«Конечно, это произведение будет не для многих» — провидчески сказал в 1868 году композитор А. С. Даргомыжский, работая над оперой на полный неизмененный текст маленькой трагедии А. С. Пушкина.
Новаторский для второй половины XIX века стиль мелодического речитатива, отсутствие арий и ансамблей (за исключением двух песен Лауры, сразу ставших хитами) не были оценены современниками. Не имела успеха премьера «Каменного гостя» в Мариинском театре в 1872 году. Первая постановка в Большом театре в 1906-м выдержала только 7 представлений, исчезнув из столичного репертуара на 70 лет. Но отчего так скуп на воплощения последнего оперного опуса Даргомыжского оказался век XX да и первые десятилетия XXI? Ведь все давно признали, что из партитуры «Каменного гостя» (законченной после ранней смерти автора Цезарем Кюи и оркестрованной Н. А. Римским-Корсаковым) «выросли» во многом и шедевры М. П. Мусоргского, и даже творения Д. Д. Шостаковича и Л. Яначека.
Как давний, с ранней юности обожатель этой оперы, знающий её почти наизусть, позволю высказать свою версию. «Каменный гость» — русский «Дон Жуан», где волей Пушкина вся драматургия ещё сильнее чем у Моцарта зависит от исполнителя главной роли похитителя женских сердец. Пойди Даргомыжский по стопам Моцарта, отдай ведущую партию баритону, или даже высокому басу, коих в наших краях всегда рождалось в изобилии, кто знает, может и сценическая судьба произведения сложилась бы удачней.
Дон Жуану (или Дон Гуану, как у Пушкина) Даргомыжского пришлось дожидаться своего идеального воплощения в лице В. А. Атлантова, чей терпко-страстный драматический тенор, сценическая стать и неотразимое мужественное обаяние были хороши и в юности, когда он озвучил и сыграл главную роль в фильме-опере «Каменный гость» в 1967, и в зрелые годы в специально на него рассчитанной постановке Большого театра в 1976-1988 гг. К счастью, кроме киноленты для истории остались и видео-запись спектакля, и студийный аудио-вариант фирмы «Мелодия».
«Каменный гость» на Новой сцене Большого появился в 2016-м. И хотя постановка Дм. Белянушкина интересна новыми поворотами сюжета, логична, выверена до мелочей и красочно оформлена, ко всем четырём спевшим вплоть до 2019 г. исполнителям роли Дон Жуана есть претензии в стиле гоголевской Агафьи Тихоновны. Конечно не про губы, нос и т.д., а то «породы» мне не хватает тенору в голосе и манерах, то тембр слишком резкий характерный, то мастерства пока не выработано спектакль провести ровно от и до, а то и с осмыслением текста слабовато.
Потому внеплановое заявление, что «Геликон-опера» свой 31-й сезон откроет премьерой «Каменного гостя», оказавшегося удобным камерным форматом без хора в посткарантинной реальности, заинтриговало всё тем же вопросом: «А Дон Жуан?» И пусть режиссёр-постановщик Д. А. Бертман лукавит в буклете: «В «Каменном госте» для меня нет главного героя. Тут все герои главные» — это великодушие руководителя театра, воспринимающего своих актёров как семью. Из примерно 80 минут чистого звучания оперы Дон Жуан поёт и действует на сцене ровно час (для сравнения: Парсифаль в одноименной пятичасовой саге Р. Вагнера поёт только 35 минут!). Это редкий для русской оперы «бенефис» тенора-героя, от которого нерв или скука спектакля зависят на 90%.
«Геликону», можно сказать, повезло. Хотя бы один настоящий Дон Жуан у них есть. Виталий Серебряков. Отрадное впечатление голос артиста оставил ещё на премьере «Турандот» Дж. Пуччини в январе 2017. «Откуда взялся взъерошенный мальчишка-Калаф с таким качественным спинтовым тенором?» — задавали друг другу вопрос в фойе бывалые меломаны. И ещё больше недоумевали, узнавая, что Серебряков далеко не мальчишка, не вчера закончил консерваторию, и взялся не из периферийных российских театров, а из почтенного Московского академического камерного хора под управлением В. Н. Минина, солистом которого являлся в 2004-2016 гг. И пожалуй, оставив на пьедестале, вне сравнения, образ Дон Жуана — Атлантова, счастье видеть которого «в реале» выпало мне в юности несколько раз, на сей день исполнение любимой роли Виталием Серебряковым заставило замолчать, наконец, внутреннюю «Агафью Тихоновну».
