В Советском Союзе не жаловали уныние, считая его, если не грехом, то — чем-то нездоровым. Инородным. Поэтому грустные люди на киноэкране должны были как-то объяснить своё серое лицо и безрадостные будни. У нас же советская власть! Какая-такая депрессия?! Она (депрессия) — это неуверенность в завтрашнем дне, отсутствие любимой работы, съёмный угол с протекающей крышей и жена-истеричка. Это у них там — на буржуазном Западе. К слову, само это явлению — депрессию — связывали исключительно с социальными явлениями, не считая болезнью.
В СССР бытовало понятие «социальный оптимизм», и его создавала сама реальность. Эстетика алых знамён. Перевыполнение плана. Радостные позывные телепередач. Битва за урожай. Лучше всего это чувствовали мы-дети 1970-х, и нам никто и никогда не докажет, что эпоха Брежнева была застоем. Правда, в 1970-х годах человек формата «интеллигент полуграмотный», у которого есть вроде бы всё, но при том — не нравится ни-че-го стал всё чаще присутствовать в сюжетах кинокартин.
Это напрямую не означало, что персонаж тяготится советской действительностью. Просто шоу пошло не так. Заселили годную жилплощадь, а жить неохота? Хомо-советсикус получил право на печаль. На дождь и осень. Больше того, осень активно вторглась в каждый второй сценарий — с «Осенними марафонами» и «…осенью жизни — как осенью года» в песнях и мотивах. Но даже и на этом листопадном фоне выделяется «Отпуск в сентябре» (1979) — он же пьеса «Утиная охота» (1967). Здесь — никакого просвета. Есть немного надежды на всё понимающих и верных друзей, да и они могут в конечном итоге послать в дальние-дали. Ибо друзья устали.
Перед нами — супер-скучный Витя Зилов, которому надоело всё, а потому старые товарищи присылают ему погребальный венок. Мол, Витя уже умер и только прикидывается живым. Как в триллере. Хотя… По большому счёту, нам показывают две серии полноценного ада. Преисподняя — это вовсе необязательно огонь и черти. Персональный ад Зилова (и не только его) — это нескончаемый дождь и отсутствие интересных — да и любых! — перспектив.
Живёт Зилов в большом городе — об этом говорит шестизначный номер телефона, набранный одним из его друзей, а до середины 1970-х даже Ленинград был «шестизначным» и лишь Москва — «семизначной». Снимали это всё в Петрозаводске, то есть не в глухомани с тремя пивнушками на четыре НИИ посреди чиста_поля. У Зилова — новая хорошая квартира, он женат на красивой женщине-учительнице, у него случаются романы с другими красивыми женщинами, вроде продавщицы Веры…и она уже надоела.
И? Хмурое утро и — мятое лицо. Самый цельный — их общий друг официант Дима. Остальные — мятущиеся полуинтеллигенты с тавром «образованщина вульгарис». Работу свою не любят и воспринимают её, как унылый воз, а не эпохальный зов. Есть одна — по факту центральная сцена — когда Зилов и его друг Саяпин решают подтасовать данные и выдать липовый «проект». Смысл: главное, сдать отчётность, а там — никто не заметит. Всем — пофиг. Начальник поорал, но и ему тоже — всё равно.
Изумляюще-депрессивные кадры новостроек, офиса, квартиры, магазина, ресторана. И главное, дождь — он или идёт, или вот-вот опять снова хлынет. Этот двухсерийный шедевр (а это реально отличное кино!) положили в 1970-х на полку и явили миру только после смерти Олега Даля — в 1987 году, в разгар Перестройки — тогда срочно потребовались такие вот серые и скучнейшие пространства. И резко вдруг стало ясно — к чему эти МНСы с ИТРами поддержали Перестройку — от лютейшей скуки. Хоть какая-то движуха!
Жилище-то им дали — со всеми удобствами, а «Понедельник…» по Стругацким не вышел. Прекрасные женщины тоже имеют тенденцию надоедать в конечном итоге. Водка слегка радует, но — недолго. Похмелье — ужасающе. А дождь, как в тех страшных рассказиках Рэя Брэдбери может лить вечно — и никакого стругацкого «Полдня. XXII век». А что Зилов? Застрелиться не смог и, как говорят, всё-таки оправился на утиную охоту.
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
