За прошедшие два десятилетия вокальные концерты старинной музыки стали модным веянием. И дело не только в том, что пение прошлого остается мифом, который все также манит к разгадке исполнителей, но и в том, что восприятие этого пения дарит сиюминутную возможность открыть сумасшедшие барочные страсти в повседневной жизни.
В мужском исполнении все больше ценится созерцание и размышление на сцене, в женском — страстность и одержимость, умение убеждать и повелевать внутренними ощущениями слушателей. Пожалуй, самым показательным в этом плане стал сентябрьский концерт французского контртенора Филиппа Жарусского. С программой арий из опер Николы Порпоры «Фаринелли» он выступил на открытии XI сезона в Светлановском зале Московского международного Дома музыки 27-го сентября.
— Сближение с репертуаром Фаринелли было очень неспешным, — рассказывает Жарусский.
— Все популярное я нахожу несколько сомнительным: особенно, когда некоторые коллеги украшают себя ариями известных кастратов и каждый считает себя «новым Фаринелли». Но долгое сопротивление закончилось после того, как я спел несколько его арий — они превосходно подходили моему голосу. Так что это мой голос принял за меня решение, — подчеркивает он.
По сохранившимся описаниям голос итальянского певца-кастрата не произвел бы сегодня сильного впечатления и показался бы слишком механистичным в сравнении с достижениями современных контртеноров: Андреаса Шолля, Кристофа Дюмо и Грегори Лемаршаля... Но судьба обреченного петь человека, его отчаяние от невозможности выразить себя на другом поприще до сих пор глубоко потрясает.
— В любом исполнении важно вызвать эмоции, потому что так удается затронуть человеческие чувства, – говорит Жарусский. – Конечно, мы периодически достигаем успехов в изучении музыкальных правил, но знать наверняка ничего не можем и поэтому вынуждены постоянно искать наощупь, – продолжает он.
— В разнице прошлого и настоящего, как мне кажется, находится смысл сегодняшней интерпретации барочной музыки.
Публика уже привыкла к виртуозности, поэтому наша цель теперь – приучить ее к экстремальным piano-нюансам.
И это не значит, что регистровая гибкость и прозрачность при этом сходят на «нет». Напротив, звучание голоса Жарусского в Москве сохраняет естественную интонационную выразительность, полетность тембра и динамическую силу, которые после консерваторских концертов в 2006-м и 2010-м годах стали привычными для столичной публики при исполнении барочных арий.
С уверенной легкостью справляется он с техничными пассажами в виртуозных ариях,
вспомнить хотя бы «Взгляни на небо» – «Mira in cielo» из оперы «Ариадна на Наксосе» или «Ожидая мою любовь» – «Nell’attendere il mio bene» из «Полифема». На длинном певческом дыхании спокойно переходит из «верхов» в «низы», при этом почти идеально формируя гласные и согласные, несмотря на болезнь горла, настигшую его по дороге в столицу.
Но ко всем достоинствам прибавляется еще одно — филигранная очерченность мелодической линии на предельном piano, о работе над которой певец мельком упоминал и ранее в своих французско-немецких интервью.
Мгновениями осенне-московского музыкального счастья стали ламентозные арии
«Как печальны твои уста» («Si pietoso il tuo labbro»), «В жаждущей душе» (Nel gia bramoso petto) и «Великий Юпитер» («Аlot Giove») из опер «Узнанная Семирамида», «Ифигения в Авлиде» и «Полифем» Николы Порпоры, где, благодаря гуманно незатемняющему контрапункту Венецианского барочного оркестра под управлением Андреа Маркона, удалось ощутить чудеса красок и магию оттенков совсем недавно забытых шедевров неаполитанского мастера начала XVIII столетия.
— Барочная музыка среди нас и поэтому она современна,
— предположил Жарусский после своего московского выступления. – Меняемся мы, и у нас уже звучат другие звуки, чем в то время, – подчеркнул он. – Мы вынуждены приспосабливаться, интерпретировать, чтобы наследие прошлого оживало. Но именно это для нас — та духовная пища, которая позволяет расти, становится лучше и тем самым менять нашу жизнь.
