«Спартаку» Большого театра почти 45. Несмотря на небольшой по балетным меркам возраст, это уже классика. Несмотря на большой по театральным меркам возраст, спектакль еще жив и актуален. Это подтвердил октябрьский цикл «Спартаков» на сцене Большого, из которых один спектакль был показан в кинотеатрах всего мира и в интернете, а другой запомнился из-за тандема приглашенных солистов — Ивана Васильева и Игоря Зеленского.
Трансляция стала звездным часом Михаила Лобухина — Спартака.
Этот замечательный артист, обладатель редкого на сегодня амплуа героического танцовщика, бывший солист Мариинского театра, станцевал в роли, ради которой он покинул свой родной театр: возможность исполнить Спартака на сцене Большого для героиков — заветная мечта. Свою роль Лобухин сделал в традициях первого исполнителя титульной партии — Владимира Васильева: Спартак Лобухина — вождь в силу своего интеллекта и совести.
В трансляции не менее «громко» прозвучал дуэт главных злодеев балета: Красса — Владислава Лантратова и Эгины — Светланы Захаровой.
Исключительную красоту и созвучие этой пары помогли оценить крупные планы.
Захарова, танцующая преимущественно классику, в Эгине продемонстрировала свой роскошный графический талант, столь мало востребованный в ее традиционном репертуаре. Владислав Лантратов (о его дебюте в этой роли Belcanto.ru писал в мае), в классике традиционный «принц», не обладающий запоминающимся личностным стилем, своим Крассом совершил качественный прорыв — его свежее и ни на кого из предшественников не похожее новейшее издание Красса (молодого, амбициозного, взрослеющего на глазах) обнаружило оригинальный актерский дар и танцевальную убедительность.
Но речь не о трансляции, а о спектакле накануне — 19 октября, не менее любопытном. В первую очередь, возвращением Ивана Васильева.
Лучший Спартак Большого последнего призыва почти два года назад совершил «прыжок к свободе» — уволился из театра ради международной карьеры, причем свой уход из труппы Иван сопроводил фразой, что он не хотел бы умереть в костюме Спартака.
Свободу Иван получил: должность штатного премьера Михайловского театра в Санкт-Петербурге не ограничивает его передвижения по миру и работу в других театрах. Основное время после увольнения из Большого Васильев делит между тремя труппами: Михайловским, Американским театром балета и Ла Скала. За два года он станцевал много новых ролей, но не нашел балетмейстера более близкого характеру его дарования, чем Григорович.
Этот танцовщик с гипертрофированной мускулатурой, мощным прыжком и столь же мощной самоотдачей, сжиганием себя на сцене — идеальный танцовщик Григоровича.
Правда, Иван Васильев все время стремится доказать всему миру, что он не только Спартак, Базиль или Фродонсо, но и принц, граф, etc... но фактура и психофизика этому сопротивляются. За границей, куда устремился наш герой в поисках расширения репертуара, его не видят в ролях балетных аристократов, а в самом престижном из театров, где он работает — Американском балетном, он редко появляется даже в главных ролях. В классике, где основной спрос на балетных принцев, сейчас востребованы высокие танцовщики с удлиненными линиями, Иван — то, что называется, вне формата. А вот в спектаклях Григоровича он — дома.
Хотя в самом Большом он теперь в гостях — вопрос с гостевым контрактом Васильева, покинувшего труппу в разгар сезона, решался довольно долго, предыдущий директор никак не мог простить своим любимым танцовщикам — Васильеву и Осиповой — внезапный уход из театра.
В октябре Иван Васильев вернулся на сцену Большого в качестве приглашенного солиста. Станцевав свои «коронки» — (конечно же) Базиля и (конечно же) Спартака.
Васильев — своего рода феномен, он танцует Спартака, эту тяжелейшую по нагрузкам партию, с 18 лет
(роль создавалась на куда более зрелых артистов), дебют его состоялся в юбилейном спектакле, посвященном 40-летию этого балета (правда, он станцевал только одно действие).
В то время в Большом наблюдался дефицит героических танцовщиков — преждевременно сошли Клевцов и Белоголовцев, Матвиенко «летал» от труппы к труппе, и, по большому счету, Спартак у Матвиенко был ролью проходной: танцевальной мощи и темперамента для этой роли ему не хватало.
Юный Васильев, в первый раз вышедший на сцену даже не в полном спектакле, а только в одном действии, сделал заявку на то, что в ближайшее десятилетие у Большого театра с настоящим Спартаком проблем не будет. И действительно, «Спартак» с Иваном Васильевым как будто обрел свое второе дыхание, заставив вспомнить первое, легендарное, поколение Спартаков 60-х — 70-х. Но не своего однофамильца Владимира Васильева, а его антиподов — Михаила Лавровского и Юрия Владимирова (педагога Ивана в Большом), стихийное бунтарство и страстность первого и мужественную, мощную манеру танца второго. Но при этом он не повторял их.
Появился иной Спартак — юный герой, типичный варвар — т.е. человек, никогда не знавший неравенства и власти над собой и поэтому физиологически не способный переносить рабство.
