В Большом театре показали балет, впервые поставленный в 1982 году
На сцене ГАБТа спектакль «Золотой век» Юрия Григоровича шел до середины 90-х. На премьере танцевали Наталия Бессмертнова, Татьяна Голикова, Ирек Мухамедов, Гедиминас Таранда. За пультом стоял маэстро Юрий Симонов. Но история «Золотого века» началась гораздо раньше, в Ленинграде 1930-го. В том спектакле с занимательностью, которой вслед за Пушкиным поклонялся Шостакович, случился явный перебор, чего не смогли оправдать великие артисты, среди коих были Галина Уланова и Ольга Йордан. Футбольная команда молодой Страны Советов была делегирована в один из абстрактных городов «загнивающего капитализма», где и случались всякие «актуальные» для танцев метаморфозы. Например — любовь. Между танцовщицей Дивой и членом советской делегации. Она разворачивалась на фоне стрельбы, заговора, погони, освобождения политзаключенных. Спектакль был показан 19 раз, успеха не имел, точнее — провалился. В провале увидели вину либреттистов.
До либретто руки дошли только в 80-х, когда Юрий Григорович и искусствовед Исаак Гликман, друг композитора и знаток его творчества, придумали иную историю и добавили к балетной музыке Шостаковича его же фрагменты из других произведений, то есть создали новую партитуру. Григорович оказался первым, кто в годы беспросветного застоя возродил из почти полувекового забвения балет великого русского композитора, и это забывать не стоит — из таких фактов выстраивается история.
Время действия нового балета — 20-е годы прошлого столетия. Юг России. Приморский городок. «Золотой век» — небольшой ресторан, где веселятся со своими подружками нэпманы и бандиты с недобрым прошлым. Система координат получилась балетной, с двумя мирами: в одном уголовники и кабацкие актеры лихо отплясывали фокстроты, чарльстоны и танго, другой — для светлых идеалов нового общества. Случилась и судьбоносная смычка — Борис, рыбак и герой во всех смыслах положительный, помог Рите порвать с кабаком и «увидеть небо в алмазах». Если говорить о жанре балета, то это, конечно, мелодрама, в которой рвутся страсти, льется кровь и утверждается любовь в виде... красивых адажио со сплетением тел в высоких поддержках. Такой сюжет если и не нов для нашего времени, то явно им востребован. Кто не верит, пусть заглянет в рейтинги телесериалов.
Итак, спустя 11 лет после последнего показа «Золотой век» Григоровича в декорациях знаменитого художника Симона Вирсаладзе вернулся на сцену Большого. Этой премьерой театр по идее своего балетного худрука Алексея Ратманского решил в честь 100-летия со дня рождения композитора завершить «балетную трилогию» Шостаковича и стать единственной труппой, в репертуаре которой все три балета композитора: «Светлый ручей», «Болт» и «Золотой век». Первые два — «колхозный» «Ручей» и «индустриальный» «Болт» поставлены Алексеем Ратманским, которому дух и нравы Страны Советов знакомы по фактам истории, рассказам и книгам. Завершает триптих балетный первенец композитора — «Золотой век» Григоровича, для которого советские времена — годы молодости, а потому взгляд на них лишен всяких рефлексий. Из картинок прошлого, собранных в три балетных полотна, получилась занимательная антология советских времен.
Восстанавливая спектакль, Юрий Григорович балетную историю никак не модернизировал, а просто сократил текст (в основном за счет картин советской жизни) с трех до двух актов и «передал» хореографию новому поколению артистов, чьи биографии выстраивались уже вне прицела его зоркого ока. Кордебалет, исполняя массовые танцы, столь любимые хореографом, продемонстрировал богатый потенциал, хотя и был уязвим — в небрежности штрихов. «Золотой век» доказал, что труппа пребывает сегодня в рабочем состоянии и, похоже, с удовольствием осваивает большой стиль Григоровича.
