Фильм Сергея Урсуляка — новый двигатель одесской мифологии
Оказывается, сериал может преподнести сюрпризы не только неожиданные, но и восхитительные.
Всем известно, Одесса — такой странный город, где живут смешные жулики и бандиты. Город, где жители говорят смешно. Вроде как по-русски, вроде как и нет. Такова легенда, способствующая неизменной, хотя и не лишенной подозрения и пренебрежения улыбки, появляющейся при слове «Одесса».
Всем известно, телефильм — такая низка сменяющихся эпизодов «про войну» или «про любовь», сдобренная криминалом или мистикой, предназначенная для того, чтобы заполнить эфирное время и скучный вечер.
Можно соединить их — город Одессу как фон и низку телеэпизодов на этом фоне. Сдобрить привычные сюжеты одесской экзотикой. Растянуть показ недельки на две. Получится сносное (или несносное — дело вкуса) заполнение скучных вечеров. У некоторых — получается. Минус на минус — не всегда плюс. Просто один длинный скучный минус.
А вот у режиссера Сергея Урсуляка вышло так, что минус на минус, как в математике, дал плюс. Получился несколько иной продукт, не телесериал — фильм. Фильм, о котором можно «говорить и спорить». Да и «усталые глаза» — буквально сквозной мотив четырнадцатисерийного телефильма «Ликвидация».
Еще один минус: сценарий фильма несколько фантастичен. К чему странный сюжетный ход, являющийся основой действия, — военный переворот в одном отдельно взятом городе Одессе? В послевоенном, 1946 году? «Чтобы свалить самого Маршала Победы», — объясняет один из «нехороших» героев фильма. Но Георгий Жуков и без того в опале, судьба его висит на тонком волоске, независимо от действий бандитов. Да и зачем асоциальному элементу такая высокая цель? Что им Гекуба? Правда, другой персонаж фильма произносит сакраментально одесскую послевоенную фразу: «При румынах было лучше». Эту фразу произносили те, кто сумел открыть свои маленькие частные предприятия. И те, кто настрадался от беззаконий cоветской власти (они коснулись всех слоев населения, в том числе и одесских подпольщиков, которых, по свидетельству очевидцев, расстреливал СМЕРШ). Но чтобы ради мести режиму сваливать самого Маршала Победы? Несерьезно.
Правда, сериал — не учебник истории. У него свои законы: «любовь-морковь-кровь», обойма выстрелов и трупов, три капли мистики, два зернышка тюрьмы (лагеря, зинданы — ямы для рабов), а главное — динамика и еще раз динамика. И вовремя закончить телесерию, чтобы зритель в напряжении ждал, как же продолжится шоу. Даже если это — экранизация классики. Таковы рамки жанра.
Вот на таком плюс-минус фундаменте Сергею Урсуляку было необходимо возводить высокое здание искусства. Отчего бы режиссеру экстра-класса браться за работу в таком низкопробном, не однажды разруганном высоколобыми критиками жанре, как сериал? Оттого, что за это хорошо платят? Может быть. Но такой ответ слишком примитивен. А может, все-таки оттого, что режиссер хочет (и, как выясняется, может) доказать, что нет плохих жанров. И профессионалу под силу преодолеть сопротивление самого «низкого» материала? Подтвердить, что искусство действительно растет из «любого сора»? А сделать это как? Нежно.
Кто из смотревших «Место встречи изменить нельзя» не запомнил слов Жеглова — Высоцкого во время погони за преступником? Если кто позабыл, стоит напомнить. Когда Жеглов высовывается из окна машины, чтобы стрелять по уходящему преступнику, он говорит напарнику: «Держи меня». Тот спрашивает: «Как?» — «Нежно», — бросает Жеглов.
Цитата приведена не просто к слову. «Ликвидация» — уж так сумел снять картину режиссер — и продолжение знакового фильма «Место встречи изменить нельзя», и спор с этим фильмом. Точнее, с кондовыми советскими клише, которыми тот изобилует. Продолжение и спор, неизбежные, как отношения отцов и детей.
Впрочем, и обо всем сериале «Ликвидация» так и хочется сказать словами поэта: «Одна великолепная цитата». Постмодернизм в его высочайшем проявлении. Гимн большому и любимому советскому кино. То, что сделал Стивен Спилберг в «Индиане Джонсе» на материале кино американского и западного, сделал Сергей Урсуляк в «Ликвидации».
