Хотя премьера балета Сергея Прокофьева «Золушка» прошла в Москве (Большой театр на пять месяцев опередил Кировский с премьерой, представив спектакль в ноябре 1945 года, в то время как в Ленинграде он прошел в апреле 1946-го), прописка у сюжета остается питерской.
Самую первую «Золушку» поставил в 1890 году на сцене Мариинского театра Мариус Петипа — в виде очень складного и выразительного па-де-де Золушки и Принца Фортюне, которые появлялись на свадьбе Авроры в «Спящей красавице» и танцевали эпизод с туфелькой. Хотя балет Прокофьева почти никакого отношения к туфелькам не имел, факты остаются фактами.
В 1940 году, после головокружительного успеха «Ромео и Джульетты» в Ленинграде, композитор принял решение «сделать» для этого театра еще один балет. Именно сделать, а не просто сочинить музыку и закрыть глаза на постановочный процесс.
Главной героиней он хотел, как и в «Ромео и Джульетте», видеть Галину Уланову.
Та познакомила его с драматургом Юрием Слонимским, который пришел на встречу с Прокофьевым с готовым сценарием в руках. Но Прокофьеву текст категорически не понравился.
Он дерзко ответил Слонимскому:
«Балетные ворчат, что у меня в "Ромео" мало танцев. Это потому, что они привыкли считать танцами только галопы, польки, вальсы, мазурки, вариации. Я не против традиционных балетных форм. Думаете, я не могу их сочинять? Могу. Но не хочу. Сочинить легко по-старому. А нужно делать по-новому. Да и в балетах Чайковского не только танцуют, но иногда просто ходят по сцене. Почему вы на это не жалуетесь? А у меня, кстати, все нужно танцевать. Нужно и можно... Жаль, что нет сюжета, в котором я доказал бы, как можно по-современному сочинять вальсы, польки, вариации и т.п. Ваш сюжет для этого не годится: он требует лишь подражания Чайковскому!»
Позже Прокофьев взял в соавторы либретто драматурга Николая Волкова, который в основу своего либретто положил сказку Шарля Перро. Прокофьеву показалось, что в тексте недостаточно гротеска и эмоционального напряжения.
Композитор незначительно видоизменил либретто, приблизив его к русскому эквиваленту «Золушки» — сказке «Маша-чернушка».
Хореографом должен был стать Вахтанг Чабукиани.
К марту 1941 года у Прокофьева уже было в наличии 50 процентов музыки к балету. После истории с Лавровским, который вел себя с Прокофьевым достаточно дерзко (если учесть, что Прокофьев уже был мировой знаменитостью, а Лавровский — начинающим балетмейстером),
композитор общался с постановщиком в ультимативной манере.
Во время одной из встреч с Чабукиани Прокофьев поставил на рояль метроном и сказал хореографу:
«Теперь извольте протанцевать весь второй акт. И помните только одно — пока я не написал музыку, можете менять какие угодно хореографические рисунки, но когда я музыку напишу, то не переделаю ни одной ноты».
22 июня началась война, премьера «Золушки» была отложена. Театр отправился в эвакуацию в Пермь, куда из Алма-Аты перебрался и Прокофьев. В августе должны были начаться репетиции — Прокофьев рассчитывал закончить к этому времени клавир. Теперь «Золушку» ставил не Чабукиани, а Константин Сергеев. Однако постановка снова была отложена. В условиях эвакуации театр не мог осуществить полномасштабную постановку.
Весной 1944 года Прокофьев оркеструет «Золушку».
Он окрылен возможностью постановки спектакля сразу в двух театрах — московском (в хореографии Ростислава Захарова и оформлении Петра Вильямса) и ленинградском (Константин Сергеев и Борис Эрдман).
Он выступил в эфире московского радио и рассказал о своей концепции балета:
«Сказка о Золушке встречается в различных странах, у многих народов... автор сценария и я внимательно отнеслись к драматической стороне балета. Нам хотелось, чтобы действующие лица были настоящими, живыми, и чтобы их горести и радости не оставляли зрителя равнодушным... Музыка связана в большей степени с классической, чем с современной балетной традицией. В ней много вариаций, па-де-де, Адажио, три вальса, гавот, мазурка...».
Перед московской премьерой репетицию посетили члены Комитета по делам искусств. В целом новый балет был одобрен, но в оркестровку велели внести изменения. Прокофьев воспротивился, и тогда против его воли изменения внес артист оркестра Большого театра, ударник Борис Погребов.
Бездарная оркестровка превратила балет в тяжеловесное монументальное полотно.
Прокофьев был уже слишком болен, чтобы сопротивляться. Врачи вообще не советовали ему ехать на премьеру. Но он все-таки преодолел недуг и посетил премьеру в Большом по частям — по акту за вечер.
В Ленинграде спектаклем дирижировал Борис Хайкин в авторской оркестровке. Но Прокофьев не смог проверить, действительно ли она была авторской, узнав об этом лишь со слов Хайкина.
В 1952 году Большой театр пригласил композитора на обсуждение по возобновлению «Золушки» в оригинальной оркестровке, но Прокофьев не захотел принимать участие в этом мероприятии. В Большом так и не вернулись к авторской оркестровке вплоть до 2005 года.
Между тем обе первые «Золушки» — московская и питерская — прожили легендарную жизнь.
Ростислав Захаров, как только получил ноты, в рекордные сроки поставил трехактный балет. Премьера спектакля состоялась уже осенью 1945 года.
