаются в страстном дуэте, но сейчас, в настоящем их порыв беспредметен. Группы «шагающих» воспоминаний выбрасывают ноги и руки вперёд, будто клерки в лондонском метро, спешащие в свои офисы в 8 утра. Их движения монотонны, несвободны — они напоминают зомби. И снова в центре свободный радикал — «полёт» мысли в виде связки жете и ронджамбов.
Финал балета совершенно прекрасен, когда задник окрашивается лунным светом, на небе «зависает» живописная констелляция созвездий. Это уже не цепочка атомов и люстра, а вечные звёзды на небе. Выходит тот самый «герой нашего времени», за ним свита его так и не оживших воспоминаний. Прошлое остаётся в памяти, но управлять им уже невозможно. Необратимый процесс. Танцуют спектакль превосходно, без страха перед его механистической начинкой. Это потому что екатеринбургские артисты уже прошли зыбкую часть пути к освоению современной пластики, освоились в танцах XXI века. В третьем балете вечера они будут совершать чудеса с превращениями.
Новый спектакль Самодурова сложносочинённый, многослойный, перегруженный смыслами.
В выборе темы и музыки для «Занавеса» нет места случайности. Самодуров давно искал подходящую партитуру с «голосом» органа, чтобы спеть торжественный гимн театральным ларам и тем, кто им беззаветно всю жизнь служит. В сентябре на «Dance-платформе» он выпустил номер на музыку С. Франка, который можно назвать этюдом к будущей работе с балериной Большого театра Марией Александровой. Её частная история во многом легла в основу балета «Занавес» на музыку Сюиты для струнных и органа соль мажор Респиги.
Сценографию «Занавеса» Самодуров делал сам, посоветовавшись со своим постоянным художником из Великобритании и изобретателем оригинальных сланцевых рамок-стекол-задников Энтони Макилуэйном (он же будет оформлять «Ундину» Хенце в Большом театре, премьера которой состоится в июле 2016).
Спектакль начинается с театральной изнанки.
Зрители ещё рассаживаются по своим местам, пока балерины в кулисной полутьме разогреваются на фоне занавеса, висящего в глубине сцены. Затем одна из девушек (Александрова) быстро встаёт строго по центру спиной к зрительному залу с руками в третьей позиции (овал над головой). Занавес поднимается, наши глаза ослепляют софиты, а балерина начинает энергичный танец на пальцах, избыточно сложный и изощрённый настолько, что его трудно смотреть, при этом видно — самой танцовщице все составляющие процесса доставляют нескрываемое удовольствие.
Входящий луч стыдливо освещает неприкрытую физиологию сцены: два театра накладываются друг на друга — реальный классицистский с охристой драпировкой и лепниной и авангардный белого цвета, выдающий современный «храм искусства».
За коротким и агрессивным выходным соло Александровой, которое мы по-прежнему наблюдаем со спины, идут всякие лёгкие и романтические «постройки» a la Петипа-Баланчин — цепочки, ручейки, карусельки девочек, олицетворяющих вечную весну, неуловимую юность, летящую мечту, уносящую очарованного балетомана в заоблачные дали беззаботного счастья. Но между тем наступают сумерки, входящий луч бледнеет, желтеет, нагнетает детективную атмосферу, отрисовывает тёмный облик танцующей, как заведённая, балерины.
С последним аккордом она падает на сцену и, видимо, засыпает.
Сон будто уносит её, как кэрролловскую Алису, в театральные подземелья, во владения Призрака Оперы. Она видит в смутном свете реалии балетной жизни — своей жизни: перед глазами примы проплывают вечные пары, мужчина и женщина, испытывающие прочность поддержек, силу рук и воли, измеряющие градусы своих батманов и растяжек, излучающие потоки картинной нежности для воображаемого зала и спортивного равнодушия друг к другу, случайно заметного нам.
Алиса-Александрова не сдаётся в плен провоцирующих её профессиональных фантазмов, она ищет своих идеальных партнёров и, найдя, ведёт их куда-то репетировать, оттачивать до невозможного совершенства главную роль своей жизни.
Не замечает, как остаётся в темноте одна, но кто-то невидимый продолжает выполнять её прихотливые просьбы. Звучащий в бемольной суггестии скрипок орган сакрализует пространство, странный танец балерины обращается молитвой. Она будто с кем-то разговаривает, просит посветить ей на кисть, на ступню в пуанте, на его атласный носок, несколько раз щелчком выключает свет, затем снова включает, боксирует воздух, взбивает для бодрости короткие волосы перед воображаемым зеркалом, и опять бесконечный танец на пальцах — её счастье и боль.
Третья часть — продолжение парадного спектакля: цепочки длинноногих дев Боттичелли, дворцы, принцессы, фрейлины, королевы.
Наша солистка одна из них — головной механизм, динамо-машина, болтик и винтик великого театрального процесса. Балет Самодурова неожиданно перекликается с «Необратимым прогрессом» Уоткинса. Прошлое существует, в него можно иногда заглянуть в чудесном сне, и история записывает нас в свои анналы, но двигаться мы можем только вперёд.
