200 лет назад был опубликован роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» — история учёного, открывшего тайну жизни и создавшего искусственного человека, начавшего мстить за свою отверженность и ненужность.
В прокат недавно вышел фильм Хайфы Аль-Мансур «Мэри Шелли», где настойчиво акцентируются (мнимые) биографические параллели: Мэри Шелли чувствовала себя одинокой по вине окружающих её безответственных и жестоких мужчин: лорда Байрона и особенно мужа Перси Шелли (его режиссёр делает даже виновным в смерти общего ребёнка). Мэри замечает, что, руководствуясь идеалами, они с Перси устроили из своей жизни кошмар (как Франкенштейн из своей). Несмотря на продолжительную борьбу, ведущуюся с подобным подходом выдающимися писателями и философами, он остаётся по-прежнему востребованным и производит неизменно примитивный результат.
В Гамбурге же к юбилею приурочили премьеру новой оперы немецкого композитора, режиссёра и драматурга Яна Дворжака (род. в 1971). Произведение было закончено весной 2017 года и представляет собой оперную адаптацию драматического спектакля Дворжака, поставленного режиссёром Филиппом Штёльцлем в 2014 году в Базеле. Это совместный проект Гамбургской оперы, Кампнагеля (центр современных искусств), Филармонии на Эльбе и Высшей школы музыки и театра Гамбурга в рамках Международного гамбургского музыкального фестиваля.
Над постановкой оперы работали Филипп Штёльцль и Филипп М. Кренн (режиссёры), Хайке Вольмер (сценография), Кати Мауэр (костюмы).
Серия премьерных показов прошла в Кампнагеле, бывшей фабрике. Там возвели огромную железную клетку, внутри неё протекали все события. Можно увидеть в этой клетке метафору для духа чудовища, мечущегося в тисках своего уродливого тела. Это и аллюзия на цирковое представление с дикими зверями – чтобы созданный Франкенштейном монстр не набросился на зрителей, разместившихся по трём сторонам от клетки. Четвертую сторону, напротив центральной трибуны через клетку, занял оркестр под управлением Йоханесса Харнейта.
Монстр в спектакле – кукла выше человеческого роста, обтянутая желтой кожей, ей управляют три человека (Кристиан Пфютце, Клаудиа Сикс, Зора Фролих). Кукла разговаривает и кричит голосом драматической актрисы Катрин Стрибек. Она, «душа монстра», помещается на небольшом балконе над клеткой. Женский голос подчёркивает детское, ранимое в чудовище, беспощадность окружающих по отношению к нему.
Постановщики поясняют, что монстр в опере выделен тем, что он один не поёт, так выражается его отчужденность, особенность. Но, по сути, разговаривают в спектакле все. Наверное, композитор может доказать, что подобная декламация является пением, есть мелодика языка и вообще говорить и орать по-немецки – уже музыка и пение. Роль чудовища большая, вся история рассказывается с его точки зрения. Остальные тоже ведут затянутые речи, такие, например, как скучный свадебный спич отца Франкенштейна про какое-то там наследство Элизабет. В итоге получился, в сущности, драматический спектакль с музыкальным сопровождением. На него бессмысленно идти, если хорошо не владеешь немецким языком.
В постановке используются кинематографические приёмы: например, «замедленная съёмка», при помощи которой показывают подробности драки монстра с вооруженными топорами и граблями крестьянами (на борьбу с ним пришёл и священник с крестом). Также кинематографически воспринимается и музыка: как сопровождающий фон, напоминающий о черно-белых фильмах ужасов, создающий настроение, но не саму драматургию чувств и отношений. В оркестре звучат электрогитара и челеста, звенят колокола, шумит ветер, шейка маленького Вильгельма, братика Франкенштейна, громко хрустнула, когда за неё взялся монстр.
В действительности, единственный персонаж, выделенный композитором – не чудовище, а невеста Франкенштейна Элизабет (Андромаха Раптис). Для неё единственной Дворжак написал арию с запоминающимся музыкальным мотивом, она тонко пытается повлиять на жениха в письме. Этот же готически-романтический мотив обращения к любимому «Mein lieber Viktor» всплывает в финальной сцене прощания чудовища с мертвым Франкенштейном, подчеркивая, что теперь монстр потерял единственного человека, связывающего его с жизнью.