Захаров был очень способным и скоростным балетмейстером, который ставил не по книжечке, а прямо на артистов в зале. Он очень хорошо чувствовал балетную конъюнктуру и ориентировался в традиционных балетных формах. Понятно, что он не учел в силу времени и в силу своего слишком прямолинейного дара одной вещи —
несмотря на кажущуюся классичность и традиционность партитуры «Золушки», она была новаторской и требовала новой формы.
Но кто тогда думал о формах? Советский народ одержал великую победу и нуждался в поощрительном балете-феерии, где бы очевидное добро торжествовало над очевидным злом, и обязательно с бальными танцами, белыми платьями, волшебными декорациями, зеркалами...
С этим заданием Захаров и Петр Вильямс, самый изящный и самый волшебный художник-реалист московской сцены 1940-х, справились с лихвой. И балерина нашлась для воплощения искрометной идеи добра — Ольга Лепешинская, исполняющая уверенные и крепкие прыжки по кругу в самой известной вариации Золушки.
Танец другой балерины, более тонкого и сложного душевного строя, Галины Улановой — она вышла во втором спектакле, прямо на премьере (во всяком случае, так рассказывают очевидцы) вскрыл все противоречия музыки и «правильных» танцев.
Улановой было неловко, неуютно в этой «Золушке».
Зато для дарования Марины Семёновой не существовало неудачных ролей. Она вышла лишь в третьем спектакле, как и остальные исполнительницы — с метлой, дурацкой прической и в коротеньком платьице, но она совсем не походила на Тоську из кинофильма «Девчата»; в Золушке-Семёновой угадывалась будущая кинодива, королева, переживающая трудное детство. Как только появлялась Семёнова, зритель отключался от повседневных забот и сопереживал прекрасной героине, для которой примерка платья и туфелек не менее значительны, чем приключение с принцем во дворце.
Слава захаровской «Золушки» достигла апогея, когда взошла звезда Раисы Стручковой,
которая вместе с Геннадием Ледяхом (Принцем) рассказывала самую правдивую историю бедной голодной девочки, которая мечтала о простом человеческом счастье и в финале получила его (это была искренняя история балерины Стручковой). Раиса Степановна была самой бесстрашной балериной Большого, легко взлетала на руки партнеру и стремительно падала вниз головой, победно простирая руки над полом. Это была ее хореография и ее время — время надежных партнеров, крепких поддержек, высоких полетов в вихре вальсов (основная тема Прокофьева и Захарова).
Спектакль давали в Большом около 300 раз, он вышел из репертуара только в 1973 году.
Спектакль же Константина Сергеева, благодаря участию Наталии Дудинской, а потом Наталии Макаровой, никаких ассоциаций с победой не вызвал, его даже называли «декадентским». Очень ажурный и прозрачный, он был намеренно абстрактно оформлен. Дудинская следовала за музыкой, пропевая руками нюансы, Макарова в роли сестры Кривляки играла сюжет про избалованную девочку: прозрачные кофточки, киношные позы богатой лентяйки, одним словом, напоминала девушку с обложки американского журнала (а когда Наташа вышла в главной роли, то типаж все равно не слишком изменился).
Свою «Золушку» выпустил Рудольф Нуреев в 1986 году в Парижской опере.
Он повторил историю о бедной девочке, влюбленной в кинематограф и нечаянно ставшей голливудской звездой. Чем не история про коллегу «невозвращенку» Макарову! Балет Нуреева бережно сохраняется в афише Парижской оперы, а спектакль Сергеева живет в репертуаре Вагановского училища.
Еще одна «Золушка» стала почти легендарной (1948) — балет сэра Фредерика Аштона на сцене Ковент-Гардена.
Продолжатель традиции Леонида Мясина, сам скорее характерный танцовщик, нежели лирик, Аштон увлекался и разрабатывал мужской танец. В его балете Мачеху и Сестер танцуют мужчины, загримированные под женщин, причем танцы их весьма изощренны. Одну из сестер танцевал сам хореограф, а вторую не менее знаменитый артист — Роберт Хелпман. Британская королева ходила на эти спектакли, чтобы развеять скуку и от души посмеяться.
Среди концептуальных «Золушек» нашего времени — спектакль Маги Марэн в Лионской опере (1985),
где персонажи превращены в злых кукол-пупсов, философский балет Джона Ноймайера (1992) о героях-аутсайдерах, которые, прежде чем соединиться, проходят длительный путь поисков самих себя. Ноймайера насторожило время написания музыки — 1943-1944 гг., и постоянное присутствие темы агрессии в партитуре. В итоге он отказался от временных поисков и сказочных подробностей, превратив историю в притчу о преодолении человеком боли и горя своими силами и нежданной встрече и помощи со стороны.
Юрий Посохов вместе с Юрием Борисовым и Х.-Д. Шаалем поставили в Большом театре «Золушку» с оглядкой на увлечение Прокофьева астрономией.
После версии Константина Сергеева новая «Золушка» пришла в Мариинский в 2002 году.
Ее поставил лучший российский хореограф Алексей Ратманский. Реалия его балета — тоталитарный город, проглатывающий индивидуальность.
Опубликовано в буклете XXI фестиваля «Звёзды белых ночей»
На фото: балет «Золушка» в хореографии Алексея Ратманского
7, 8, 18, 19 июня. «Золушка» в постановке Алексея Ратманского на сцене Мариинского театра
