«Это непередаваемое счастье — делиться тем, что ты умеешь и хочешь делать»
Динаре Алиевой всего 36. Уже семь лет она поет в Большом театре, в ее послужном списке роли Лю, Мими, Виолетты, Марфы, Розалинды, Иоланты. Десять лет назад началась и успешно продолжается международная карьера — Динара выступает в Берлине, Риге, Штутгарте, Вене, Лондоне, Франкфурте, Праге. Десятки концертов проходят с аншлагами в Москве, Петербурге, Баку.
Два года назад певица решила проводить свой собственный фестиваль «Opera Art». 7 марта стартовал уже второй по счету форум, состоящий из пяти концертов. Фестиваль продлится до 13 апреля. Динара Алиева рассказала Belcanto.ru о метаморфозах профессии, о встречах с интересными певцами, дирижерами, постановщиками и своем любимом начинании — фестивале «Opera Art».
— Динара, у вас высокая востребованность — поступают предложения от российских и зарубежных театров, постоянно какие-то благотворительные концерты, участие в фестивалях, а вы еще взвалили на себя художественное руководство собственным фестивалем. В этом году целых пять концертов в течение месяца! Откуда черпаете силы на все?
— Вы все правильно говорите про занятость. Так и есть. Но фестиваль – это другое и самое любимое. Кода я участвую в театральных постановках, я не могу ничего выбирать, я там часть команды. И работа эта очень мне нравится. Но помимо этого мне бы хотелось воплотить собственные замыслы, подарить слушателям те страницы оперного наследия, которые мне кажутся самыми прекрасными. Поделиться с моими поклонниками, всеми любителями оперы своими открытиями и восторгами от мира оперы.
Я много пою за рубежом, встречаю интересных певцов и дирижеров и всегда обидно, когда заканчивается проект, завершаются репетиции и спектакли и надо уезжать. Я про себя часто думаю: «Хочу показать этого баритона или тенора в Москве, выступить в дуэте с ним», — и в голове начинают крутиться идеи будущих концертов моего фестиваля. И как-то всегда получается, что мои партнеры тоже очень хотят выступить со мной «за пределами» тех мест, где мы уже завершили работу, и охотно приезжают на мой фестиваль.
— Назовите несколько имен или событий фестиваля, появление которых в Москве для вас особенно дорого.
— Я очень рада представить в Москве «Ласточку» Пуччини в исполнении Российского национального оркестра на открытии фестиваля 7 марта и «Трубадура» 6 апреля в исполнении оркестра Новой Оперы с израильским маэстро Даниэлем Ореном. «Ласточка» - это пока раритет для России, «Трубадур» также не часто звучит в Москве. Еще я очень жду праздничного гала-концерта к юбилею моего любимого педагога Светланы Григорьевны Нестеренко. Он состоится 23 марта и соберет вместе ее учеников. Свое участие уже подтвердили Екатерина Лехина, Ольга Гурякова, Марина Зятькова, Алексей Неклюдов и Александр Виноградов. В этот вечер певцы будут петь в сопровождении ГАСО имени Светланова.
— Вы помните ваше первое серьезное выступление в Москве? Оно было успешным?
— Это был сольный концерт в БЗК в 2006 году. Организаторы тогда пригласили много учащихся музыкальных школ. Успех был феноменальный. Мне даже писали письма с благодарностями за мой голос. Письма и потом писали после других концертов, особенно после программ с романсами. Я бы, может, не стала включать такую программу в новый фестиваль, но она будет по заказам слушателей. Те же Рахманинов и Чайковский, но выбор романсов будет другой.
— У вас настолько гармонично развивается карьера, что нет нужды спрашивать про начальные шаги. Вы учились у лучших педагогов в Баку, есть семья, которая помогала и поддерживала и продолжает это делать. Но не могу удержаться от вопроса об участие в опере «Трубадур» в Бакинской опере. Это же немыслимо, спеть Леонору так рано.
