Интересно, не скучно ли Вилли Декеру штамповать один за другим практические одинаковые спектакли? Чтобы работать на конвейере, нужно быть человеком особого склада. В этот раз по банальности он, кажется, превзошёл самого себя.
Люди в унылой одежде ходят по светлому кругу, им отпущено мало времени, они пьют шампанское. Это о «Травиате»? Нет, о новой гамбургской постановке «Возвращения Улисса на родину», одной из трёх сохранившихся опер Клаудио Монтеверди. Эта опера была написана семидесятитрёхлетним композитором в 1640 году для венецианского театра Сан-Кассиано, первого публичного оперного театра.
В постановке Вилли Декера светлый круг символизирует сцену, в соответствии с шекспировским: «Весь мир – театр». Эта круглая сцена вместе со всеми действующими лицами затеряна где-то в тёмном космосе. Стулья то укладывают боком на пол, то поднимают и садятся на них. То есть, Вилли Декер вдоволь не наигрался со стулом, когда ставил «Бориса Годунова».
Сначала в прологе, когда выступают Время, Судьба и Любовь, на белую сцену насыпали пепла, незатейливо символизирующего бренность человеческой жизни: всё пыль и пепел, из праха ты создан и в прах обратишься. Потом персонажам было чем заняться – сметать швабрами этот пепел. Не совсем понятно, откуда среди черных пиджаков и белых маек с надписью «Я люблю Пенелопу» взялся натянутый лук.
Анонс обещал новые волнующие впечатления: «Обращаем ваше внимание, что в спектакле используются стробоскопические эффекты». Оказалось, имеется в виду сверкание молнии: гремит гром, и на сцене появляются боги. Спасаясь от пресыщенности и скуки, они забавляются с людьми и, в отличие от смертных, носят не черное, а голубое.
Спектакль шёл в сопровождении Пражского барочного оркестра Коллегиум 1704 под управлением чешского дирижёра Вацлава Лукса. Он звучал так, как и полагается старинному оркестру: тогда «звучание струнных было «теплее», но зато менее «приглажено», чем сегодняшнее. Деревянные духовые инструменты не имели всех современных … технических приспособлений, позволяющих более уверенно и точно играть. Звучали тогдашние деревянные духовые более индивидуально по тембрам, иногда несколько фальшиво … и в несколько раз тише современных» (Владимир Юровский для Аrzamas).
Камерную оперу попытались адаптировать к гамбургскому залу на 1690 мест, но не слишком успешно. Звук странно распределялся в пространстве, голоса звучали и терялись где-то вдали и существовали как будто отдельно от оркестра. Шум на сцене иногда заглушил оркестр. В целом было скучно, и сквозь полусон иногда вдруг даже с каким-то удивлением осознавалось: чудесно поют.
Одиссей, движимый энергией и напором Курта Штрайта – то герой, то игрушка богов, «голый человек на голой земле».
Пенелопу оживила своим безупречным пением венецианка Сара Мингардо. Её превратили в бюрократическую тётку с начёсом. Мечта, чтобы однажды именно такая расписала в ЗАГСе, ещё и красивым ровным альтом спела. На всём протяжении спектакля Пенелопа носит черные очки – свет ей не мил без мужа, и прячет заплаканные глаза.
В конце, когда силы мои уже были на исходе, Катя Пивек трогательно исполнила арию Эриклеи, служанки Пенелопы, узнавшей Одиссея и сомневающейся, стоит ли сказать об этом хозяйке. Эвмет (Райнер Трост), старый слуга, которому царь открывается первым, живёт в картонной коробке – бочке современных диогенов.
Марион Тассу, выступавшая в партии Меланто, ещё одной служанки Пенелопы, словно плела голосом изумительные кружева, тонкие и лёгкие, просвечивающие сквозь темноту. Меланто уговаривает Пенелопу забыть пропавшего мужа и полюбить снова, поёт о том, что красота – сестра любви. Отталкиваясь от этого утверждения и судя по постановке, Вилли Декер совсем не любит «Улисса» Монтеверди, и, может быть, не любит оперу вообще.
Премьера состоялась 29 октября, рецензируемый спектакль — 11 ноября 2017 года
Фото: © Monika Rittershaus