Вот музыка к фильму, вот взаимоотношения «команды» главного героя — подполковника Гоцмана, отсылающие зрителя к «Месту встречи...» Станислава Говорухина. А закадровый текст непременно вызовет в памяти голос Ефима Копеляна, напомнив о «Семнадцати мгновениях весны» Татьяны Лиозновой.
Вот маршал Жуков, ставящий на граммофон пластинку со своими любимыми «Валенками» и пляшущий «русскую» в одиночестве. Чем не Штирлиц с его печеной в камине картошкой? Только с иным знаком — Жуков поднимает бокал к портрету Сталина, а в глазах его угроза и известный тост: «Чтоб он сдох».
Вот Гоцман с его «трудным романом», ни дать, ни взять Лапшин Алексея Германа, только удачливей в любви. Возлюбленная Кречетова — как узнаваема в ней Белка Татьяны Самойловой из «Летят журавли» Михаила Калатозова! Песня, исполняемая хором интернатовских мальчишек: «И той, Заречной улицы»... Привет от Марлена Хуциева и его «Весны на Заречной улице», снятой в прошлом тысячелетии на Одесской киностудии.
Знаков-отсылок в «Ликвидации» множество. Наверное, много больше, чем можно заметить при первом просмотре. Но именно они делают плоское пространство расхожего жанра «телесериал» объемным, глубоким, теплым. Они — и великолепные актерские работы.
В «Ликвидации» Сергея Урсуляка нет блистательных бенефисных выходов — еще один спор-повторение знакового фильма Станислава Говорухина. Можно ли забыть эти вспышки яркого света — выход Маньки-облигации (Лариса Удовиченко), Ручечника (Евгений Евстигнеев), Кирпича (Станислав Садальский)? Но Урсуляк усложняет задачу, его фильм в этом плане менее театрален. Не яркая вспышка, но постоянное горение высокого накала. Каждый актер — главный ли, эпизодический ли — ведет свою роль «от и до». Даже Фима (так трогательно и доверчиво исполненный Сергеем Маковецким), убитый во второй серии, незримо присутствует во всех остальных. Он живет в трагических глазах Давида Гоцмана, в которых умещается не только «вся скорбь еврейского народа», но и пустыня, по которой сорок лет скитались евреи.
Взятые крупным планом глаза актеров, — как правило, самые уязвимые моменты любого кинопроизведения. Поразительная смелость режиссера — не только постоянно употреблять крупные планы, но и настаивать на них. И смелость оправданная — гениальные диалоги глаз Чекана и Иды, то выжженные изнутри, то вдруг снова согретые внутренним теплом глаза Гоцмана, становящиеся совсем пустыми и никакими глаза Кречетова — «человека без лица», они еще говорят о высочайшем мастерстве режиссера, оператора и, конечно же, артистов.
Актерский ансамбль — сыгранность актеров, внутренняя связь, которая между ними возникает, — великолепен. Великолепны и признанные звезды, и восходящие, и те, кто еще не успел заслужить «звездного титула». Все — мастера, которым веришь до последнего произнесенного ими по-одесски звука, до последнего вздоха, снятого крупным планом, «глаза в глаза», когда фальшь чувствуется моментально.
Стоит ли говорить, что в фильме камера творит чудеса. Снять Одессу 1946-го, чтобы не лезли на каждом шагу подробности ХХI века, практически невозможно. Но невозможное было сделано. Почти без проколов. Удачно использовано общее состояние города — обшарпанные, с облупленной штукатуркой стены домов, проваленный асфальт — все точь-в-точь, как «после войны». В «Ликвидации» — ни одного «знакового», парадного вида города. Ни памятника Дюку де Ришелье, ни знаменитой лестницы. Нет там и взгляда на Оперный театр (еще бы, во время съемок фильма театр был в алюминиевых лесах!). Но атмосфера жизни Одессы передана точно и достоверно.
Домишки Молдаванки, мраморные лестницы парадных входов, галереи и галерейки дворов, лавовые ступени лестницы у истока Дерибасовской — это настоящая, не туристическая Одесса, пусть изнутри, но фильм — не путеводитель, не учебник истории. Можно считать это минусом. Хотя с какой стороны поглядеть.
«Ликвидация» Сергея Урсуляка добавляет еще один золотой в копилку одесского мифа. Миф — это, возможно, минус. Но фильм, настоящее кино, пропитанное этим мифом, — плюс.
Елена Каракина, Одесса