— Я сама не верю сейчас. Но то была реальность. Если тебя звали в театр, надо было прийти и петь сразу все, без скидки на возраст, актерский опыт. Я пела Виолетту и почти сразу предложили спеть Леонору, а дальше речь пошла про «Сельскую честь». Мне хотели доверить весь репертуар в Баку. Леонору я спела в 24 года. Но тогда же я поняла, что делаю ложные шаги в карьере. Я пела, расходуя природу голоса, не в силу мастерства, которое позволяет более рационально использовать то, что тебе дано. Леонора принесла мне первый успех и заставила прислушаться к себе, к своему голосу. Я поняла, что мне нужен творческий рост, и чтобы искать эти пути самосовершенствования дальше, а для этого надо уезжать из Баку и искать возможности работать в Москве, Петербурге, за рубежом.
— В Баку и сейчас так работают?
— Сейчас меняется ситуация, а тогда в начале 2000-х просто не было другого выбора. Театр работает по старой репертуарной схеме – в афише есть несколько названий, хороших названий, и есть труппа с минимумом приглашенных артистов. Поэтому все должны быть способны петь всё. Сейчас происходят сдвиги в лучшую сторону. Город стал современным и театр меняется, но это все происходит не быстро.
— Кто из азербайджанских педагогов оказал на вас особое влияние?
— Я училась у Хураман Касимовой, младшей из знаменитых сестер Касимовых. Они мне дали многое. Меня включали во все концерты, я участвовала в мастер-классах. Помню, как меня высоко оценила Монсеррат Кабалье. Я очень благодарна этим людям за все. Именно благодаря педагогам передо мной открылись перспективы, я поверила в себя и завоевала популярность в Баку.
— Когда вы почувствовали, что в вашей карьере произошел серьезный сдвиг?
— Наверное, когда нашла замечательного педагога Светлану Григорьевну Нестеренко уже в Москве, и когда начала петь в Большом театре. Но карьерный рост – это не совсем про меня и мои ощущения в профессии. Я люблю насыщенную жизнь, люблю гастролировать, уставать на работе, потом приезжать домой, быть с моей семьей, снова много работать, готовить новые роли, новые программы. Пожалуй, прошлый год как раз и был таким – насыщенным, трудным, интересным. Мне нравится мое состоянии готовности участвовать во всем, что связано с миром оперы.
— У вас в программе фестиваля не прозвучит немецкая музыка. Почему?
— Я думаю про следующие фестивали, чтобы добавить в камерную программу немецкий вечер. В этот раз основные рабочие языки – итальянский, русский, французский.
— Вы разве не поете на немецком?
— Пою. У меня даже был вечер в Рахманиновском зале с немецкими Lieder. Но ведь общеизвестно, что немецкий – сложный язык для пения, мало кому из певцов он удобен (за исключением, конечно, тех, для кого немецкий – родной). Мне, как и большинству, легче петь на итальянском и французском. Правда, эта языковая сложность с немецким в основном касается опер. А в камерной музыке немецкий, конечно, удивительно органичен.
— Ваш фестиваль проходит в консерватории, нашем лучшем московском зале, но здесь исключен театральный аспект. Вас это не смущает?
— Сложный вопрос. С другой стороны, я думаю, люди слегка устают от режиссерской продукции, в ней зачастую музыка отступает на второй план. А я хочу, чтобы музыка была в фокусе каждый вечер. Лично я не против режиссерского театра и много в нем работаю, но череда лысых Мими, умирающих от рака, Леонор, отправляющихся на войну, и Дездемон на свалке приедается. Иногда хочется остановиться и дать высказаться Мими и Дездемоне, чтобы актриса, певица рисовала образ героини так, как этот персонаж задумал композитор, а не переосмыслил режиссёр. А всё, что задумано композитором – в музыке, именно в партитуре заключены все постановочные решения.