И вот что любопытно. Сцены в загнивающем в разврате «Золотом веке» пару десятилетий назад, когда наш зрительский опыт недалеко заходил за нулевую отметку, затмевали своей яркостью танцевальные будни праведных борцов за справедливость. Сегодня на фоне увиденной и усвоенной радикальной хореографии любопытнее оказались картины почти что пасторального «светлого прошлого» советской действительности со стройными рядами физкультпарадов, целомудренной и наивной верой улыбчивой молодежи и почти водевильными агитпроповскими театрами. Марши комсомольцев отодвинули на второй план декадентские канканы и знойные таити-троты.
Жиже стал кабацкий угар не только в массе, но и в танце солистов. Потерял свойственную ему ироничность Николай Цискаридзе в роли Конферансье, которая была одной из первых и лучших на заре его карьеры. Легкое дыхание его героя сменилось приступом усталой одышки. Хотя он так же лукаво поводит плечиками и так же отчаянно и с размаху садится в прямые шпагаты. Не хватает актерской раскованности педантично выполняющему рисунок танца Ринату Арифулину (Яшка-Жак). Работы последних лет способного солиста позволяют надеяться, что он сумеет преодолеть карикатурность. Тем паче что богатые возможности этого «темного» героя, быть может, наиболее современны. Живую непринужденность этим самым темным силам «кокаиновых персонажей» неожиданно придала юная Екатерина Крысанова. Ее Люська вовсе не роковая представительница «малины» — она пронзает пространство острыми прыжками, ввинчивается в подмостки пируэтами, бесстрашно взмывает в поддержках и в конце концов бесшабашно летит навстречу своей погибели. Анне Антоничевой досталась сложная роль голубой классической героини, которую дЧлжно очеловечить исполнительским талантом. Антоничевой пока не хватает балеринского шарма первой исполнительницы роли, Наталии Бессмертновой, которая делала «заблудшую душу» Риты живой и цельной. Для чего, согласитесь, мало подражать предшественнице на уровне формы: выполнять сложные акробатические поддержки, не забывая о скорбном выражении лица.
Сильное звено спектакля, самый живой его герой — положительный пример для всяческого подражания — рыбак Борис. Киевлянин Денис Матвиенко, отмеченный Гран-при Десятого конкурса артистов балета в Москве, сегодня — приглашенный солист Большого. Его успех — не только в виртуозных вращениях, чистом танце и четких позах (кстати, осталось непонятным, куда делись высокие прыжки артиста, так поразившие жюри и конкурсную публику?). Матвиенко оказался удивительно достоверным в этой мелодраматической истории об «освобождении» аморфной и робкой Риты из лап негодяев и развратников «Золотого века».
Премьере сопутствовал шумный успех, подкрепленный внятным прочтением партитуры Шостаковича оркестром под управлением Павла Клиничева. Кто-то отнес победу на счет балетной клаки, но дело, думается, в другом. Среди балетоманов немало поклонников Юрия Григоровича, выросших на его спектаклях, и для них этот балет больше, чем текущая премьера. Он — воспоминание о золотых годах Большого балета и собственной молодости, о той эстетике, которая близка и понятна, о времени, когда закулисные разборки не заслоняли театральной жизни со всеми ее взлетами и провалами. И это счастливая возможность для зрителей вернуться в свои же лучшие времена. Впрочем, и для артистов — тоже возможность: через себя познать тот «млечный путь», по которому летел и парил отечественный балет под водительством Юрия Григоровича, дававшего Большому балету заслуженное всемирное поклонение. Стоит вспомнить, что Алексей Ратманский остается верен себе и ориентируется (как и декларировал при «избрании») на отечественную хореографию. Что, как выясняется, относится не только к раннему периоду танцевального эпикурейства Григоровича, но и к более сдержанным балетам его позднего периода. Один из них — «Золотой век».
Елена Федоренко
