Переживала ли когда-нибудь Арена ди Верона легкие времена? Похоже, что никогда: в столь грандиозном предприятии всегда что-нибудь не ладится, всегда кто-то чем-нибудь недоволен. Не способствуют стабильности и недавно урезанные средства на оперу. В непрерывном волнении находятся многочисленные работники театра. Угрозам подвергся индендант веронского театра Клаудио Ораци, некоторое время под его домом дежурили карабинеры.
В 2005-ом году от бюджета фестиваля «оторвали» 865 тысяч евро, в 2006-ом правительство Сильвио Берлускони предприняло дальнейшие меры по сокращению финансирования на культуру: для Арены это вылилось в цифру 3 миллиона евро. Предстоят еще более трудные времена: в ближайшие два года театру «недодадут» по 2,5 миллиона евро в год. Но show must go on: и восемьдесят четвертый по счету фестиваль распахнул свои двери перед публикой. Инаугурационный спектакль — «победоносная пара» «Сельская честь» и «Паяцы», отсутствовавшие на афише аж с 1993-его года.
На волне прошлогоднего успеха «Богемы» оформление обеих опер доверено Уильяму Орланди. Он снова работает в паре с французским режиссером — Жильбером Дефло («Богему» ставил Арну Бернар). Этот союз приносит менее впечатляющие плоды: но не по вине художника.
Для Орланди Арена — естественная декорация двух историй любви, ревности и смерти. Ведь одна из них разворачивается в Сицилии, а другая — в Калабрии, на крайнем итальянском юге, что более двух тысяч лет назад был Великой Грецией. Остатки дорических колонн — воспоминание о Долине Храмов в Агридженто (автора та и тянет перефразировать знаменитое выражение: «Увидеть Неаполь и умереть», заменив название партенопейской столицы на Долину Храмов) и узловатое оливковое дерево, обожествляемое эллинами, один из символов средиземноморской культуры. Вот и все оформление «Сельской чести». Оно остается неизменным и в «Паяцах», только прибавляются фургончики бродячего театра, да красивая, по-детски радостная иллюминация.
Столь же «бедна» режиссура Дефло. Древние римляне уже построили Арену в Вероне, а Орланди уже написал выразительную картину: режиссеру остается лишь вписать в нее фигуры. Его вмешательство оказывается минимальным, порою певцы-актеры кажутся предоставленными самим себе. Гигантское распятие лежит на земле в момент начала «Сельской чести», пока Туридду возносит хвалу красоте Лолы, инструментальная часть вступления служит фоном для выхода мужчин, поднимающих и уносящих со сцены распятие, которое вновь появится в сцене пасхального крестного хода. На этот раз процессия пройдет в центральном проходе между креслами партера. Этот простой прием всегда вызывает любопытство и энтузиазм публики, на нем Дефло сыграет еще раз, когда понадобится вывести на сцену бродячую труппу в начале второго действия «Паяцев».
«Паяцы» Дефло, несомненно, динамичнее и «наивнее» его же «Сельской чести». Словно режиссер после сравнительно «раздетой» и странно «ровной» «Сельской чести» решил не только растрогать, но и повеселить публику: на создание откровенно развлекательной атмосферы рассчитано начало второго действия, когда пестро разодетые бродячие артисты с шумом и гамом пересекают огромный партер, раздавая публике красочные листовки...
Спектакль Дефло не может быть отнесен к открытиям, как не может быть отнесена к ним и музыкальная сторона. Рискуя навлечь на себя гнев поклонниц (и, несомненно, поклонников), автор утверждает, что Хосе Кура, взявший на себя Гераклову задачу выступить в обеих операх, поет плохо. Капитальные недостатки школы, так никогда и не преодоленные, с каждым годом все очевиднее. Аргентинский тенор не обращает никакого внимания на то, что написано в нотах: он часто поет между нот и совсем вне ритма. В романтической сицилиане голос Куры звучит подобно шипению, а о фразировке и паузах не идет и речи. Его пение однообразно и отрывисто, а верхние ноты не просто напряжены — ужасны. Но публика хлопает: яркий темперамент и красивая внешность заменяют ей вокальное искусство. Да и наследники знаменитого основателя парижской клаки рукастого Огюста не дремлют — возгласы «браво!» и гулкие аплодисменты раздаются все время с левой трибуны... После криков Хосе Куры на пении Илдико Комлози — Сантуццы отдыхает ухо. Это голос красивый и ровный, и особенно радует мягкость звукоизвлечения. Зато певица маловыразительна с театральной точки зрения.
Карлос Альмагуэр — Альфио счастливо лишен недостатков Куры и Комлози. Он не только обладатель крепкого и «разящего» баритона, но уверенный и смелый актер, способный передать яростную простоту и безжалостность характера кума Альфио. «Паяцы» с вокальной стороны доставляют гораздо больше удовольствия: во-первых, любитель опрокидывать стулья Кура в партии Канио звучит несколько лучше, а во-вторых, во всех остальных ролях выступают хорошие вокалисты и одаренные актеры: болгарская красавица Светла Вассильева, которая кажется просто-таки созданной для роли Недды, чувственная, нежная и драматичная, обладательница красивого лирического сопрано с мечтательным тембром, Марко Ди Феличе — Сильвио, баритон поистине блестящий, и Альберто Мастромарино — Тонио, отлично функционирующий в ролях «злодеев», хотя и не обошедшийся без нескольких неудачных верхних нот.
Китайский дирижер Лю Йиа с мягкими руками ведет оркестр в несколько приглушенной манере: ему не близка средиземноморская страстность персонажей опер — первых ласточек веризма. Масканьи и Леонкавалло звучат у него прозрачно и чуть скучновато.