— Вам пришлось участвовать в такой постановке, где Мими – раковая больная?
— Нет, я была Леонорой на войне, и не один раз.
— Если не ошибаюсь, осенью вы пели «Трубадура» на Фестивале Верди. Расскажите про эту вашу работу.
— Это ежегодный музыкальный фестиваль, который проходит в двух городах, связанных с Дж. Верди – Парме и Буссето. Новая продукция «Трубадура» итальянки Элизабетты Курир завершала фестиваль в Театре Regio di Parma. Элеонора в постановке Курир оказывается в эпицентре военных действий. Мне не очень понравилась идея режиссера, хотя ничего такого, что не хотелось бы делать, там не было. Сама Парма была такая красивая, прозрачная в октябре, а в театре темнота, туман, довольно мрачная атмосфера. Таких постановок сейчас много, они вполне в духе нашего времени.
Впрочем, запомнилась мне работа в Парме совсем другим. Дело в том, что на премьеры пармского фестиваля в полном составе приходят члены местного Клуба любителей Верди. Их 500 человек примерно, они носят золотые значки и могут похвастаться доскональным знанием партитур Верди, помнят в них каждую ноту. Из-за этих людей и, вообще, консервативных тенденций региона, выступления в Парме очень ответственны, гораздо более ответственны, чем в Ла Скала или Сан-Карло.
— А как они «работают» эти verdiani со значками?
— Они покупают билеты, занимают свои места и внимательно слушают. Аплодируют, если им нравится певец и все указания партитуры чётко соблюдены, но если что-то, по их мнению, пошло не так, эти люди встают со своих мест и что есть мочи вопят: «уберите этого тенора», «он не понимает, что он поет». И буквально забукивают певца.
— Вам тоже досталось?
— Нет, меня и певицу меццо-сопрано из Албании Энкелейзу Шкозу (исполняла Азучену — Прим. ред.) хорошо принимали. Когда я репетировала с маэстро Дзанетти, с ним был хороший контакт, и я совершенно забыла обо всех этих «тонкостях» Пармы. И вот наступает день премьеры, я пою свою выходную арию, раздаются аплодисменты, ухожу со сцены, и вдруг слышу невообразимый шум – оказалось, освистывают тенора. До конца спектакля все так и продолжалось. Мощный опыт.
— Я так понимаю, все оперы Верди в обязательном порядке идут в Парме только в полных авторских редакциях? С вашим спектаклем тоже было так?
— Конечно. Полная авторская версия. Для Леоноры, партии и без того непростой, трудность начинается в четвертом действии. Леонора выходит на сцену, поет, потом участвует в «Мизерере» и внезапно из мягкого удобного бельканто она переходит к агрессивному пассажу со стреттой «Tu vedrai che amore in terra». Эту стретту регулярно вырезают, но Дзанетти заставил спеть ее с репризой, то есть два раза подряд, а впереди эмоционально трудный дуэт с Ди Луной, встреча с Манрико и длительная сцена смерти Леоноры. Но пришлось петь, и это для меня была серьёзная проверка своих ресурсов.
И другая история там произошла. Тоже, к счастью, не совсем со мной, но свидетелем такого быть не просто. Я имею обыкновение петь вставные ноты, которые у Верди не написаны, но в традицию исполнения они вошли. Тебальди, Кабалье их вставляли в арии для красоты, для того, чтобы показать красоту тембра и другие технические возможности голоса.
Помните «беглый» ми бемоль в арии Виолетты «E strano», все примадонны его добавляют вопреки Верди. У Леоноры тоже такие ноты есть. Я уже рассказывала, что когда я приехала в Парму, совершенно забыла про местные строгости и на репетиции стала петь эти ноты. После репетиции ко мне подошел дирижер Массимо Дзанетти и сказал: «Динара, я не советую вам что-то добавлять, у вас красиво получается. Но лучше не надо, здесь это не любят». Я глубоко задумалась, не спала ночь, но на утро все-таки сказала Дзанетти, что буду петь, как я привыкла. И я выиграла этот раунд, спела и не вызвала возмущения. А это много стоит, позволить такую вольность в нетерпящей отступлений Парме! До сих пор испытываю даже от воспоминаний сильные впечатления.