В самом деле, с первой же фразы «Дождёмся ночи здесь..» тёмный и звонкий одновременно тенор, скорее не итальянско-чувственный, а близкий к вагнеровскому хелден-тенору своей инструментальной ровностью, плотными низами, нечастыми в этой партии крепко поставленными верхушками, умением выстраивать фразу и отменной дикцией, полноценно доносящей пушкинские строфы, заставил поверить герою на слух. Но и зрение не разочаровало! Не смуглый испанец с кудрями, а русский интеллигент «из бывших» с упругой офицерской осанкой, не юноша, но моложавый энергичный «мужчина в полном расцвете», чьё обаяние на обжигает сразу, но обволакивает и чарует постепенно.
И главное, такому Дон Жуану веришь! И что потешается над Командором не со зла, а от ребячливого озорства, и что «влюбился в первый раз и в Донне Анне не ищет жертвы новой». Экспрессивное оркестровое завершение второй картины в сцене у Лауры режиссёрски сделано очень эффектно. Дон Жуан льёт из бутылки шампанское в чашу стоящей перед ним на коленях Лауры, по стене щедро плещет видеопроекция водопада. Не лишне было бы дать на экран и крупный план лица Серебрякова — Дон Жуана в этот момент: вот где вдруг стоградусный эротизм, словно в оркестре «запретный» антракт из первой редакции «Леди Макбет» Шостаковича. Да он Артист и вне пения!
Для приличия замечу. В третьей картине, когда Дон Жуан заговаривает с Донной Анной, поначалу выдавая себя за монаха, в голосе Серебрякова к концу сцены заметно стало подчёркнутое старание и усталось. Да, эта партия — марафон. Но опытному музыканту, в арсенале которого кроме Манрико, Хозе, героев композиторов-веристов и самый крепкий орешек русской оперы — Герман в «Пиковой даме», хочется пожелать побыстрее впеть и творить вокальную линию Дон Жуана легко, играючи.
Вторая по значимости роль — Лепорелло. Здесь скорее не слуга, а младший друг или компаньон синьора. Бас-баритон Георгий Екимов дебютировал в тот вечер 11 сентября в партии. От традиционного буффонного амплуа простоватого увальня Лепорелло не осталось ничего! Юный дерзкий плут, неуловимо похожий на Труффальдино из Бергамо в давнем телефильме, пропевающий свои фразы свободно, сочным вальяжным тоном. Актёрски органичен. Просто молодец! Достойный продолжатель оперной фамилии (Георгий Екимов — сын ведущего солиста МАМТа в 1967-2007 гг., Народного артиста РСФСР баритона Леонида Екимова — прим. автора).
Наконец, о дамах. В Ольге Толкмит как Донне Анне не сомневалась. У певицы проникновенный тёплый тембр, она умеет погружаться в образ без остатка. Её Анна при всей женственной манкости всё ещё ребёнок, не отвергающий ухаживания возникшего в её унылом вдовстве Диего де Кальвадо, как назвался Жуан, скорее из любопытства, в предчувствии развлечений. Эта робкая бережная походка на высоченных шпильках, милые улыбки в начале финальной картины и расцвет настоящего чувства в гневных фразах: «Ты мне враг...» после по-рахманиновски дивной оркестровой лирической темы. Ради такой Донны Анны нагулявшемуся «повесе, дьяволу» можно и остановиться, как Александру Сергеевичу, женившемуся на Натали.
Но, справедливости ради, и Лаура незаурядно хороша в исполнении Александры Ковалевич. Гибкая грациозная кошечка с длинным хвостом на голове замечательно танцует, ловко управляется с необычным реквизитом (о чём ниже). Вот только обе знаменитые песни («Оделась туманом Гренада» и «Я здесь, Инезилья») ярко начатые, ко второму куплету заметно проседали вокально, особенно в нижнем грудном регистре, словно дебют в партии Лауры для опытной артистки Ковалевич не прост.
