В «Колизее» поставили «Радамиста» Генделя
В принципе, Лондон не является ведущим центром реанимации барочной оперы. Хотя англичан интересует исполнение музыки на исторических инструментах, и в Оксфорде, и в Кембридже есть специальные отделения, где готовят соответствующих специалистов. Самой главной страстью англичан в области музыкальной истории остаются два композитора, два британских Орфея — Пёрселл и Гендель. Ведь именно с Лондоном тесно связана судьба великого немца, по собственной воле ставшего английским гражданином.
Генделю посчастливилось начать свою карьеру при дворе ганноверского курфюрста Георга, который в силу не менее счастливых обстоятельств готовился к вступлению на британский трон. Теперь трудно сказать, выстраивал ли Гендель свою судьбу сам, прагматично продумывая все ходы. Он не послушался отца, видевшего его в судопроизводстве, следовал своему музыкальному влечению и преуспел как органист, потом отправился в Италию, где попробовал силы в опере и также преуспел. К английскому двору его привели не столько связи с Гамбургом и Ганновером, сколько любовь королевы Анны к итальянской барочной опере, лидером которой в Альбионе она решила сделать юного Генделя. Королева разглядела в начинающем музыканте настоящий талант — свои первые опусы в Англии он создал для лондонского Театра «Ее Величества» (именно этот театр, расположенный в Хаймаркете, в лондонском Вест-Энде, был одним из самых знаменитых в Европе оперных театров с итальянским уклоном). При короле Георге I положение Генделя укрепилось: сначала он занимался подбором итальянских певцов в Академии музыки, служил так называемым менеджером по кастингу, а потом стал директором самой Королевской Академии. В итоге, если не брать в расчет ранние произведения Генделя (из них знаменательна только «Агриппина», написанная для венецианского театра в 1709 году), все, что он сделал, он сделал для бриттов и во славу английской музыки.
Любопытно, что интерес к Генделю в наше время возник в Англии не в контексте всеобщего аутентичного бума, то есть движения, которое охватило островных жителей, как я уже говорила выше, в основном на уровне инструментальной музыки, а гораздо раньше, и вот в каком ключе. Гендель оказался очень удобным для перевода на английский, потому что в XVIII веке некоторые его оперы и оратории пережили две редакции, итальянскую и английскую. Понятно, что не было особого смысла использовать эти древние переводы с их архаическим языком, и почти всегда для новой постановки в XX веке делали новый перевод, но сама идея, что Гендель «думал» на английском, британцам, англоманам по природе, была и есть очень близка и симпатична. Сразу становится понятно, почему операми Генделя так активно «занимается» Английская Национальная опера — потому что он для них такой же англоязычный композитор как Пёрселл, Бриттен и Воан-Уильямс.
Лет сорок назад для обращения к Генделю было достаточно иметь под рукой специалиста-дирижера и вокалистов, которые могли исполнить трудоемкие и растратные для голоса партии его опер, сейчас же гораздо труднее поразить искушенную немецкими и французскими аутентистами публику — нужны особые ходы. В АНО такие ходы, в общем, нашли — это ставка на режиссеров (впрочем, режиссерским этот театр стал давно и надолго) и первоклассных певцов, среди которых должны быть самые роскошные контратеноры.
Последним грандиозным успехом АНО на поприще постановок Генделя была «Партенопа» в 2008 году. Ставил ее Кристофер Олден, брат-близнец знаменитого и опытного интерпретатора барочных опер Дэвида Олдена. Силою судеб оба американца, трудившиеся по договоренности в разных уголках планеты, чтобы не мешать друг другу, так как оба стали оперными режиссерами, этой осенью бок о бок работали в Лондоне, и если в 2008 году они получили заказы в разных театрах, то на этот раз обоих братьев заполучила АНО. Кристофер возобновлял свое славное «Средство Макропулоса», номинированное пару лет назад на премию Оливье, а Дэвид занимался привычным и любимым «барочным» делом — готовил премьеру оперы Генделя «Радамист».
