«Снегурочка» на новой сцене Большого
Определенно есть всеподавляющая любовь. Дмитрий Белов всю жизнь боготворил Большой — и когда обыкновенным фанатом пробивался на его спектакли, и когда работал здесь грузчиком, а потом режиссером-ассистентом. Даже будучи вытолкнут оттуда на вольные хлеба, смиренно и с великой любовью взирал на священную Квадригу, мечтая когда-нибудь вернуться в эти стены опять. И вот вернулся. Но приглашение на «Снегурочку» было снабжено пожеланием: надо бы поставить оперу в традиционном духе и в то же время на современном языке. Заказ как заказ. Испокон веков одни заказывали музыку в прямом и переносном смысле, другие выполняли задачу, и этими другими были Монтеверди, Гайдн, Моцарт... всех не перечесть. Но то ли Белов не Монтеверди, то ли Большой будет пострашнее какого-нибудь герцога Мантуанского, а только на премьере режиссера-радикала было не узнать. Нем, смущен, боится дышать на то, что считает здешней традицией.
В сущности, открывшееся за занавесом было молитвой во славу собственного возвращения в этот храм. Но молитва — дело интимное, другим наблюдать за ним неудобно и скучно. Хотя нет, в первые минуты этот акт притягивает как магнит — что в жизни, что в этом спектакле. Так было, когда появилось совершенно ирреальное, мертвенное, до невозможности красивое царство Весны и Мороза. Оно было как сон. Не путать с последующими картинами, где персонажи не действовали, а с картинностью передвигались как в сомнамбулическом сне... Что же это за соблазнительность такая таится в финальных словах Берендея: «Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря печалить нас не могут»! Какой режиссер не взял их на вооружение, какой не превратил «Снегурочку» в нечто отстраненное, меланхоличное, ритуальное! Конкретно этот спектакль вышел декоративным миражом. Но главную роль в его «производстве» надо бы отдать не режиссеру, а художникам.
Все трое — художник-постановщик Алена Пикалова (постоянный партнер Белова), художник по костюмам Мария Данилова и художник по свету Дамир Исмагилов — создали до такой степени самоценный мир по мотивам рериховских эскизов, а режиссер до такой степени лишил персонажей индивидуальности, что последние оказались не более чем стаффажем (так называют фигурки людей, которые лишь малозначительная часть пейзажа). Эти фигурки пели. В целом очень достойно, но почти всегда развернувшись фронтально и для одного человека — дирижера.
Самым замороженным персонажем в этом пейзаже оказалась не Снегурка — Мизгирь в исполнении Андрея Григорьева. Самым идеальным с точки зрения вокала — Берендей Михаила Губского. Самым оригинальным — Лель Ирины Долженко, оттого что представился не солнечным мальчиком, а совершенным Пьеро, смурным и неловким. Самым колоритным был Мороз Валерия Гильманова, самой красивой — Весна в исполнении Светланы Шиловой, а Снегурочка с Купавной (соответственно Елена Брылева и Елена Зеленская) как-то умудрились вообще остаться без лица... Читай: не выполнил Белов заказ. Как нереальный. Потому что лучшая традиция Большого — это энергетически мощные вокалисты, играющие если не роль, то самих себя — ярких и даровитых. И это ведущий их за собой дирижер-драматург.
Николай Алексеев, для которого «Снегурочка» — дебют в качестве главного приглашенного дирижера ГАБТа, вдумчиво писал тонкие картины, представив в целом очень симпатичный оркестр — чему не удивишься, учитывая, сколько времени он провел с первым филармоническим оркестром Петербурга. Он умело сбалансировал и «яму» со «сценой» — что ожидалось уже не с такой уверенностью, поскольку «Снегурочка» всего лишь третий его оперный опыт. Но сыграть в театр — не сыграл. Остановился на пейзаже все с тем же стаффажем, что с точки зрения театра есть мертвое царство.
Поразительно, но такое же было и в зале филиала, который, собственно, в тот вечер и открыла «Снегурочка». Вопреки обвинениям в помпезности и пошлости, новый театр оказался по-хорошему шикарен и гармоничен. Но что-то парализовывало публику. Премьерная атмосфера — out, аплодисменты быстро гаснут что в партере, что на галерке — холодная вежливость, и все. Обнаружься это где-нибудь со второй половины спектакля, объяснение нашлось бы (смотри все вышеизложенное). Но мертво было с первой минуты. Сверх того, зал зиял пустыми креслами — и это на открытии нового зала, которого все ждали как манны небесной! На втором премьерном вечере зал вовсе заполнился наполовину.
Круто взялась за дело новая команда Большого — новую систему продажи билетов придумала. Ожидалась полная победа над спекулянтами, но... Потенциальную публику водили за нос в кассах, за месяц сообщая, что билеты проданы подчистую, а в премьерные дни спекулянты ловили людей аж у гостиницы «Москва», помахивая пачками билетов и умоляя купить их хоть за 100, хоть за 50 рублей. Так было, так будет? В том числе и под этот старый аккомпанемент открылся новый филиал.
Лариса Долгачева
