«Сон в летнюю ночь» в Гамбургской опере
Оберон и Титания в гамбургской версии оперы Бенджамина Бриттена «Сон в летнюю ночь» олицетворяют хаос, измерение, где мебель летает вкривь и вкось. Ипполита и Тезей, в свою очередь, отвечают за буржуазный порядок (его скуке 17 июня отвечало пение Кати Пивек и Рамаза Чиквиладзе).
Саймон Филлипс придал своей постановке параноидальный оттенок: за нами и за всем происходящим на сцене постоянно наблюдал огромный глаз Бриттена.
В конце глаз к всеобщей радости превратился в портрет улыбающегося композитора.
Постановщики «Сна в летнюю ночь» любят ссылаться на польского критика Яна Котта, стремившегося освободить пьесу Шекспира от ореола, сообщённого ей романтиками и Мендельсоном в частности. Ян Котт заметил, что осёл, в которого влюбилась Титания, отнюдь не является олицетворением глупости или уродства. От античности до Ренессанса осёл связывался с сексуальной мощью и из всех четвероногих считался оснащённым в этом смысле наиболее щедро.
Царица эльфов и фей Титания увлекла этого осла на ложе из фиалок, дикого тмина, маргариток и мускатных роз. Поэтому в спектакле Шпульку снабдили не только ослиной головой и хвостом, но и прицепили ему соответствующее устройство с красной лампочкой на конце. Титания попела в него, как в микрофон, а потом исчезла вместе с ним под белой простынёй.
Красная лампочка просвечивала сквозь простыню.
Хайонг Ли звучала в этой партии холодно и властно, как настоящая жена представшего довольно жестоким Оберона (Лоуренс Заццо, царский контртенор). На поклонах они путались в неудобных длинных чёрных плащах (художница по костюмам Эс Девлин здесь не слишком удачно подражает Ёдзи Ямамото).
Образ Пака пришёл к Бриттену в Стокгольме. Там он видел детей-акробатов, поразивших его своей экстраординарной подвижностью, гибкостью и экспрессивной мимикой. Режиссёр прибавляет в сопровождающем тексте, что Пак не поёт, потому что он – подросток с ломающимся голосом (есть ли возраст у эльфов?). Поэтому неожиданностью оказалось увидеть в этой роли мужика (Жесси Инман), словно покрытого чёрной шерстью, сквозь которую просматривались как криминальная татуировка нарисованные на коже цветы.
Пак здесь стоит не только вне добра и зла, но и вне эстетических категорий.
Тем не менее, наблюдать за его кульбитами было увлекательно.
Юлия Мария Дан (Елена) такая красивая, что непонятно, как Деметрию удалось сразу в неё не влюбиться. С характерной для неё экспрессивной мимикой Дороття Ланг изображала Гермию. Обе афинские девы были одеты в стиле идеальных американских домохозяек шестидесятых годов прошлого века. Лирическому Олексию Пальчикову (Лизандр) противостоял, изображая умеренное любовное исступление, темпераментный и яркий Картал Карагедик (Деметрий).
Знаменитые бриттеновские мальчики-хористы (хормейстер Юрген Лун) сидели на стульях, подвешенных в воздухе на тонких канатах, и не шалили.
С подлинным юмором срежиссирована вставная завершающая пьеса «Пирам и Фисба», пародия на театральные условности и сюжеты.
Ив Абель, главный дирижёр Филармонического оркестра Северо-западной Германии и основатель Opéra Français de New York, выстроил этот спектакль практически безукоризненно: тонко, прозрачно, сбалансировано, с уважением и вниманием к хорошим голосам солистов. Тем самым он напомнил, что есть мгновения, когда и смертные бывают бессмертными. «Very Britisch», – говорили в зале, и не было никаких оснований не соглашаться.
Премьера спектакля состоялась 26 марта 2006 года
Фото: Brinkhoff-Mögenburg
