Размышления по итогам фестиваля «Московский форум»
Завершился очередной, Девятый фестиваль современной музыки «Московский форум», длившийся целую неделю. На этот раз он прошел под девизом «Новая музыка на старых инструментах — старая музыка на новых инструментах».
Искусство ХХ века и, скажем, века XVII связывает масса нитей, протянутых над миром общепризнанного, легко усваиваемого искусства классической и романтической эпох. Дух эксперимента, дерзкого поиска, синтеза наук и искусств (и одновременно с тем — осовремененное мифологическое сознание), понимание «жизни как игры» равно пронизывает творчество Кальдерона и Беккета, творцов Версаля и архитекторов содружества «Баухаус», Гриммельсхаузена и Маркеса. Об этом давно говорят, спорят и думают — на Западе и в России. Рано или поздно это должно было быть прочувствовано и понято не только специалистами, но и слушателями.
Собственно «новой музыки на старых инструментах» было не так уж и много. Но то, что было, оставило глубокое впечатление — в первую очередь, выступивший впервые в Москве знаменитый британский ансамбль «Фретуорк» (можно перевести как «лепной» или «резной прямоугольный орнамент») — консорт виол, старинных струнных инструментов, существовавших когда-то наряду с современными и нам скрипками, альтами и виолончелями. Несмотря на то, что в ансамбле недавно произошла почти полная смена состава, музыканты все вместе показали изумительное чувство стиля (среди наших исполнителей пока нельзя услышать подобного), виртуозное владение приемами старинной и современной, нарождающейся школы приемов виольной игры, а по отдельности — яркую индивидуальность каждого в квинтете и квартете солистов-виолистов. Наряду с оригинальной виольной музыкой ХVI и XVII веков музыканты включили в программы двух своих концертов сочинения британских композиторов — своих современников, написанных для того же состава. Справедливости ради стоит сказать, что лишь немногие из них (в их числе — Д.Дрюс, Б.Гай) смогли написать нечто действительно современное и увлекательное, вводящее слушателя в диалог между разнесенными во времени эпохами.
Во много большей степени этот диалог ощущался на других концертах — в частности, ансамбля «Студия новой музыки», где звучали сочинения как признанных авторов — Клауса Хубера (немецкого композитора, работающего в новейших техниках с барочными инструментами еще с 1960-х годов), Матиаса Шпалингера, Хайнца Холлигера, так и молодых авторов — Дмитрия Курляндского, Ираиды Юсуповой.
В чем-то их объединяла идея преодоления, победы духа над материальностью, плотскостью искусства, столь часто и не вполне правомерно приписываемой эпохе барокко, породившей Рубенса. Инструменталисты ансамбля упорно преодолевали изначальную «вещественность» профессии, работая со «старыми» инструментами (не только виоль д’амур и клавесином, но и вполне привычным нам набором современных инструментов) как с чем-то новым, заставляя не только звучать так, как мы не привыкли, каждый раз изобретая какие-то новые приемы игры, новые ансамблевые соотношения, но и выражать нечто, лежащее за гранью нашего привычного представления о красоте звука, кантилене, виртуозности, инструментальном исполнительстве вообще. В сочинении И.Юсуповой оригинально претворялись пространственные идеи барочной музыки (единственным «твердым» материалом была магнитофонная запись «Орфея» Монтеверди, прочее было чистой пространственной импровизацией, и создавалась иллюзия, будто «Орфей» окружал слушателя со всех сторон).
Во всем этом, однако, не просматривалось покушение на идею авторства — скорее, речь шла о новой роли исполнителя, решающего поставленные перед ним уникальные в каждом случае задачи. Ведь личность исполнителя в доклассическую эпоху решала много больше, чем в классическую, а в пору модерна решает либо вообще все (как на концерте «Табулатуры», где прозвучали сочинения Кейджа, Денисова, Сильвестрова, дающие исполнителю максимальную свободу), либо ничего не решает (как, к примеру, в так называемом «академическом авангарде»). Как бы то ни было, и музыка (как бы она ни была записана), и сами исполнители — вероятно, главные герои этого фестиваля — разрушали часто возникающее впечатление, что именно с клишированным, коммерциализованным искусством (где давно омертвел дух вполне живых авторов) чаще оказывается по пути современному «постисторическому», если угодно, исполнительству.
