Будничный ввод Анны Нетребко в постановку прошлого сезона
О первом пришествии новой постановки «Тоски» Пуччини, которое состоялось в апреле, то есть еще в прошлом сезоне, мы говорили довольно подробно, так что к постановочным аспектам этой большой и весьма интересной работы возвращаться не станем. Но в апреле прошла первая (премьерная) серия, а на сегодняшний день достоянием новейшей музыкальной истории стали еще две. Настоящие заметки посвящены третьей – октябрьской – серии нынешнего сезона. Конкретно – ее первому спектаклю 12 октября, главные партии в котором исполнили отечественная «суперпримадонна» наших дней Анна Нетребко (Тоска), турецкий тенор Мурат Карахан (Каварадосси), а также азербайджанский баритон, солист Большого театра Эльчин Азизов (Скарпиа).
Место за дирижерским пультом занял, кажется, навечно «прописавшийся» в Москве и в Большом театре «всё еще поющий» в свои 80 лет (кавычки здесь далеко не случайны!) тенор-баритон Пласидо Доминго, активно привечаемый у нас на государственном уровне в качестве фактора мягкой политической силы. Именно она и прокладывает дорогу сквозь эмпиреи академической музыки, врезаясь в массовое сознании широкой, неискушенной публики, с легкостью впадающей в эйфорию от имен-брендов. Так что баритон Доминго за дирижерским пультом и сопрано Анна Нетребко, лучше которой в мире сегодня никто уже и не поет, будучи вовлеченными в один театральный проект, должны были стать той музыкальной бомбой, от творческого взрыва которой стены Новой сцены Большого театра, принявшей сей гламурный проект, просто не могли бы не содрогнуться!
Де-факто же всё оказалось настолько рутинным и будничным, что перебить мощное послевкусие премьерной – апрельской – серии так и не смогло! И прежде чем привести агрументацию такого далеко не феерического открытия, пару слов необходимо сказать о второй – июньской – серии постановки, состоявшейся в прошлом сезоне. Единственным манком, заставившим рецензента посетить тогда один из спектаклей, был ангажемент на партию Каварадосси итальянского тенора Риккардо Масси, который на Историческую сцену Большого театра выходил не раз, но на Новую сцену вышел впервые. Из всех теноров, услышанных в этой постановке в партии Каварадосси, именно Риккардо Масси задачам стиля Пуччини оказался соответствующим на все сто процентов.
С момента первого появления в Большом театре в 2016 году в партии Де Грие в опере Пуччини «Манон Леско» этот исполнитель прошел большой путь, и сегодня музыкально-драматическая выразительность и артистизм певца, наконец вышли на уровень, адекватный задачам интерпретации партий как пуччиниевских, так и вердиевских героев. Но, увы, в связке с ним – и другой альтернативы не было – в партии Тоски пришлось услышать Марию Лобанову. Ее пение было сродни состоянию элементарной профнепригодности, но мы ведь имеем дело с Большим театром, так что это нисколько не помешало в третью – имеется ввиду с дирижером-баритоном Доминго – «Тоску» 16 октября поставить именно Марию Лобанову! А на втором спектакле с Доминго 14 октября, как нетрудно догадаться, в партии Тоски по-прежнему «зажигала» Анна Нетребко.
«Зажигала» она и на первом спектакле, на котором побывал ваш покорный слуга, но «зажигала без огня» – без вокально-драматической аффектации, без необходимой для этой партии чувственности, которой в лирическом от природы голосе певицы не было, да и быть, в принципе, могло. Но до этого широкой публике нет никогда никакого дела! И на радость ей Анна Нетребко пела без необходимой вокальной ровности и музыкальности, без академической выучки и чувства стиля. Певица, назначенная в жизни на роль мировой примадонны номер один, так и не достигла той степени артистического перевоплощения, которое помогло бы создать ей образ знаменитой певицы Флории Тоски на сцене!
Главная героиня предстала всего лишь оперной субреткой, которая постоянно давя ходами на forte, отчаянно и безуспешно пыталась убедить публику, что исполняющая ее певица – драмсопрано. В первом акте это худо-бедно еще удавалось, но во втором – этаком дьявольском сгустке музыкального драматизма – с главной героиней случился вокальный коллапс, а знаменитая молитва Тоски предстала банальным эрзацем, опознать в котором оперный хит всех времен и народов было решительно невозможно. Да и маэстро Доминго, «засыпая» за дирижерским пультом и давая певцам катастрофически медленные темпы, еще как-то держался в первом акте. Второй развалился у него совершенно, а дослушивать третий было уже просто не интересно: и дирижер, и примадонна себя начисто исчерпали.
Впрочем, и смотреть, и досматривать тоже было нечего. Того графически выверенного рисунка мизансцен, что режиссер создавал в расчете на стилистически феноменальную и артистически огненную Динару Алиеву, хотя в апреле ей и выпал второй премьерный спектакль, Анна Нетребко воспроизвести, конечно же, не смогла, на ходу создавая нечто свое – доморощенное и чрезвычайно банальное. Хорошо, что ее партнером был не Юсиф Эйвазов, который в дуэте с примадонной своей пронзительной теноровой трубой просто поглотил бы ее «ухабистый», технически неуверенный вокал. Скромная фактура звучания Мурата Карахана в партии Каварадосси, отсутствие у певца вокального апломба, кажется, были заранее просчитаны, а главным генератором вокальных децибелов в этот вечер был Эльчин Азизов в партии Скарпиа, который, как всегда, звучал «весомо, грубо, зримо».
Звучание в нижнем регистре Анна Нетребко искусственно и откровенно неестественно пыталась заглублять, что получалось у нее лишь в редкие моменты. Отсутствие культуры общения с подобного рода музыкально-драматическим материалом свело все «страдания» певицы на нет, ведь им недоставало не только «драматической зримости» и весомости вокальной фактуры, но и самóй техничности, и тонких психологических нюансов, без чего супердраматический орешек партии Тоски не удавалось раскусить еще ни одной певице…
Фото Дамира Юсупова / Большой театр
