Собралась в один прекрасный день питерско-московская команда и дала в Концертном зале Чайковского вердиевского «Набукко». Зал разве что не трещал по швам, и почему — вопроса нет. Что до Большого театра, где идет эта опера, что до Мариинского, где поют лучшие в стране певцы, путь одинаково нелегкий. А спеть центральные партии из этого последнего, между прочим, были приглашены Млада Худолей и Виктор Черноморцев. С ними Москве и явилось то, чего она ни в габтовской постановке, ни во фрагментарных опытах Музыкального общества Ирины Архиповой не узнала, — настоящий «Набукко».
Когда-то москвичка Худолей пробовалась у Колобова. Но он ее не взял. В сердцах певица поехала в Мариинский театр, где и превратилась в удивительную певицу калласовского толка. У той голос тоже был не красавец. Рядом — беломраморные тембры, сладкие соловьиные трели, а, поди ж ты, магнитом из всех была она. Похоже, и в Худолей есть эта природная мощь натуры, которая всегда притягательна. На сцене она больше чем поет — живет. Без всякой позы, не деля себя на тигрицу Абигайль и певицу Худолей. Вокальных проблем нет, но голос не из стенобитных, какие привычно связывают с этой партией. Тем не менее в грандиозных tutti Худолей и хор с оркестром, и своих далеко не безголосых партнеров легко, не форсируя звука, перекрывает (что значит — хорошая школа!). Более того, местами ее голос «беззащитен», местами кажется легким, прозрачным сопрано. Это не вокальная слабина, это свойство ее голоса вообще и краска в конкретном образе, делающая Абигайль неходульной и многомерной. Словом, по всем статьям это был триумф. Но рождающий легкую тревогу: а не сгубят ли ее голос брутальный Верди и изматывающий Вагнер, на которых совсем молодую певицу бросили в Мариинке и к которым, по всему, она тянется сама? Беззащитность узурпаторши к финалу что-то отдавала усталостью певицы...
Во всем парой приме был Виктор Черноморцев. Когда несколько лет назад Москва познакомилась с ним, его баритон казался голосом-мужланом. Прост, напорист, не без вульгарности. Сегодня не то (эк обрабатывает даже на лету свой «материал» маэстро Гергиев!). Что ни выход питерского певца, все — могучий техничный звук, которым до тонкостей прописана драма несчастного царя. Такой масштабный «Набукко», равно как и такая интересная Абигайль, Москве и не снились. В присутствии этих фигур прочие составляющие представления, при колоссальной разнице в качестве, уже погоды не делали.
Плохо понимали друг друга питерский дирижер Леонид Корчмар и оркестр Московской филармонии (симоновский) — зато состоялась встреча с отличным тенором Сергеем Муравьевым из Академии при Мариинке (Измаил). Отбарабанила, как урок, свою партию Юрловская капелла, превратив даже такой душещипательный шлягер, как хор пленных иудеев, в пустой вальсок, — но утешила благородством тона в партии Фенены Надежда Сердюк (тоже москвичка, перебравшаяся под крыло Мариинского театра). Интеллигентнейшему басу Александру Морозову не хватало в голосе «мяса», отчего его Заккариа потускнел, — но в очередь с монологами Заккарии шли вкусно сделанные вокальные ансамбли. Идеал остался за пределами этого зала. Но он был виден. За что спасибо столичным опероманам следует сказать и Московской филармонии, придумавшей абонемент «Звезды Санкт-Петербурга в Москве». А в нем, между прочим, еще несколько опер в концертном исполнении с участием мариинцев.
Лариса Долгачева
