Symphony No. 3, Op. 36
Третья симфония Бориса Тищенко состоит из пяти частей. Первые четыре внутренне связаны и составляют Meditations (от латинского meditation — размышление). Пятая часть — Посткриптум — несколько обособлена, что объясняется творческим замыслом снять напряжение и драматизм предыдущих частей.
Первая часть вводит слушателя в круг образов симфонии. Ее мелодические линии, проводимые отдельными инструментами оркестра, диатоничны, пронизаны подлинно русскими мотивами. Но это усложненная диатоника. Постепенно отдельные линии–тембры сочетаются вместе, доводя напряжение до высшего накала, и в этот момент композитор предписывает всем инструментам оркестра импровизировать на группу заданных нот, исполняемых в произвольном ритме и артикуляции в течение точно указанного времени.
Вторая часть — новый этап развития. Композитор сохраняет основной принцип развертывания, свойственный первой части. Манера изложения тематического материала становится более жесткой, импульсивной. В этой части важная роль отведена ударным, представленным в симфонии большим набором инструментов, включая неизвестные, например, ferro flescibile (гибкая стальная полоса, наподобие пилы; звук извлекается путем удара одним исполнителем, в то время как второй периодически ее сгибает и разгибает).
Во второй части достигается кульминация огромного драматизма, приводящая к трагической развязке.
Реакцией на происшедшее, его закономерным продолжением воспринимается третья часть симфонии, отличающаяся по музыкальному языку и стилю от предыдущего повествования. С самого начала устанавливается особое, не нарушающееся на протяжении всей части состояние, связанное со стенаниями, жалобами. Струнные инструменты глиссандируют; имитационно включаются все новые голоса, к струнным подключаются сначала медные духовые, потом деревянные, затем ударные инструменты и фортепиано, также выполняющее ударные функции. Звучание достигает своего апогея в совместной импровизации всего оркестра. Внезапно импровизация прерывается, и к глиссандирующим инструментам оркестра присоединяются человеческие голоса — сопрано и баритон, звучащие за сценой. Их вступление воспринимается как новая краска оркестра, что создает необходимую тембровую новизну ткани, в то же время эти тембры тонко и точно передают атмосферу драмы, в центре которой находится человек.
Четвертая часть симфонии повторяет основное построение первой части и сохраняет тот же тип изложения, но в несколько сокращенном виде, как бы возвращаясь к изначальному повествованию.
После напряженного развития сложные драматические коллизии разрешаются в Постскриптуме. Пятая часть начинается с изложения новой, еще нигде не звучавшей темы у гобоя. Ее постоянное возвращение к устойчивому звуку, неторопливое движение и значительная протяженность снимает эмоциональное напряжение и подводит итог симфонической драмы.
Михаил Бялик