Настоящим испанским мачо смотрелся Дон Карлос — Константин Бржинский, в немногих фразах показавший свой брутальный баритон.
Монах и Статуя Командора в этом спектакле исполняются одним артистом не из «экономии». Бас Алексея Дедова мягок, лишён инфернальности, здесь так и надо.
Оригинально, что к традиционным двум гостям у Лауры, тенору и басу, которым подпевает «Браво, бесподобно!» ансамбль из шести мужчин, просто добавили третьего гостя, убрав ансамбль. Эти трое молодых артистов хора голосисты и хороши собой. Отмечу красивый тембр тенора Андрея Апанасова, Первого гостя, поющего часто цитируемую фразу: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает...»
Оркестр «Геликона», ведомый Михаилом Егиазарьяном, играл слаженно, с тонкой нюансировкой и чистыми соло. Живой звук впервые после полугода онлайна для слушателя как первое погружение в тёплое море после разлуки! От переноса выразительного оркестрового вступления в финал перед 4-й картиной оно даже выиграло. Только жаль, что снова, как и в 2016-м в Большом театре, пренебрегли оркестровкой Михаила Коллонтая (Ермолаева), сделанной им для постановки «Каменного гостя» в австрийском Клагенфурте в 1994 г. Понятно, что не было времени на согласование авторских прав, на распечатку нотного материала. Но по словам русских участников той постановки, партитура «Каменного гостя», сделанная заново тонким интерпретатором, философом-мистиком и глубоким знатоком русской музыки Михаилом Коллонтаем, звучала совершенно иначе, в разы сильнее привычной редакции Римского-Корсакова. А уж в «Геликоне» точно не боятся экспериментов.
Всё перемешано в сценографии Аллы Шумейко — века и страны, и атрибуты времени. В основе конструкции первой и третьей картин узнаваемые полосатые арки Кафедрального собора в Кордове. Интерьер жилища Лауры украшают прозрачные пузыри-полусферы, в них сидят, болтая ногами, гости Лауры, а сама хозяйка отважно поёт, когда её вздымают вверх на тросе в этой хрупкой конструкции. Непонятно, но забавно! Только трое гостей во время «Я здесь, Инезилья» ещё и мыльные пузыри старательно пускают на Лауру. Символ инфантилизма что ли?
То же и с костюмами. Чёрно-антрацитовый монохром. Дон Жуан в каждой картине является в ином стиле. В начале — стёганый плащ-пончо и бандана на голове (абрек Дата Туташхиа из культового сериала «Берега» 1977 г., Грузия-фильм?). У Лауры он одет в полуфрак пушкинских времён и белую сорочку с жабо. На кладбище под сутаной уже чёрное жабо. И самый эффектный «лук» припасен Дон Жуану для финала: белоснежная сорочка нараспашку с пышными рукавами (см. тропининский портрет Пушкина), высокий кожаный пояс и нарукавник с пряжками добавляют атлетизма.
В чёрной кожаной куртке с металлическими деталями Дон Карлос балансирует между средневековым и рокерским нарядом.
Лауре к обтянутому чёрному брючному костюму с откровенным декольте добавлена половинка кринолина (задняя) — обручи, прикрытые прозрачным газом. Что-то почти цирковое!
Донна Анна обворожительна в первом чёрном платье-колоколе на белом атласном чехле. Финальное для свиданья, белое «жатое» с вертикальными чёрными полосами, понравилось меньше.
Всё время, кроме финала, на сцене стоят как музейные экспонаты то ли стеклянные бюсты, то ли хрустальные голограммы под колпаками. Искусно сделанные мужские и женские головы, на переднем плане «Бедная Инеза», к которой обращается воспоминаниями Дон Жуан.
В целом картинка эстетична, многослойна, изобретательна. Продумана световая партитура (Денис Енюков). Но смысловая нагрузка того или иного предмета не всегда считывается.
