«Любите ли вы виолончель так же, как люблю ее я?» — этот вопрос Александр Князев всякий раз задает своему слушателю, испытывая его то невероятным циклом «все виолончельные сюиты Баха в один вечер», то обрушивая на него каскад романтических концертов. Среди современных музыкантов он олицетворяет тип романтика-одиночки, который стремится увлечь слушателя только лишь силой своего темперамента и профессионализма. Этому образу Александр Князев остался верен и на концерте, состоявшемся 14 марта в Большом зале Московской консерватории, где он выступил вместе со скрипачом Дмитрием Махтиным и Академическим симфоническим оркестром Московской филармонии, которым дирижировал Александр Сладковский.
Выбор программы не был интригующим: концерты Р.Шумана и А.Дворжака давно входят в золотой виолончельный репертуар. Долю остроты внес концерт для скрипки и виолончели с оркестром И.Брамса, исполняемый сравнительно редко. Ни один из этих авторов не считал виолончель своей любимицей, однако они немало сделали для того, чтобы она стала полноправным сольным инструментом: Шуман был первым из романтиков, кто удостоил ее своего внимания, Брамс решил поэкспериментировать с тембрами и соединил в одном произведении два соперничающих струнных инструмента, причем преимущество явно осталось за виолончелью, а Дворжак заставил ее продемонстрировать все свои выразительные возможности и быть то мягкой и певучей, то страстной и блестящей.
Современники Шумана и Брамса считали, что хороший исполнитель должен уметь не только «пустить пыль в глаза», но и «тронуть сердце» слушателя. А.Князев попытался справиться с двумя этими задачами. Тембр его виолончели, в низком регистре очень похожий на органный, не мог не запомниться. Легкость, с которой музыкант преодолевал технически сложные места, рельефность его фразировки — тоже. Однако сама роль, которую он выбрал для себя в этот вечер, — роль некоего «сверхчеловека» — оказалась несколько одноплановой. С его темпераментом не смогли состязаться ни оркестр, ни второй солист, Дмитрий Махтин. Они все время должны были подчиняться его воле, как року, который толкает и толкает вперед. И может быть, поэтому слушателя не оставляло ощущение того, что на сцене постоянно происходит напряженная борьба, тогда как хотелось услышать хоть немного нежности.