Роль солистки может меняться как трансформер — опытная, харизматичная Александрова танцевала свою жизнь, молилась своим ларам, объяснялась в любви театру, юная Елена Шарипова наслаждалась апофеозом движения, энергией эксклюзивного рисунка, придуманного хореографом.
Ещё несколько спектаклей и «Занавес» станет новой фирменной карточкой Екатеринбургского балета.
Для «Занавеса» Елена Зайцева сконструировала танцовщицам «тематические» пачки. У Большого театра приобрели старые списанные тюники то ли из балета «Паганини», то ли из балетного акта какой-то оперы. Корсеты укоротили, а тюлевые юбки «сбили» в пушистые округлые мячики-пачки кремового и голубого цвета. Таково повседневное чудо театра — из нафталина вырастает прет-а-порте, из классики — авангард. На протяжении двух столетий пачка менялась, следуя балетной моде, по её изменяющейся форме можно изучать историю великого жанра.
В целом «Занавес» трудно назвать парадной работой Самодурова, в нём есть приятная эскизность, аромат репетиционного процесса и внутрицеховых разговоров. «Занавес» приносит не интеллектуальную радость, порождающую под конец сезона усталость, а чисто зрительную — радость смотрения. Как и третий балет вечера «Осторожной поступью».
Творчество Лайтфута и Леон известно у нас по немногочисленным гастролям NDT в России,
киноверсиям хитов, которые транслировали «Cool Connection», коротким номерам в концертах «Бенуа де ля данс», когда звёздный дуэт получал свою законную статуэтку, и балету «Объект перемен», показанный несколько раз в рамках проекта Дианы Вишнёвой «Диалоги».
Как и легендарный хореограф из NDT Иржи Килиан, Лайтфут и Леон ставят новые работы только со своей труппой, но готовы перенести некоторые балеты в другие компании. Пока театры-гиганты Большой и Мариинский теряли время, надеясь заполучить оригинальную постановку, Самодуров подумал о переносе их старого спектакля в Екатеринбург, созвонился с коллегами и быстро «соблазнил» хореографов экзотикой Урала.
Честолюбивому Лайтфуту понравилась идея продвижения своего искусства на тысячи километров от Гааги,
и в феврале он выехал в Екатеринбург на кастинг и первую серию репетиций. Ко второй серии подъехали Соль Леон и Ева Змекова, ассистент хореографа.
«Step lightly» сочинялся Лайтфутом в 1991 году, когда он был «молод, наивен и влюблён» (из интервью с хореографом). Его семья тесно связана с пением, поэтому выбрать хоровую партитуру для постановки балета для Лайтфута не было странностью.
«Осторожной поступью» родился не в одиночестве, в начале 90-х годов прошлого века почти все значимые хореографы будто договорились о выпуске балетов, в той или иной степени обыгрывающих тему календарных обрядов, связывающих людей и природу. Ноймайер сочиняет в 1991 «Весну и осень» («Spring and Fall») на музыку серенады Дворжака. Килиан в 1990 ставит в Парижской опере номер «Осенний листок» на музыку концерта для флейты Моцарта. И самое близкое по духу произведение того же времени — «В лесу» Начо Дуато на музыку Вила-Лобоса.
Лайтфут и Леон вслед за коллегами «перезапускают» подзабытую людьми связь человека и природы, отправляя их в языческие объятия пленэра.
Лайтфут использует болгарские народные песни, хоровые, звучные, намагниченные плодородной энергией балканской земли. На фоне белёсого задника с ниточкой условного пейзажа, будто нарисованного грифелем на китайской рисовой бумаге, разыгрывается обольщение музыкой. Из кулис выкатываются четыре девы и два юноши, тихо они плетут свою обрядовую игру — водят хороводы, молятся блеклому светилу, висящему на рисовом заднике. На девчонках бархатные платья, на мальчиках — янтарного цвета рубашки и крестьянские и линялые бежевые брюки.
Женская энергия поначалу берёт количественный верх над мужской, но понемногу мужчины перестают быть только помощниками этих жриц-медиумов. Мощная телесная волна, природная сила притяжения инь и янь (не случайно задник китайский) накатывает на участников, и они теряют силу сопротивления восставшей физиологии. Ноги убегают в кулису, руки цепляются за партнёра, голова велит быть разумными, тело послушно обмякает.
Ближе к рассвету страсти стихают, клубки инь-янь распутываются, молодёжь стыдливо укатывается в кулисы.
Все шестеро солистов — Наталья Кузнецова, Елена Воробьева, Екатерина Сапогова, Мики Нисигути, Александр Меркушев и Никита Москалец — танцуют с немыслимым воодушевлением, трудно кого-то выделить. Но девушки просто превзошли самих себя, когда «вышивали» своими яркими платьями и шустрыми ногами прихотливые растительные узоры. В какой-то момент фактура ткани перестала читаться, узоры стали напоминать зигзагообразные траектории ящерок из свиты хозяйки медной горы, бархатные линии будто окаменели и засверкали, как малахитовое месторождение.
Лайтфут обещал ещё в феврале, что какое-то превращение с его старым балетом на Урале обязательно произойдёт, когда в него вольются новые силы. И случилось!
Фото П. Стадник и С. Гутника