В этом отношении порадовали выступления молодых музыкантов — студентов и преподавателей Факультета исторического и современного исполнительства — ФИСИИ (все чаще оправдывающего, к счастью, букву «С» в аббревиатуре). Они выступили с великолепным представлением «Авангард XVII века», продемонстрировав не только замечательные исполнительские достоинства, но и хорошую режиссуру: еще чуть-чуть — и это стало бы настоящим театром. Конечно, происходившее носило несколько просветительский, репрезентативный характер, да и для программы были отобраны знаменитые сочинения европейских композиторов, «представлявших» что-либо: собранные в одну сюиту «звуки мира» («Sonata representativa» австрийского композитора И.Бибера); «битву» (его же «Battalia»); итальянские барочные арии с замысловатыми и странными ходами вокальной партии. Слушалось это так, будто авторы, почившие триста лет назад, соревновались с ныне живущими в изобретении новой выразительности (и испытывали, возможно, те же проблемы). Музыканты и убеждали нас — в том, что очевидные «странности» и «причуды» барочного искусства, на которые последующие эпохи махнули рукой, оказываются актуальными именно в наше время авангарда и поставангарда. При этом участникам набирающего популярность трио «BaRockers» и примкнувшим к ним студентам ФИСИИ, режиссеру и скрипачу Н.Должникову удалось найти тонкий баланс между показательностью своего выступления и внутренним содержанием музыки, временной дистанцией и стремлением приблизить старинную музыку к слушателю.
И именно в связи с этим определенные споры вызовет, вероятно, долгожданный приезд знаменитого «Шенберг-ансамбля» из Голландии, привлекший внимание к фестивальной программе задолго до ее начала. После первого из двух концертов, завершивших фестиваль, публика была в таком восторге, который редко бывает на концертах современной музыки. И было чем восторгаться — выдающимся, непривычным для России профессионализмом, ансамблевой дисциплиной и умением зажечь зал эффектной трактовкой. Публика без конца вызывала дирижера Райнберта де Леу и солистку — сопрано Барбару Ханниган. Но было, вероятно, в их выступлениях нечто, идущее вразрез с духом фестиваля. Может быть, неожиданно вторгшийся в достаточно хрупкую его атмосферу дух концертности с его «блеском и треском»: ансамбль из менее чем двадцати человек звучал, как большой симфонический оркестр, где индивидуальности исполнителей стерты, а дух исполняемой музыки выхолащивается.
Замечательно, конечно, что прозвучали «Четыре стихотворения Бальмонта» русского авангардиста, эмигранта первой волны Николая Обухова, прекрасная инструментовка Десятой сонаты Скрябина, сделанная Ф.Караевым. Но все же небольшой концерт американского ансамбля «Da Capo», где каждый музыкант из пяти — не только такой же профессионал, но еще и личность, вызвал больше положительных эмоций, чем «Шенберг-ансамбль», пусть их программа и не была столь интригующей. Особенное недоумение вызвала «Камерная симфония» Шенберга (автора, которому голландские музыканты посвятили свою творческую деятельность!), превращенная дирижером в виртуозный этюд для оркестра (в темпе в полтора раза быстрее привычного) — более эта трактовка подошла бы для одноименного коллажа знаменитого американца Дж.Адамса, навесившего на Шенберговы структуры лохмотья из музыки к диснеевским мультфильмам, эстрадных номеров тридцатых годов, цитаты и аллюзии из Стравинского и Хачатуряна...
Пусть сочинение Адамса и было сделано мастерски, но эта «инсталляция» духовно уступала и «Инсталляциям из тишины» молодого московского автора Аллы Кессельман, честно и утонченно декларирующей трудность (или даже невозможность) письма звуками в нашу пору, и даже очень спорному сочинению ее сверстника, молодого голландца М. ван дер Аа с его апологией «культуры помойки», куда выброшены вместе с прочей рутиной дней и лощеный голос оперной дивы, и навязчивые повторы минималистских секций, и старый, но еще рабочий кассетный магнитофон, также принимающий участие в исполнении и возвращающий нас на грешную землю своим скрежещущим тоном. И в этом, возможно, было больше духа Шенберга (как известно, предпочитавшего красоту правде), чем в его собственной музыке, исполненной ансамблем его имени.
Федор Софронов
