Про этот спектакль этим летом написали, наверное, уже все, так как не написать об исполнении главных партий нашей звёздной четой было совершенно невозможно. Практически все критики, посетившие первые три спектакля премьерной серии, отмечали прекрасную вокальную форму нашей примадонны и неровность звучания её супруга. Если это было примерно так же, как в февральском дебюте Анны Нетребко 2020 г., то можно предположить, что публика получила удовольствие, хотя я не уверен, что Ю. Эйвазов бисировал знаменитую арию «Nessun dorma».
Этот головокружительный трюк с долгим протяжным «си» в кульминации относительно легко проделал во время последнего спектакля на Арене ди Верона турецкий тенор Мурат Карахан, ставший, разумеется, героем вечера. Когда оркестр под управлением маэстро Франческо Ивана Чампы неожиданно завершил тарелками этот всемирно известный номер в начале III акта, стало понятно, что продолжения без повтора арии не будет. Разумеется, из зала тут же раздались крики «бис», и М. Карахан, не заставляя себя долго упрашивать, с лёгкостью повторил рассказ о массовой бессоннице в Пекине. Это было превосходно. Да, во второй раз «си» прозвучало чуть напряженнее и менее устойчиво, чем в первый, но всё равно это было сильно. В любом случае, я ни разу ещё не слышал, чтобы бисировали эту арию. Это стало подарком.
Надо заметить, что и в роскошном финале I акта, и в ансамблях с Турандот Мурат Карахан звучал изумительно, демонстрируя эмоционально яркую фразировку, плотный насыщенный тембр и свободное, полётное звукоизвлечение. Это впечатляло. И, думаю, стоит позавидовать тем, кто попадёт в московский Большой театр 12 и 14 октября 2021 г., на которые намечено выступление певца в «Тоске» в дуэте с Анной Нетребко.
Итальянцы любят цветастые голоса. И я думаю, по этой причине приём прекрасной Елены Панкратовой в титульной партии оказался относительно сдержанным: резкий металлический звук и отсутствие психологической убедительности в сложной сюжетной метаморфозе главной героини не могли не скорректировать в целом благоприятное впечатление от технической стороны вокала.
Джорджио Джузеппини замечательно исполнил партию Тимура: эта рассеивающаяся вокальная палитра подёрнутого патиной тембра была здесь исключительно уместна.
Хор был собран и величественен, и в его звучании бессмысленные движения миманса на фоне видеопроекций из коллекции этнографического музея в Парме обретали своеобразную декоративную завершённость.
Роскошное трио министров в исполнении Марчело Нардис, Маттео Меццаро и Бьяджио Пиццути прозвучало с головокружительной многогранностью всех заложенных в эти партии драматических оттенков – от жёсткой сатиры до лирической меланхолии. Выдающийся получился ансамбль.
Сопрано Рут Иньеста чисто, с долгими пиано исполнила партию Лю. Это было красиво, ровно, добротно, но без психологической нюансировки. Казалось, певица бы сама ни за что не отдала свою жизнь за то, чтобы любимый ею мужчина обрёл счастье с другой бабой, которая к тому же ещё и серийная убийца. И в этой связи пару слов необходимо сказать о загадочной природе этого незавершённого пуччиниевского шедевра.
Очень важным для понимания «Турандот» является тот факт, что у Пуччини было достаточно времени, чтобы закончить последние 10 минут партитуры, то есть финальный дуэт титульной героини и Калафа. Но Пуччини этого не сделал. И по всей видимости, не сделал именно потому, что поставленная им перед собой задача изначально была невыполнима.
Замысел оперы возник в первые послевоенные годы начала прошлого века (1919 – 1920), когда рухнули все этические ориентиры, социально-политические связи, международные и межличностные отношения, жизнь человека девальвировалась быстрее инфляционного обрушения европейских валют. Поиск ответа на главный вопрос, как жить дальше, витал в воздухе. Именно поэтому Пуччини вводит в свою оперу непривычно масштабные хоровые сцены: ничего подобного композитор никогда не делал.
Напомню, что идеологически Пуччини практически весь — про интимный мелодраматизм: тут у нас и цветочница чахоточная (Мими «Богема»), и японочка влюбчивая (Чио-Чио-Сан «Мадам Баттерфляй»), и мать, разлучённая с сыном (Сестра Ангелика), то жена, разлучённая с любовником («Плащ»), — совершенно камерно-бытовая проблематика, когда все мужики — козлы, а женщины из-за них страдают. Всё творчество Пуччини о личном, но никак не о публичном. И вот композитор решает обратиться к теме, разработанной Мусоргским в «Борисе Годунове»: можно ли жить с совестью, запятнанной кровью невинного человека?
Для решения этой художественной задачи Пуччини полностью переделывает сказку Гоцци, постановка которой Максом Райнхардтом и вдохновила его на этот рискованный эксперимент. Именно поэтому в «Турандот» так мало площадного юмора, а в качестве невинной жертвы здесь гибнет не просто влюблённая в главного героя конкурентка Принцессы (как у Гоцци), но подлинное воплощение жертвенной любви и женской самоотверженности. И музыкальный материал, при помощи которого Пуччини создаёт образ рабыни Лю, не оставляет шансов на счастливый финал этой истории. После гибели Лю убедительно изобразить перерождение полусумасшедшей идиотки Турандот в любящую женщину психологически невозможно. Это всё равно что Гитлера после подписания пакта о капитуляции Германии изобразить филантропом, оплакивающим жертв нацизма. С такой задачей и Нюрнбергский трибунал бы вряд ли справился, не то что любовный дуэт посреди сцены, залитой кровью.
Проще говоря, тот финал, который додумал Франко Альфано по наброскам Пуччини, исполнять всё-таки не стоит. Прежде всего, в нём фальшиво абсолютно всё. Невозможно при помощи пятиминутного пения перевоспитать воспитанную на крови сумасшедшую. Даже если учесть, что мы имеем дело с оперной условностью: такому перерождению сопротивляется сама партитура и её внутренняя драматургическая ткань. Для меня совершенно очевидно, что эта опера Пуччини должна заканчиваться там, где закончил её во время премьеры в 1926 г. маэстро Тосканини. Все попытки дописать, дорисовать, допеть и додирижировать «Турандот» совершенно неуместны. И я искренне не понимаю, почему эта очевидная и простая мысль до сих пор не стала исполнительской традицией в знак уважения к памяти одного из величайших композиторов в истории музыки.
Foto Ennevi