Наконец, о постановке. Как и в большинстве работ Дмитрия Бертмана, не стоит искать в этом «Каменном госте» чёткой логики. Лучше дать волю эмоциям, отдавшись вахтанговской стихии «театра в театре». «…Спектакль получается про то, что в сегодняшнем мире зависть убила и страсть, и любовь, и порядочность…» — цитирую слова режиссёра из буклета. Но творение, похоже, переросло намеченное «про зависть». Дон Жуану завидует тайно и явно Лепорелло, получая за «стукачество» на хозяина деньги от Монаха ещё в первой картине (точно так же было и в спектакле Дм. Белянушкина в Большом). Далее он «завидует», наблюдая за ласками Жуана и Лауры, а в финале и вовсе фактически берёт на себя роль Командора. В случае, когда оба исполнителя примерно равны по возрасту — похоже на правду. Но когда Лепорелло юнец на фоне Дон Жуана, и к тому же красавец, то чему завидовать? Его «лауры и инезы» ещё впереди! А вот предательство патрона, друга, наставника — то есть «иудин грех», это да, вечная тема!
Оригинально решена сцена поединка с Дон Карлосом. Только настроилась бояться смотреть фехтование — обман! Мужчины на бурные оркестровые пассажи с имитацией стука шпаг «базарили», курили и жестикулировали, а вот Лаура от страха закрылась как щитом, раскрыв зонтик Дон Жуана. Такой крепкий чёрный зонт-трость, заточенный шпиль торчит сердито. Дон Карлос спиной и наткнулся на зонтик. «…И кровь нейдёт из треугольной ранки, а уж не дышит». Ну вот зачем вспомнилось моментально про укол-убийство отравленным зонтиком болгарского диссидента Георгия Маркова в 1978? Так и до совсем злободневного отравления недалеко протянуть ассоциации, чур меня, чур!
Статуи Командора нет. Вообще. Вместо неё — крест в правом углу задника, образуемый огромными застёжками-молниями, контрастно подсвеченными на чёрном. Такой же крест из металлических зипперов во всю грудь на сутане Монаха. Момент вызова Статуи Командора — ёрничанье Дон Жуана и Лепорелло скорее друг над другом с хохотом взахлёб и вспышками фотоаппарата-мыльницы «на память». И только раскрывшаяся «молния» на стене выдаёт, зря мальчики расшутились.
Самый финал разочаровал. Реальный Монах-Командор (похоронивший себя понарошку мафиози или теневой безнесмен?) запросто вошёл в покои своей вдовы, откинув капюшон, и первым делом пальнул из стартового пистолета в Донну Анну. Наповал, естественно! Дон Жуана окружили и держат трое «монахов», он вырывается, отчаянно хватает пистолет у Командора и пиф-паф — и Командор ещё раз умирает, и все трое «гостей-монахов» тоже подстрелены с одного раза. Вот эта разудалая ковбойская пальба вопреки ожиданиям рассмешила. В голове возник голос с грузинским акцентом из «Мимино»: «умерли все, кончилось кино». Зачем такой «болливуд» вместо катарсиса после вдохновенной любовной сцены Жуана и Анны? Последний живой в сутане скидывает монашеский плащ Лепорелло. Дон Жуан радуется ему, обнимает, устало поворачивается… И падает от пули в спину. Всё. Занавес.
Напоследок ещё несколько слов от Дмитрия Бертмана: «Проиграл даже Дон Жуан. Даже Дон Жуан в сегодняшнем мире уже не существует… Миром правят рацио и зависть». Ну зачем же так? Зависть или предательство, увиденное именно в этом актёрском составе, были всегда. Романтики, бунтари, а также искрящиеся задором жизнелюбцы, как Пушкин и Моцарт, породившие Дон Жуана, безусловно симпатичны в книгах и на сцене, но зачастую проблемны в повседневном общении, где действительно правит рациональность. Но именно такой «глоток свободы» от двух Александров Сергеевичей, Пушкина и Даргомыжского, даёт силы жить вопреки всему. И послевкусие от нового «Каменного гостя» позитивное.
Фото: Антон Дубровский
