О московском концерте Даниэлы Барчеллоны
В зале Чайковского состоялся российский дебют итальянской певицы Даниэлы Барчеллоны, который обрадовал двумя открытиями: до сих пор в мире появляются вокальные самородки; а концерт — самый адекватный формат для наслаждения их искусством.
Несмотря на то что мировой оперный рынок сегодня перенасыщен, появление вокальных див — очень большая редкость. По-настоящему красивый голос дается природой, существует как естественная, в принципе не зависящая от воспитания данность и подразумевает, что среда и судьба будут его хранить. Однако современное оперное производство, похожее на безостановочный конвейер, истинной красоте противопоказано: красота живет в своем неспешном ритме. Поэтому Барчеллона — в том виде, в каком она впервые предстала в Москве в Концертном зале им. П.И. Чайковского, — кажется прилетевшей с другой планеты.
Планета эта — ранний романтизм, эпоха итальянского бельканто, короткий (1810 —1830-е гг.), но дивный фрагмент четырехвековой истории оперы. Картина мира уже потеряла барочную устойчивость, но художники, еще умея обуздать внутренний пламень, выражали драматическое чрезвычайно изящно: чувство гармонии присутствовало всегда — даже тогда, когда героиня страдала или гибла. Бельканто — золотая пора устойчивости в опере, где вдохновленный примадонной гений строчил одну за другой лирические драмы, в центре которых парила женская душа. Часто — в мужском обличье: нежно-меланхолических героев бельканто пели тоже женщины. Или — андрогины: колоратурное меццо-сопрано, топ-голос бельканто — это как раз сочетание-смешение двух гендерных полюсов: нежности и силы, мягкости и блеска, меланхолии и целеустремленности.
Даниэла Барчеллона, у которой в репертуаре 17 ролей Россини, как женских, так и мужских, это качество несет в себе. Внешне она — типичная оперная примадонна, красивая и щедрая, постоянно излучающая свою природную роскошь. Едва она начинает петь, убирая до поры до времени свой большой, но мягкий голос, как в перспективе уже видно все грандиозное здание моносцены — не просто арии, но полноценного высказывания со своей драматургией.
Серьезные моносцены стиля бельканто стандартны по композиции: очень медленный и затаенный речитатив с репликами, перемежаемыми оркестром (вступление), спокойная, льющаяся, свободная кантилена (основная часть), наконец, стремительное заключение (presto с колоратурами, от которых у публики — но не у певицы — перехватывает дыхание). Три части — это три стадии истории души: рождение мысли, кристаллизация, вывод. Вот эту только на первый взгляд простую последовательность Барчеллона воплощает идеально, понимая, кажется, с рождения, зачем она это делает: затем, чтобы показать разные состояния, возможности и грани своего дивного голоса, который, как и всякую роскошь, надо потреблять постепенно, оттягивая главное наслаждение к коде.
Этот вокальный вечер нес высокий энергетический заряд. Хотя партнер Барчеллоны — Академический симфонический оркестр Московской филармонии — здесь оказался вроде как ни при чем. Даже с приехавшим вместе с Барчеллоной итальянским дирижером Алессандро Витьелло он все равно тащился за ней, как прицеп за тягачом. Интересен был концерт и с точки зрения репертуара: ни Россини, ни Доницетти, ни автор позднего французского романтизма Сен-Санс (знаменитейшая ария Далилы), ни почти верист, итальянец Чилеа (ария принцессы Буйонской из «Адриенны Лекуврер») не являются героями нашей культурной жизни. Живьем послушать их музыку — по сути, завести с ней настоящее знакомство.
Но все же центром притяжения вечера оказался сам голос Барчеллоны, имеющий способность раскрываться постепенно, его тембр, ощущения от которого кажутся бесконечными. Собственно, это стабильное чудо продолжительностью в два отделения и стало главным смыслом визита итальянки. Слушая ее, понимаешь, что существуют явления, превосходящие рядовые человеческие представления.
Марина Борисова, openspace.ru