— Как пармские пуристы приняли режиссера?
— Освистали и режиссера, и других членов постановочной бригады. Честно говоря, я впервые в своей жизни пережила подобное. И хотя ко мне лично претензий не было, шок был сильный. Зато теперь можно свободно петь в любом итальянском театре. Пармское одобрение – это путевка в жизнь.
— Вам приходилось отказываться от постановки, если она не нравилась?
— Отказываться, в целом, мне всегда не хочется, особенно если речь идет о новой роли. Но случалось и отвечать отказом. Это было связано с режиссёрской концепцией спектакля, которую я никак не могла принять… И я просто не подписывала контракт.
— В итоге не будете пока петь Дездемону?
— Буду петь во Франкфурте-на-Майне в следующем сезоне, уже есть контракт, там хороший театр, я уже в нем выступала. Но постановка тоже будет совсем новой.
— Были случаи в вашей карьере, чтобы вам безоговорочно нравилась продукция?
— На сегодняшний момент мой любимец – аргентинский режиссер и художник Хуго де Ана. Он много лет подряд ставил спектакля для Арена ди Верона, и, вообще, специализируется по большим площадкам. Я встретилась с ним в Пекине на «Русалке» Дворжака. Это нереально красивая, дизайнерская постановка, но режиссер не ограничивается сценографией, он долго работал над мизансценами. И концепция режиссерская у него была интересная – принц и отец Русалки стали сугубо отрицательными персонажами, мучителями.
— Я помню историю, как вы неожиданно спели Татьяну во время гастролей Латвийской Оперы в Большом театре. Откуда вы знали редакцию Жагарса?
— Это действительно очень авантюрный эпизод в моей жизни, даже больше чем кажется. Редакцию я хорошо знала, так как пела ее раньше, и с самим Андреасом Жагарсом у меня были прекрасные отношения. Но колорит в другом. Оба спектакля должна была петь Кристина Ополайс. Я и знать не знала о гастролях, так как отдыхала с семьей в Вене, моему маленькому сыну было всего 2 месяца. И вдруг звонок от Жагарса с просьбой заменить заболевшую Кристину. Я кинулась в Москву, пришла к педагогу. Она увидела меня и сказала: «Ты сумасшедшая». Но у меня в голове было свое – надо выручить театр и режиссёра. Вышла и спела. И отзывы в прессе были в итоге доброжелательные.
— Вам нравится эта версия Жагарса, где Татьяне снится эротический сон с голым Онегиным, вылезающим из шубы?
— Да, это очень остроумный спектакль. Мне нравятся многие работы Андреаса Жагарса, его острая театральность. Очень умный и комфортный для меня режиссер. Я познакомилась с ним в Клагенфурте в Австрии. Это был мой первый серьезный зарубежный контракт. Андреас Жагарс ставил к столетнему юбилею театра «Трубадура». Мы очень с ним подружились. Жалко только, что я не так часто могла участвовать в его постановках, трудно было соотнести графики.
— Что вам больше всего нравится в профессии певицы?
— Встречи с людьми, которые любят то же самое, что и ты, любят оперу и готовы с головой нырять в работу. Вы спрашивали, зачем мне дополнительная нагрузка в виде фестиваля. Как раз для организации таких встреч. Я пережила незабываемые ощущения, когда работала с Даниэлем Ореном над «Трубадуром» в Италии и Израиле, и сейчас он выступит в Москве со мной и моими замечательными коллегами. Это непередаваемое счастье – делиться тем, что ты умеешь и хочешь делать.
Беседовала Екатерина Беляева
