Вторая премьера текущего сезона в Большом театре обернулась грандиозным скандалом: всемирно известный музыкант Мстислав Ростропович, музыкальный руководитель постановки оперы Прокофьева "Война и мир", разорвал контракт с театром. Откровенно некрасивая эта история на все лады обсуждалась отечественными и зарубежными СМИ, приковав в очередной раз внимание общественности к главной сцене страны, но едва ли добавив позитива к ее имиджу, и так изрядно потрепанному скандалами последних лет.
Судя по неофициальной информации из закулисья московской оперы, претензии Ростроповича к уровню подготовленности солистов, хора и оркестра накануне выпуска спектакля были вполне обоснованными: должная черновая работа была проведена, прямо скажем, не слишком тщательно.
Позиция руководства Большого в этой истории, по меньшей мере, удивляет: славные имена на афишах и качественный продукт на сцене как никогда необходимы сегодня театру, и то с какой, в общем-то, лёгкостью в этой ситуации расстались - пусть с обидчивым и своенравным, но все же, без преувеличения, великим музыкантом - ставит под большое сомнение серьезность всех декларируемых господами Ведерниковым и Иксановым стратегий и починов. Тем более что театр нашел все же в себе силы выпустить спектакль - правда, с трехдневным опозданием.
Так отчего же не предложить тому же Ростроповичу подобный вариант, почему не отсрочить на три дня, неделю, может быть на месяц выпуск премьеры, но представить зрителям спектакль именно таким, каким он был задуман?
С другой стороны, определенную непоследовательность можно узреть и в действиях самого Ростроповича: он и Галина Вишневская не раз публично высказывались в самом нелицеприятном тоне о художественном уровне сегодняшнего Большого, и, тем не менее, маэстро уже который раз ищет сотрудничества с этим коллективом…
Чему ж он удивляется, если столкнулся именно с тем, о чем неоднократно сам говорил - с непрофессионализмом и плохой организацией? Первые показы новой продукции театра, несмотря на все злоключения, состоялись. Каким же он получился - спектакль без своего вдохновителя?
Такая махина, такая исполинская опера требует, конечно, за дирижерским пультом настоящего лидера, музыканта недюжинного дарования. Партитура Прокофьева гениальна от первой ноты до последней, однако ее конструкционное единство - вещь достаточно эфемерная, ускользающая, и в условиях отсутствия харизматического кормчего вся рыхлость музыкальной драматургии вылезает на первый план. При том, что солисты, хор и оркестр звучат, в общем-то, профессионально, а местами и просто талантливо, единого полотна нет - музыкальное повествование нередко пробуксовывает, а порой откровенно разваливается на части. Благодаря актерским удачам, собственно музыке и порой интересным режиссерским находкам опера не превратилась в длиннющую нудятину, но сказать, что она слушается на одном дыхании - значит покривить душой.
Павел Сорокин, дирижировавший вторым и третьим спектаклем, - честный и добросовестный капельмейстер (не зря же сам Ростропович уже во второй раз - десять лет назад на "Хованщине" и сейчас - берет его себе в ассистенты), обладающий добротной мануальной техникой, точно следующий ремаркам партитуры, однако музыкант не того масштаба, что необходим "опере-эпопее" Прокофьева.
В его работе по большому счету придраться не к чему, однако определенно в тот вечер в Большом театре шли, по крайней мере, две совершенно разные оперы - "Мир" и "Война", при этом каждая исполнена без особого блеска. Оркестр озвучил партитуру достаточно грамотно, однако о глубинах интерпретации тут говорить не приходится - мысли и красок в звуке маловато, скорее четкий и по большей части профессиональный (досадные огрехи у духовых и виолончелей все же имели место) аккомпанемент певцам. Для Прокофьева, согласитесь, этого маловато. Хор театра, который в последнее время собирал похвалы критики за более тонкое и молодое звучание, в этот раз как никогда напомнил фирменный габтовский стиль советских времен - "звука много, а во рту каша".
Отбором солистов занималась сама Вишневская - первая и лучшая Наташа Ростова в легендарной постановке 1959 года. Видимо, поэтому в спектакле занято изрядное количество воспитанников ее Московского центра оперного пения.
