«Пиковая дама» в Гамбургской опере
Все постановки Вилли Декера похожи друг на друга, как квадраты и кубики. Пустая сцена, где стоит кресло или диван, абстрактные персонажи в одинаковых костюмах. Не является исключением и «Пиковая дама», поставленная этим известным режиссёром в Гамбурге в 2003 году.
«Я всегда любил русскую культуру, обожаю Достоевского, Чехова и Толстого…, ну а Чайковский — это один из моих богов», — делится Вилли Декер в одном из своих интервью. Любовь к Чайковскому выразилась в создании сценической атмосферы, призванной передать давление и притягательность всегда выигрывающей смерти, но на деле оказавшейся невыносимо скучной.
Что касается хронотопа — то, разумеется, вечность и бесконечность.
Фижмы, турнюры, серые мундиры с зелёными лампасами, блёкло прочерченная достоевская линия и карты, карты, карты.
Герман у немецкого тенора Торстена Керля вышел невыразительным: без энергии тайных мечтаний и непреклонных желаний, без напора и ярости саморазрушения. Драматического напряжения в его пении не хватало настолько, что мои знакомые, пришедшие слушать «Пиковую даму» впервые, даже не поняли, что в конце первой картины в душе у героя разразилась гроза.
Пока Елецкий (Алексей Богданчиков) точно, плавно, сдержанно и прочувствованно объяснялся Лизе в безмерной любви,
Герман метался у него за спиной в костюме Пьеро, как беспокойный клоун.
Лиза (Барбара Хавеман) и Полина (Мария Маркина) совсем не запомнились. Было не совсем непонятно, кто эти неразличимые женщины в застёгнутых наглухо тёмных платьях.
Ренате Бехль (Графиня) оказалась единственной, у кого в этом спектакле была настоящая роль. Томные обертона в нижнем регистре её голоса лучше огромного портрета Греты Гарбо рассказали о том, чем когда-то пленился граф Сен-Жермен.
Сквозь общую серость постановки удалось пробиться также Владимиру Байкову (Томский), напомнившему, что в опере действуют люди с тёплой живой кровью, а не рассудочные схемы.
В хоровых номерах всё смешалось ещё больше, чем в доме Облонских.
Каждый раз удивляет, насколько по-разному оркестр Гамбургской оперы звучит в зависимости от дирижёра. С Грегором Бюхлем это было лёгкое естественное звучание, ненавязчивое, как жизнь. Но звук словно с трудом пробивался сквозь воздух в зале, так, что хотелось пересесть поближе к яме.
На балу, где правит смерть, пастораль «Искренность пастушки» неуместна, её исключили. Зато вынесли гробик.
Сидя в баре после спектакля, равнодушно пронаблюдала в окно, как мимо прошли люди в точно таких же костюмах, как фантасмагорические бальные гости: парочка «скелетов» с косами — очередной то ли карнавал, то ли демонстрация. Только карнавалы интереснее, чем постановки Вилли Декера.
Спектакль 16 Октября 2016 года
Фото: © Beu
