Приспособив Зал имени Чайковского для оперных и балетных представлений, Московская филармония попробовала адаптировать его также и для камерных концертов. С этой целью на месте партера (где во время спектаклей располагался оркестр) соорудили эстраду-помост, вплотную примыкающую к сцене и выдвигающую исполнителей в самый центр зала, приближая таким образом к публике. Эффект большей интимности, более близкого контакта между исполнителем и публикой при этом, безусловно, достигается (хотя вряд ли его ощутят те, чьи места находятся на самом верху, под потолком). Первыми опробовать эти новые условия выпало выдающейся британской певице Джоан Роджерс вместе со знаменитым пианистом-концертмейстером Роджером Виньолесом, выступившим здесь в рамках фестиваля «Русская зима».
Карьера этой певицы началась еще в начале 80-х. Джоан Роджерс выступала на многих ведущих оперных сценах и фестивалях, ее наперебой приглашали в свои спектакли и концертные программы крупнейшие дирижеры. Не обладая большим голосом, Роджерс в опере избирает для себя чрезвычайно изысканный, но при этом сравнительно узкий репертуар: старинная музыка (Пёрселл, Гендель), Моцарт и кое-что из классики XX века (Р.Штраус, Дебюсси, Пуленк, Бриттен). Такой репертуар, кстати сказать, наилучшим образом сочетается с сугубо камерным, составляющим другую ипостась певицы, в каковой она и предстала перед столичной публикой.
Однако в Москве Роджерс исполнила не просто камерную программу. Концерт назывался «Избранные русские романсы» и включал сочинения Мусоргского, Чайковского, Рахманинова, а также... Бенджамина Бриттена. Присутствие последнего объяснялось, впрочем, довольно просто: вокальный цикл «Эхо поэта» написан на стихи Пушкина и даже на русском языке (Бриттен посвятил этот цикл Галине Вишневской, которая впервые и исполнила его сорок лет назад).
Между прочим «Эхо поэта» оказалось практически единственной частью программы, в которой русский текст у певицы был не очень разборчив: очевидно, причина в том, что сам композитор владел им плохо и не учел особенностей артикуляции. Во всем остальном Роджерс продемонстрировала хороший русский, хотя подчас и с небольшим акцентом. Более того, точность и выразительность интонаций свидетельствовали о том, что «великим и могучим» она действительно владеет, что вообще-то для британцев не совсем типично. Но Роджерс, как сообщает помещенная в программке биографическая справка, еще до того, как посвятить себя музыке, окончила русское отделение филологического факультета Ливерпульского университета, а в процессе обучения дважды приезжала на стажировку в Петербург (бывший тогда еще Ленинградом). И постоянно исполняет русскую музыку. Да так, что многим русским певцам стоило бы у нее поучиться. Как заметила певица в одном из интервью, «когда ты поешь на своем родном языке, то часто не относишься к нему с таким вниманием, какого он иногда требует». Джоан Роджерс не просто понимает, о чем поет, но и необычайно тонко чувствует и передает мельчайшие оттенки смысла и настроения.
К сожалению, представленная программа явила нам лишь одну грань дарования Джоан Роджерс, не позволяя составить более полное представление о ее певческой индивидуальности и исполнительском мастерстве. Хорошо бы услышать ее вновь, с оркестром, исполняющей отрывки из своего оперного репертуара...
Дмитрий Морозов