Агунда Кулаева (Соня) при красоте тембра продемонстрировала неприятно заглубленный звук, делавший ее и без того морализирующую героиню невыносимо скучной. Зато Оксана Корниевская (Ахросимова), пару лет назад приятно порадовавшая Москву своей совсем не по-студийному зрелой Любашей, была более чем убедительна и вокально, и сценически.
Дебют юной Марии Пахарь (это ее вторая роль и первая на большой сцене) без преувеличения получился удачным - и юный облик артистки, и подходящий калибр голоса (плотное лирическое сопрано, не тяжелое, но и не колоратурно-щебечущее), и хорошее владение им - все позволило состояться ее Наташе в качестве эмоциональной доминанты спектакля. Конечно, было бы неправомерно требовать от певицы глубокого понимания образа, полной сценической свободы - до этого еще далеко, однако заявка сделана более чем серьезная.
Из приглашенных солистов нельзя, конечно, не сказать о маститом Паате Бурчуладзе (Кутузов), чей изрядно потрепанный ветрами международной вокальной конкуренции, но все еще способный поражать масштабностью и глубиной звучания гранитный бас, несмотря на очевидные признаки старения, приковывал внимание зрительного зала породистостью и благородством.
Борис Стаценко, в прошлом солист Большого, а ныне не без успеха выступающий в европейских театрах, предстал на родных подмостках в качестве мрачного и агрессивно-нервического Наполеона: образ мастерски был обрисован именно вокальными средствами.
Что касается штатных солистов театра, то Ирина Макарова без преувеличения оказалась сногсшибательной Элен - исполинский, с отблеском металла голос, превосходная дикция и море вульгарного обаяния, маскирующегося под великосветскость: попадание в десятку. Михаил Дьяков - красивый и вокально техничный, но робкий и оттого актерски бледноватый князь Андрей удачно провел лишь свою финальную сцену. Хорош Анатоль Михаила Губского - голосист, нагл и совершенно несимпатичен.
Наибольшее разочарование спектакля - Сергей Гайдей в одной из ключевых ролей - Пьера Безухова: мало того, что голос певца категорически не подходит архисложному, напряженному вокальному стилю, он к тому же и находится далеко не в лучшей форме (в тридцать-то лет!), оставляя устойчивое впечатление отнюдь не живописных певческих развалин.
Спектакль македонца Ивана Поповского, несмотря на всю условность сценографии (художник - Александр Боровский) весьма традиционен: лишь в прологе оперы хор облачен (художник по костюмам - Ангелина Атлагич) в одеяния всех русских эпох, символизируя единство нации не только в пространстве, но и во времени; в остальном режиссура довольно-таки иллюстративна и не претендует на поиск обобщений и параллельных смыслов.
Декорация на всю оперу одна - красно-белый трансформер, с легкостью превращающийся из бальной залы в маленькую гостиную, а затем расступающийся, чтобы обозначить поле предстоящей битвы; реквизит практически полностью отсутствует, лишь изредка на сцене появляется какая-то деталь, сразу приковывающая внимание зала.
Удачно решена сцена первого бала Наташи: при многолюдности и даже некоторой сутолоке на сцене главные герои не теряются, постоянно оставаясь в центре внимания зрителей благодаря световому решению. Военные картины удались куда меньше: порою даже рождалось ощущение, что режиссер не вполне понимает суть происходящего, отчего его артисты по большей части бессмысленно слоняются по сцене. Хотя справедливости ради надо сказать, что режиссер достаточно умело обращается с ограниченным пространством мало все-таки подходящей для такого масштабного произведения Новой сцены.
Интересно, нетрадиционно решен пожар Москвы - вместо привычных бутафорских алых тряпок, дыма и световой ряби все зеркало сцены закрывает гигантский красный планшет: он же - и кремлевская стена, он же - и символ гибели старого, патриархального мира дворянско-купеческой столицы.
Новая постановка Большого из-за музыкально-политических неурядиц, увы, событием в полном смысле не стала. В то же время театр подтвердил свою способность поднимать столь сложные и многоплановые произведения, исполнять их на вполне достойном уровне и работать в экстренном режиме. Думается, что нынешнюю работу можно расценивать, как некую прелюдию, репетицию к полноценному воплощению великой оперы на большой сцене театра, которая, будем надеяться, действительно откроется в обещанном 2008 году.