Вождь не в силу своих интеллектуальных способностей, он встал во главе восстания как харизматичная личность, как самый яростный и отчаянный среди своих товарищей. Юность и искренность, заразительность и высокая самоотдача, необыкновенные физические возможности и героическая подача движений, не свойственные большинству балетных танцовщиков последнего двадцатилетия, сделали Спартака Васильева уникальным явлением. Костюм Спартака сел на нем как влитой.
Но решить проблему на десять лет вперед у Большого не получилось. Костюм Спартака стал артисту тесен.
Тем интересней было возвращение Ивана Васильева в спектакль после двух лет свободы.
Было видно, как соскучился Иван по этой роли и как ему подходит большая сцена
(артист танцевал Спартака в то время, когда историческое здание было на ремонте). Он вложил в свое возвращение всю накопленную им энергию и страсть, все свое заматеревшее танцевальное мастерство, мощь прыжка и ярость вращений. Он повзрослел — вернулся к Спартаку уже не мальчиком, но мужем, представ лидером восставших уже не в силу врожденной пассионарности, а сознательной воли.
Парадоксальным образом грим, наложенный Ивану в этом «Спартаке», сделал его внешне южанином, что в сочетании с горячим темпераментом приобрело очень современное и выходящее за рамки балета звучание. Так, когда-то в 80-х, накануне распада Советского Союза, Спартак Ирека Мухамедова, предложившего самый жесткий актерский рисунок для этой роли за все время существования этого балета, предвосхищал эпоху полевых командиров, тогда как Красс и Ко олицетворяли великую, но застывшую и не способную к развитию государственность.
Сегодня витальность, революционный настрой и убежденность в своей правоте (если не сказать, фанатизм) Спартака Ивана Васильева заставляют вспомнить третий мир, сопротивляющийся американской и европейской гегемонии.
Эту тему поддержал и артист, станцевавший в этом же спектакле партию Красса. Игорь Зеленский — артист с мировым именем, на сегодня руководитель балета двух российских театров (Московского имени Станиславского и Новосибирского) и танцовщик совсем другого поколения.
Васильеву — 23 года, а Зеленскому — 44, он танцевал в Мариинском театре, где «Спартак» не шел, а став худруком Новосибирского балета, он стал танцевать Красса, где этот спектакль был поставлен еще в 1977 г. и возобновлен в 1991 г., но лишь сейчас добрался до «цитадели», где этот спектакль родился и бессменно идет сорок пятый год.
Балет жесток к возрасту танцовщиков, а хореография Григоровича — беспощадна, она требует гипервыносливости и силы.
Конечно, хотелось бы увидеть Зеленского в этой партии хотя бы лет на пять пораньше. Разумеется, некорректно сравнивать его с танцовщиком почти на 10 или 20 лет его моложе, например, с тем же Лантратовым, на сегодня эталонно танцующим эту партию, хотя физика Зеленского все равно остается уникальной.
Конечно, прыжок, что называется, «ушёл» и акробатические поддержки ему делать трудно — возраст и застарелые травмы дают себя знать, но какие-то элементы текста он делал исключительно эстетично — помогала природная растяжка, фирменная эластичность движений, красивые линии и чувство позы.
От опытных актеров ждешь не технической безупречности, а интересного актерского прочтения знакомого и привычного. И этот расчет оказался верным.
Красс у Зеленского получился не похожим ни на кого из предшественников: старый «тигр», искушенный и пресыщенный, высокомерный, рассудочный, не подверженный сильным эмоциям.
Для него Эгина — сначала престижный эскорт, потом соратница, а борьба со Спартаком — способ встряхнуть с себя расслабляющее влияние праздности и войти в тонус, обнажая железную хватку, от которой врагу не уйти живым.
Зеленский не стал гримироваться под римлянина, прикрывать собственные поредевшие волосы кудрявым париком, покрывать лицо густым балетным гримом и наращивать римскую горбинку на нос, он остался узнаваемым — Игорем Зеленским, типажно близким к европейцу скандинавского типа.
Из исторического Красса, победителя Спартака, проглядывал наш современник, человек, обремененный властью,
причем, иногда вспоминалось, что он не только артист, но и руководитель сразу двух известных балетных трупп.
Разница в возрасте в два десятка лет и темпераменте (огненном у Васильева и невозмутимом у Зеленского), экстерьерный контраст (европеец — представитель Севера и варвар — представитель Юга) и контрастное сценическое поведение (скупое, расчетливое у Зеленского и щедрое и самозабвенное у Васильева) сделали этот спектакль штучным и перевели его в актуальное, выходящее за рамки балета на историческую тему, измерение.
Не так ли стареющая европейская цивилизация, сейчас доминирующая над всем миром, испытывает вторжение молодых народов?
Скучающая, по большому счету утратившая интерес к жизни и потерявшая скрепляющую цивилизацию веру, она всё еще способна управлять этими народами — подкармливать, манипулировать, давать хлеб и зрелища, а если понадобится, мобилизоваться и нанести ответный удар.
На фото: Иван Васильев — Спартак (предоставлено пресс-службой театра)