«Радамист» (1720) — настолько редкий гость на оперной сцене, что появление заветного названия оперы и фамилии исполнителя главной роли — Лоуренса Заззо — на афише «Колизея» сделало и без того любимый лондонцами и гостями столицы оперный дом самым посещаемым, причем не только меломанами. Непопулярность «Радамиста» не связана с вторичностью музыки, в опере полно известных через концертное исполнение арий и дуэтов, и не меньше там культовых мелодий. «Проблема» только одна — невнятный сюжет. Во времена Генделя любая историческая галиматья, якобы вычитанная у Плутарха или Тацита и переработанная хорошим либреттистом, то есть подогнанная им под модные тогда сюжеты о влюбленных восточных тиранах, которые на полном серьезе вершат судьбы мира, повинуясь исключительно позыву страсти, могла стать основой для бывших в ходу опера-сериа. «Радамист» не является исключением — в либретто Доменико Лалли «Тираническая любовь, о Зенобия!» заложена реальная история, вычитанная у Тацита, переиначенная в чувственном ключе и поданная с новыми, стилизованными под исторические, именами героев. Есть царь Фракии Фарасман — он же отец Радамиста, женатого на красавице Зенобии, и Полиссены, ставшей женой царя Армении Тиридата. Последний внезапно разлюбил жену, почувствовав к ней отвращение, и воспылал страстью к жене соседа Радамиста (его поет один из самых интеллигентных контратеноров, выпускник Йельского и Кембриджского университетов американец Лоуренс Заззо). Будучи тираном, Тиридат (в уверенном исполнении баса-баритона Райана МакКинни) принимает поистине тираническое решение — извести всю семью Зенобии (замечательная британская певица Кристина Райс), захватить земли Фарасмана, через убийство избавиться от надоевшей жены и бросить самого себя и свои несметные богатства к ногам новой избранницы. Но у Полиссены (Софи Биван), безнадежно преданной мужу, есть влиятельный поклонник — понтийский принц Тигран (блистательная актерская и вокальная работа ирландской певицы Эйлиш Тинан), который формально союзничает с Тиридатом, на деле же помогает воссоединению всех первоначальных пар, рискуя жизнью и жертвуя в итоге своим возможным счастьем с бедняжкой Полиссеной. Ничего как бы не происходит, о неких действиях мы узнаем из арий главных героев, которые один за другим выходят на сцену, чтобы рассказать о своих чаяниях, надеждах и печалях.
Берясь за очередного очень серьезного Генделя, Олден вспомнил свои старые приемы, которые помогли ему донести информацию о намерениях персонажа раньше, чем он сам расскажет о них в длинном мелодичном монологе. Приемы работают безотказно. Коронный метод Олдена — вынос экзотических зверей, с которыми ассоциируются герои, или даже целых зоологических композиций, символизирующих положение, в котором оказался персонаж. Эти оригинальные подсказки хорошо смазывают скрипучие полозья действия и вместе с намеренно нелепыми костюмами, сливающимися с расписными обоями, вносят толику здорового юмора в генделевскую серьезность. В скандальной сцене, где неистовствует Тиридат, на стене замерли скользкие змеи, излучающие мудрость существа, которые спят, показывая, что к бешенству царя не имеют никакого отношения и как бы умывают руки. С другой стороны, змея и дракон — это душка-принц Тигран, увидевший просвет в своих отношениях с Полиссеной. Он не хитрец по натуре, но в надежде на любовное приключение включает мозги и начинает «химичить» ради спасения брата и отца Полиссены, чьи земли уже отобраны шустрым Тиридатом. Вторая пара символов — гигантский слон, поверженный гепардом, — иллюстрирует темные мысли Радамиста, лишенного трона, земли, дворца, а теперь и жены. Ну вот бывает так в дикой природе, когда энергичный маленький гепард побеждает большого, но доверчивого слона. Радамист рыдает, Зенобия готовится к смерти и умоляет мужа убить ее до того, как она окажется во власти тирана. Трену нет конца, печаль лишает всех способности думать о сопротивлении злу. Настоящее страдание по-генделевски — это процесс долгий. Тут ситуацию никакими символами не разрядить. Надо вынести все это — спастись красотой песен. Только в конце, когда череда бестолковых перипетий во дворце Тиридата, связанных с дележкой Зенобии, должна завершиться жуткой казнью проигравших вчистую Радамиста и Фарасмана, с неба спускается исколотый стрелами геральдический гепард — этакий deus ex machine, незапланированный Генделем, но так нужный здесь «черт из табакерки», чтобы разрядить накалившийся воздух, улыбнуться украдкой, пока положительные герои на сцене еще с полчаса будут разбираться, что за счастье на них упало, и потом еще полчаса прорыдают от радости нежданного воссоединения (висящий вниз головой гепард пояснил, что войска Тиридата потерпели поражение, и город занят фракийцами).
В целом Олден сделал незатратную минималистскую постановку, если не считать замысловатых костюмов и изысканных зверюшек из папье-маше. Знаток Генделя не подкачал — спас мудреное трехчасовое действие, полное замечательной музыки, отвлекая в момент, когда сюжет откровенно буксовал, внимание зрителя то на животных-двойников, то на бассейн с водой, возле которого мечутся одичавшие влюбленные, то на красивые миниатюры. Изящно дирижируя партитуру «Радамиста», Лоуренс Каммингс (действующий руководитель Генделевского конкурса в Лондоне, который с 2012 года также возглавит знаменитый Генделевский фестиваль в Геттингене) явно подыгрывал Олдену, успешно сражающемуся с потенциальной скукой барочной оперы.
Фото: ENO / Clive Barda
