В рамках Международного фестиваля современного танца OPEN LOOK, который проходит в Санкт-Петербурге с 29 июня по 9 июля, состоится мировая премьера спектакля «Пензум», построенного на дневниковых записях венгерского поэта начала ХХ века Йожефа Аттилы. Делают спектакль венгерский хореограф Жозеф Надж, которого в прессе называют «самой загадочной личностью современного театра», и французская контрабасистка Жоэль Леандр, известная отечественной публике как один из самых интересных инструменталистов-импровизаторов.
Накануне премьеры Жоэль Леандр рассказала о спектакле, любви к джазу и творчеству С. Губайдулиной и Э. Денисова и своем творческом кредо.
— Как родился замысел спектакля?
— Замысел родился в результате сотрудничества с Жозефом Наджем, инициатор всех наших совместных проектов – он. Идея сделать такой спектакль исходила от него. Он хотел, чтобы на сцене были двое – он, и я, играющая на контрабасе. Это будет премьера, так что не знаю, чем всё это кончится. Основная фигура – поэт в маске, я ему аккомпанирую, тоже в маске. Это будет происходить 45–50 минут. Я даже сейчас не знаю точно хронометража – будет много импровизаций, ведь мы не исполняем спектакль, а сочиняем его, что предполагает минимум формальных правил и ограничений. Это должно быть приключением. Тем самым мы хотим привлечь внимание тех, кого во Франции называют «люди с улицы», надеемся, придёт много молодежи. Наш спектакль не для тех, кто считает, что танец – это только то, для чего писали музыку Стравинский или Чайковский.
— В России контрабас принято считать мужским инструментом.
— Во Франции также. На меня смотрят как на сумасшедшую: «Кто эта женщина, что она делает? Так не принято. Такого раньше не было. Контрабас – не женское дело». Ну и что, что не было, в искусстве всё должно меняться: формы, структура, цвета, концепция…
В 2017 году странно писать музыку, как это делали Моцарт или какой-нибудь великий русский композитор. Многое в музыку принес джаз – одно из главных и самых плодотворных направлений ХХ века. И контрабасисты заставили эволюционировать джаз. Слушатели ждали соло трубы, ждали соло саксофона, а теперь ждут соло контрабасиста.
Я счастлива, что, надеюсь, отчасти благодаря и мне контрабас стал более популярным инструментом. Для него стали больше писать. Я с детства много занималась, с девяти лет играю на контрабасе. Я получала образование наравне с мужчинами. В один прекрасный день я задалась вопросом: почему в музыке есть роли и правила? Почему их нельзя изменить?
— Слушаете ли вы современную популярную музыку?
— Нет, это не то, что может меня как-то заинтересовать. Клод Франсуа или Джонни Холидей – это не то, что мне нужно. У меня классическое образование, и я всегда слушала классическую музыку. Но от современности никуда не денешься. Ты включаешь радио, чтобы послушать новости, а там звучат какие-то песенки. Я начала учиться в консерватории в юном возрасте, и с тех пор практически ничего не слушала кроме классической музыки. И ещё очень много слушаю джазовых сочинений.
— Как складываются ваши отношения с русской музыкой?
— Я очень высоко ценю Эдисона Денисова. София Губайдулина – великий композитор. Она, кстати, очень много писала для струнных, в том числе для контрабаса. Это для меня особенно ценно. Раньше культурный обмен был не очень интенсивный, сейчас он больше. Русских музыкантов приглашают во Францию, и они приезжают, но пока не так часто, как хотелось бы.
У вас есть превосходный джазовый контрабасист мирового уровня – Владимир Волков. Я мечтаю играть с русскими музыкантами. В том числе в России. У вас экстраординарная публика, она полна любви. Несколько лет назад я выступала в Московском доме музыки и мечтаю туда вернуться. Это место, созданное для того, чтобы там рождалась музыка.
— У вас бывает эмоциональная усталость от музыки, когда не хочется ничего писать, играть и даже слушать?
— Это невозможно, мы ведь подписали контракт! Это как замужество, дорогой месье. У меня проекты до 2019 года расписаны: концерты, джазовые фестивали, резидентские проекты. Я сочиняю для десяти музыкантов. Я буду слушать и писать музыку до того момента, пока не помру.
— Во Франции государство поддерживает новую музыку?
— Во всех странах и во все времена представители художественного авангарда не получали щедрой поддержки. Это вопрос политический, ведь власть везде ориентируется на народ, на массовый вкус. А подлинное творчество – индивидуально, нешаблонно, не похоже ни на что другое, если мы хотим выразить главное: любовь, нежность, противоречия, сложность человеческой природы.
Общество не хочет индивидуальности. Всегда проще, когда все одинаково одеваются, едят одно и то же, даже думают одинаково. Чтобы быть индивидуальностью, надо много работать и терпеть. На это уходит вся жизнь. А уже потом мы признаём музыку Бетховена, Моцарта, Вагнера – индивидов, которые много работали. Это тяжёлый труд – создавать что-то своё. Я еще училась в Парижской Консерватории, когда уже начала думать в этом направлении, размышлять о своём собственном пути в музыке, о своём языке. Меня вело любопытство и моя вера, мои размышления.
— Вы входите в какие-то профессиональные объединения?
— Нет, и у меня есть причина для этого. Мы дали очень много власти композиторам, представителя академической музыки, для которых важнее всего партитура. Но есть и другая музыка. Есть фольклор, есть устная традиция, есть джаз. В XVIII–XX веках композиторы были также исполнителями: Лист играл на фортепиано, Шопен играл на фортепиано. Бах до того, как сочинять свои сонаты, импровизировал на органе. А теперь композитор на вершине, а исполнитель где-то внизу, куда только доносится: «Есть партитура. Тебе платят. Играй и заткнись».
Креативность заставили замолчать. Мы создали иерархию и отдали всю власть композиторам. Поэтому я приверженец джаза. Джаз – это музыка, где каждый играет что-то своё. У меня нет на лбу таблички, на которой написано: «Я – композитор». Я не думаю об этом, меня это не заботит. Я люблю контрабас, я много чего могу сказать благодаря этому инструменту здесь и сейчас, и меня не сильно волнует, издадут ли мою музыку, будут ли ее слушать через сто или двести лет.
— Великого баскетболиста Майкла Джордана на пике его карьеры спросили: «Что можно вам предложить, чтобы вы оставили баскетбол?» Он ответил: «Миллиард долларов и время, чтобы подумать над ответом на ваш вопрос». Что можно предложить вам, чтобы вы отказались от музыки?
— Я никогда не оставляю музыку, и нет такой цены, которую мне можно было бы предложить. Творческому человеку невозможно стать миллиардером. Моя цель – это не деньги. Моя цель – это свобода и любовь.
Беседу вели Сергей Князев и Оксана Васько
