Шедевр Россини в Санкт-Петербургском детском музыкальном театре
«Золушка» Джоаккино Россини — нечастая гостья на отечественной сцене. Впрочем, если сказать крайне редкая, натяжки не будет. Помнится концертное исполнение в Мариинском театре с великолепной Ольгой Бородиной в главной партии. Тогда думалось, что не за горами и сценическое воплощение блистательной оперы. Но, увы. Театр в лице молодого поколения академистов, правда, много позже предпочел не менее сложную партитуру «Путешествия в Реймс». Потом эта вершина покорилась Екатеринбургскому экспериментальному театру, но уже не в концертном, а театральном варианте (ставил Илья Можайский, а исполнительница партии Анджолины Маргарита Мамсирова удостоилась «Золотой Маски»).
И вот теперь «Золушку» штурмовал петербургский Театр «Зазеркалье». Штурмовал, основательно и длительно подготовившись, исполнив оперу не раз концертно (целиком и по частям). Ясно, что результат не замедлил сказаться. Героические усилия по освоению россиниевского шедевра предпринял прежде всего дирижер Павел Бубельников, заставив звучать оркестр легко и стройно (дальше на повестке повышение качества звука). Без достойного «музыкального подношения» знаменитой партитуры об успехе нечего было и мечтать. Отсюда и следующая проблема для тех, кто покусился на честь «Золушки», — певцы. Певцы, которые владеют техникой виртуозного исполнения не только арий, но и ансамблей, признанным королем которых считается Россини. В ансамблях — блеск, изюм его сочинения. Они знамениты, как эстрадные хиты. На них и были брошены все силы, иначе не только публика, но и сами исполнители не получали бы такого удовольствия от того, что делают.
Дальше можно было бы сказать трафаретное: и, наконец, спектакль Александра Петрова. Но он не «наконец». Он как раз тесно связан с предыдущим — с тем, как, зачем и почему звучит эта музыка. Спектакль про нее, во славу великого Россини. Именно поэтому на сцене теснятся, устанавливаются стройными рядами, передвигаются, выстраиваясь кругами и диагоналями ширмы — листы великой партитуры (сценография Елены Орловой). Они не фон, а участники игры — легкой, остроумной, театральной. В ней сказка про Золушку подана, быть может, самым емким, зажигательным, эмоционально насыщенным языком — языком музыки.
«Игра» — особо важное для этого спектакля слово, она объединяет музыку и театр зримо, наглядно, ибо ноты на сцене, ноты в оркестровой яме, ноты поют артисты, ноты — источник этого действа, источник вдохновения. Ширмы-ноты вывозят слуги просцениума — элегантные мужчины в черных фраках, они же — хор, они же — придворные и т.д. Музыка требует уважения... Арии иногда поются, как отдельные номера (играем в артистов) — с выходом на авансцену и поклонами, потому что петь Россини — одно удовольствие, а хорошо петь — еще большее удовольствие. В царство музыки тактично вкрапляется быт: уютная железная печка справа на авансцене всегда поблескивает огнем, или балетный станок «наплывает» — около него разминаются «плохие» дочки Дона Маньифико (и тут же кидаются измерять объем талии). Принц Рамиро является обладателем некоего передвижного средства с пропеллером... Время действия — примерно сто лет спустя после написания оперы (написана в 1817-м) — отсюда и костюмы... Но более всего придумано игровых приспособлений для самих артистов — поведенческих, то выхваченных из жизни, то из театра с его бутафорией и преувеличенностью реакций и оценок. Все вместе составляет живое действо, где слово «живое» означает не только темп, но и качество бытия на сцене.
Еще спектаклю подходит определение — «заразительный». Это от артистов. Азарт — свойство, например, Алексея Сазонова (Дон Маньифико). Нацеленность на игру, на импровизацию характеризует Владимира Самсонова (Дандини). Его величество тенор — суть принца Рамиро точно ухвачена, но по-разному проявляется у Сергея Гаврилова и Станислава Леонтьева. Отличаются непринужденностью и раскованностью поведения капризные Золушкины сестры — Клоринда у Людмилы Шиховой и Тисбе Марии Рубинштейн (они и вокально составляют прекрасный дуэт). Нашла себя в роли Анджолины Юлия Неженцева. Она по фактуре напоминает Фредерику фон Штаде из знаменитого фильма Поннеля по той же опере (авторы спектакля, судя по некоторым намекам, хорошо его знают) — такая же высокая, с чуть угловатой пластикой и по-своему беззащитная и трогательная. Немного глуховатый звук голоса как-то сразу выделяет ее среди других, но не кажется недостатком, превращаясь в характеристику образа, делая тембр индивидуальным.
«Золушка» для «Зазеркалья» — спектакль важный. Он свидетельствует о росте, о переходе в новое качество молодой труппы. В нем сошлось все — то, что задумано, с тем, как исполнено.
Елена Третьякова
