«Травиата» Джузеппе Верди принадлежит к тем шедеврам, музыку которых знают даже те, кто не знает ни имени Верди, ни субстантива «падшая», вынесенного в название оперы и ставшего именем нарицательным. Именно по этой причине исполнять эту музыку нужно либо идеально, либо никак. Но – по порядку.
На гигантской Арене ди Верона, в 2 раза менее загруженной в связи с известными событиями, в этот вечер было свежо и ветрено. Последнее в сезоне представление оперы номер один всех времён и народов обещало быть волнительным: из 44 ярусов гигантской Арены было заполнено 30%, прямо напротив меня разместился хор (на сцене его заменял миманс в антиковидных масках), а передо мной сидел один очаровательный дедушка, приведший на спектакль своего, судя по возрасту, внука. Несмотря на устное предупреждение-запрет, публика после 3 звонка зажгла таки свечи (давняя традиция), — и началось…
Поначалу я подумал, что не туда подул ветер: ну не могут же певцы, хор и оркестровая яма так криминально расходиться (те ещё не начали, а эти уже закончили). Потом я подумал, что не там сижу, и что вообще не умею слушать, и, наконец, акустика на этой Арене совершенно никуда не годится – сплошное безобразие, а не акустика. Но репутацию Арены и ситуацию с моим смятением спас именно тот самый дедушка, который, судя по жестам, оказался человеком, серьёзно вовлечённым во всё звучащее и происходящее: там, где мне было больно слушать, он также закрывал лицо руками, мотал головой, поворачивался к внуку и жарко, с негодованием на лице объяснял, почему то, что звучит, из рук вон плохо.
Справедливости ради отмечу, что от деда этого досталось и мне, когда я по неопытности (я редко в Италии что-то слушаю) крикнул «браво» Симону Пьяццоле, изумительно исполнившему партию Жоржа Жермона: старик с таким недоумением на меня посмотрел, что мне стало неловко за свою несдержанность. Но Симоне Пьяццола объективно был лучше всех и по звуку, и по образу. Что же было не так у остальных?
Зузана Маркова – востребованная певица, прекрасная актриса, поёт всем сердцем, даже тогда, когда надо петь голосом, попадая по возможности в ноты. Зажатость верхних нот в такой полубелькантовой партии, как Виолетта Валери, — проблема довольно серьёзная. Когда во время исполнения культовой арии «E strano…» на мониторах пропали титры, это выглядело даже органично: слушая этот вокал, было без слов понятно: умирает человек, чего тут ещё скажешь… Ну а поскольку Арена ди Верона – площадка всё-так открытая, и звуки города из неё никуда не денешь, то долетевшая из реальной жизни сирена «скорой помощи» стала прекрасным дополнением к этому пению. Никогда я так не смеялся в конце I акта «Травиаты». Впрочем, в Москве в мае этого года у меня была возможность испытать подобные эмоции, но я просто чудом не попал на выступление певицы в Большом театре.
Понимая, что у каждого бывают свои неудачные дни и что Зузана Маркова тоже не машина, я переслушал на свежую голову имеющиеся в свободном доступе записи певицы, и понял, что она поёт так всегда, то есть вот буквально, как некоторые музыканты шутят, плюс-минус терция. Для городского романса такая тональная расфокусировка, возможно, и подойдёт, а некоторые мои немецкие коллеги и вовсе остались в неописуемом восторге от этого выступления певицы, но моим ушам было больно. Я к такому вокалу не привык.
Франческо Демуро, исполнивший партию Альфредо Жермона, обладает красивым тембром и актёрским обаянием. Это было прекрасное ровное выступление, но за душу не цепляло. Дедушка с внуком его тоже не одобрил.
Оркестр под управлением маэстро Франческо Ивана Чампы звучал элегантно, фразы отливали округлённой завершенностью, смена темпов была отмечена плавными переходами, — одним словом, хорошо. То, что маэстро не смог собрать хор, размещённый на трибуне «поодаль», и солистов, которые буквально развалили «бриндизи», — факт, на мой взгляд, совершенно вопиющий, но спишем его на сложности места действия. Когда хор, солисты и оркестранты всё-таки встречались, это звучало исключительно красиво. Редко, но красиво.
В заключение пара слов о постановке. Да, мы говорим «Травиата» и подразумеваем Дзеффирелли. Мы говорим Дзеффирелли и понимаем, что прошлого не вернуть. Насколько я помню, тот великий спектакль в Метрополитен Опере, по мотивам которого был снят известный фильм-опера с Терезой Стратас и Пласидо Доминго, так и не был записан на плёнку. Мне довелось увидеть это чудо во время нью-йоркского дебюта Йонаса Кауфмана в 2006 г. Это сложно передать словами, когда многотысячный зал взрывается аплодисментами, как только открывается занавес. Тяжесть бархата и парчи, блеск хрусталя, пламя свечей, пёстрое мельтешение костюмов, сверкание бокалов, рельефность скульптур и багетов, головокружительное масштабирование реквизита, включая тарелки по полметра диаметром, чтобы узоры на них могли рассмотреть с последнего ряда галёрки…
Огромное пространство сцены, визуально разделенное задрапированной бархатом и пышно украшенной аркой, буквально светилось роскошной выделкой декора. Это декоративное раблезианство гипнотизировало. И Арена ди Верона была одним из тех мест, где пытались удерживать оборону этой монументальной сценографической пафосности против современных режоперных упрощений, но covid-19 разрушил и эти бастионы. Вместо огромных декораций на сцене были представлены видеоинсталляции с использованием женских образов из коллекции флорентийской галереи Уффици. Получилось эластично, элегантно, тягуче и певуче. Но та художественная энергия, то электричество между сценой и залом, которое с 1913 г. трогательно отражалось в мерцающем пламени свечей, ушло.
Впрочем, два других представления — «Турандот» и «Аида» — от видеоэлектронных нововведений, на мой взгляд, только выиграли.
Foto Ennevi