После сравнительно аскетичных «Сельской чести» и «Паяцев» Арену ждет взрыв, что-то грандиозное, из ряда вон выходящее. Можно было бы сказать: невиданное, но это не было бы правдой. Ибо аргентинский сценограф и режиссер Хуго Де Ана уже поразил веронскую публику в недавнем прошлом, представив самого оригинального и незабываемого «Набукко», которого только можно себе предствить. Из-за этого же «Набукко» судился с театром и выиграл процесс: технические трудности постановки оказались не совсем по плечу веронской команде. И вот возвращение. С оперой интимного характера, глубоко отличной от более «аренианского» «Набукко», требующего участия хоровых масс: пуччиниевской «Тоской». Возвращение на щите.
В том, как Де Ана организует пространство, всегда есть нечто поразительное и в то же время узнаваемое. В том знаменитом «Набукко» была наклонная панель: видоизмененная, она присутствует и в «Тоске». Панель, подобная ящику Пандоры: в ней непременно откроются «дыры», из которых посыплются «сюрпризы». Огромную сцену Арены в «Тоске» Де Аны доминирует голова Ангела. Того самого, из замка Сант-Анджело, на верхней площадка которого расстреляют несчастного Каварадосси. По бокам — элементы той же самой скульптуры: слева рука с длинным мечом и справа кисть, сжатая в кулак. В третьем действии воинственно поднятая рука плавно спускается на землю с неумолимостью, с которой приближается страшная развязка. О шумящих далеко от величественных красот Вечного Города наполеоновских войнах напоминают пушки.
Панель серо-черного цвета разделена на прямоугольники: по ходу действия некоторые из них распахиваются, демонстрируя зеркальную внутренность. В Te Deum’e, завершающем первый акт, наверху проходит торжественное и гротескное шествие служителей церкви, порождая в зрителе ощущение, близкое к шоку, в третьем акте один из прямоугольников панели трансформируется в камеру смертика Каварадосси...
Атмосфера пышная, душная, эффектная и устрашающая: «Тоска» Де Ана принадлежит к жанру гран-гиньоль. Сценография аргентинского мастера столь оригинальна и впечатляюща, что не нуждается в дополнительных деталях, в мебели на сцене: зато немногочисленные режиссерские «ходы» производят впечатление разорвавшейся бомбы: выход Скарпиа, от начальной фразы которого «Un tal baccano in chiesa!» валится наземь Мария Магдалина Каварадосси, или конец возлюбленного Тоски, расстрелянного на кресте...
Подстать неповторимости и красоте спектакля Де Аны вокальный состав из трех звезд: Фьоренцы Чедолинс, Марсело Альвареса и Руджеро Раймонди. Сопрано из Фриули, в расцвете вокальных, духовных и физических сил, несомненно, прекрасная Тоска. Все ее данные — искрящийся тембр, удивительная техника, рафинированная фразировка и актерский талант — создали ей заслуженную славу. Но в случае с веронской «Тоской» ей пришлось несколько отступить в тень: так замечательно выступил в роли Каварадосси ее частый партнер, аргентинский тенор Марсело Альварес. Поклонники мастера, обеспокоенные его недавними и грядущими дебютами в несколько более «тяжелом», по сравнению с привычным, репертуаре, могут успокоиться: Альварес пел с латинской щедростью и горячим темпераментов, но не предав лирическую природу своего голоса, ни разу не прибегнув к форсированию, доставив огромную радость красотой тембра, звонкостью и сверкающими верхами. Ветеран Руджеро Раймонди, о котором уже много лет назад говорили, что он «без голоса, но потрясающий актер», явил запоминающегося Скарпиа, элегантного и холодного, не акцентируя его болезненную страсть к Тоске. Что же касается голоса, то во втором действии он почти появился...
За пультом Даниэль Орен, чья динамичная и экспрессивная манера подходит пуччиниевскому шедевру: внимательный к тонкостям фразировки, но бурный и открытый, способный к максимальному контакту со слушателями.
Как обычно, рядом с двумя премьерами на афише фестиваля три других популярных названия. Как часто случается, это праздник в честь Франко Дзеффирелли: в его постановках показываются «Кармен», «Аида» и «Мадам Баттерфляй». Постановки подчас «с бородой» (премьера оперы Бизе состоялась аж в 1995-ом году!), но «кассовые». Об искусстве здесь, подчас, речи не идет: это развлечение для широкой публики, львиную долю которой составляют туристы.
В «Кармен» радует качеством вокала Лучана д’Интино, но с актерской точки зрения певица малоинтересна. В «Аиде» подтверждают свою репутацию крепких и стабильных певцов римляне Микаэла Карози и Пьетро Джулиаччи. «Мадам Баттерфляй» оказывается еще одним триумфом Фьоренцы Чедолинс, которая срочно заменила простудившуюся Даниэлу Десси.
Пока фестиваль течет по нормальному руслу, приходит действительно важная весть: Клаудио Ораци останется на посту кормчего грандиозного зрелищного предприятия до 2010-ого года. Воистину труднейшая задача: удержаться на плаву в момент, когда фонды, предназначенные опере, так резко сократились. Ораци как-то сказал: «Если так будет продолжаться, то музыке в Италии ничего не остается, как похороны по третьему классу».
Что ждет Арену в будущем? У Клаудио Ораци бойцовский характер: об этом говорит срок, в течение которого ему удалось удержаться у руля Арены. А пока на афише следующего фестиваля — новые постановки «Набукко» и «Севильского цирюльника».