Фигура Элизабет слита с фигурой Агаты, дочери слепого старика де Леси (следя за жизнью этой семьи, монстр научился читать и говорить). Элизабет ждёт и любит своего нареченного, но у него совершенно другие заботы, ему не до неё.
Умирает Элизабет в позе изогнутой на краю кровати женщины, изображенной на картине «Ночной кошмар» Генри Фюзели. В упомянутом выше фильме «Мэри Шелли» писательница смотрит на эту картину и поясняет, что её мать, философ Мэри Уолстонкрафт, с трудом пережила несчастный роман с Фюзели.
Упрёки, которые можно адресовать Виктору Франкенштейну, известны. Он создал существо уродливым и даже не дал ему имени; бросил его, сбежал, надеясь, что всё само собой разрешится и существо как-нибудь само устроится или исчезнет; не сделал ни одной попытки узнать, что с чудовищем; с самого начала видел в нём только врага, дьявола; хотя монстр его предупредил, что придёт в брачную ночь, Франкенштейн оставил жену одну и не защитил её, как не смог спасти от смертной казни служанку Жюстину.
Виктор Рудь отлично играл свою полуразговорную роль, но она, всё же, одноплановая: подчёркивается, в основном, психическая ненормальность и собственная агрессивность его персонажа. Он даже убивает полярного охотника. Рудь пострадал в ходе напряженных репетиций и выступал в перчатке, скрывающей сломанный палец.
Каждый артист, кроме Виктора Рудя и Андромахи Раптис, исполняет одновременно несколько ролей, что создаёт дополнительное развлечение – следить за их превращениями: полчаса назад был слепой дед, а теперь вот мужественный капитан в арктических льдах (Алин Анка). В случае Стефана Севениха (отец Франкенштейна/крестьянин/ охотник) маркером узнавания была его сломанная рука. В контексте произведения всё же странно, когда повешенная Жюстина (Мария Маркина) вдруг предстаёт на свадьбе жизнерадостной крестьянкой – Франкенштейн, может быть, уже оживил несколько покойников.
Костюмы в постановке выдержаны в стиле немецкого романтизма и полярной романтики: крестьянские рогатые чепцы, «наполеоновские» платья под грудь, свитера моряков, плавающих в холодных морях, меха. Интересны и зрелищны декорации. Например, монстр и Франкенштейн впервые разговаривают друг с другом в швейцарских Альпах. В этой сцене в спектакле среди камней в клубах белого дыма стоит крест, так что сразу вспоминаются картины Каспара Давида Фридриха и особенно «Путник над морем тумана», одно из программных полотен романтического искусства. Эту картину можно увидеть здесь же в Гамбурге. С носа корабля, застрявшего в белом Северном море, моряки с заиндевевшими бородами печально вглядывались в зрительный зал.
В завершение приведём стихотворение Перси Шелли «Изменчивость». Его в самом начале спектакля зачитывает под грустную музыку со своего возвышения «душа» монстра.
Мы, словно облака вокруг луны, –
Летим сквозь ночь, трепещем и блистаем.
Сомкнется тьма – и вмиг поглощены,
Мы навсегда бесследно исчезаем.
Мы точно звуки несогласных лир –
Ответ наш разный разным дуновеньям.
Не повторит на хрупких струнах мир
То, что с прошедшим отошло мгновеньем.
Мы спим – расстроен сновиденьем сон.
Встаем – мелькнувшей мыслью день отравлен.
Веселье, плач, надежда, смех и стон –
Что постоянно в мире? Кто избавлен
От вечных смен? – Для них свободен путь.
Ни радость, ни печаль не знают плена.
И день вчерашний завтра не вернуть.
Изменчивость – одна лишь неизменна.
Перевод В. Левика.
Первое представление состоялось 20 мая, рецензируемый спектакль — 27 мая 2018 года.
Foto: © Brinkhoff / Mögenburg
Партнер Belcanto.ru — Театральное бюро путешествий «Бинокль» — предлагает поклонникам театра организацию поездки и услуги по заказу билетов в Гамбургскую государственную оперу, Филармонию на Эльбе, а также ряд немецких и европейских театров, концертных залов и музыкальных фестивалей.
